Сравнительная характеристика моцарта и сальери в таблице. Портретная характеристика моцарта и сальери

Ответ оставил Гость

МОЦАРТ - центральный персонаж трагедии А.С.Пушкина «Моцарт и Сальери» (1830). Пушкинский М. столь же далек от реального Вольфганга Амадея Моцарта (1756-1791), сколь и весь сюжет трагедии, основанный на легенде (ныне опровергнутой), будто Моцарт был отравлен Антонио Сальери, питавшим к нему жгучую зависть. Известен комментарий Пушкина, касающийся интриги трагедии: «Завистник, который мог освистать «Дон Жуана», мог отравить его творца». В этом высказывании ключевым словом является гипотетическое «мог», указывающее на художественный вымысел. Подобное указание содержится в «ошибках» Пушкина относительно моцартов-ских произведений, упоминаемых в трагедии (например, после слов «слепой скрыпач в трактире разыгрывал voi che sapete» следует ремарка «старик играет арию из Дон-Жуана»; в действительности это строка арии Керубино из «Свадьбы Фигаро»). Независимо от происхождения подобных ошибок (случайны они или преднамеренны), эффект, создаваемый ими, дезавуирует документальность изображаемого. Образ М. представлен в трагедии двояко: непосредственно в действии и в монологах Сальери, который только и думает о нем, оставаясь наедине с самим собой, разъедаемый завистью к «гуляке праздному», озаренному бессмертным гением «не в награду» за труды и усердие. М., каким он явлен в действии, близок словесному портрету, составленному Сальери. Он и гуляка, и «безумец», музыкант, творящий спонтанно, без каких-либо умственных усилий. У М. нет и тени гордости относительно своего гения, нет ощущения собственного избранничества, которое переполняет Сальери («Я избран…»). Патетические слова Сальери: «Ты, Моцарт, бог» - он парирует иронической репликой, что «божество мое проголодалось». М. столь щедр к людям, что готов видеть гениев чуть ли не в каждом: и в Сальери, и в Бомарше, а за компанию и в себе самом. Даже нелепый уличный скрипач в глазах М. чудо: ему чудно от этой игры, Сальери - чудно воодушевление М. презренным фигляром. Щедрость М. сродни его простодушию и детской доверчивости. Детское в пушкинском М. не имеет ничего общего с манерной ребячливостью героя модной в 80-е годы пьесы П.Шеффера «Амадей», в которой М. был выведен капризным и вздорным ребенком, досаждающим грубостью и дурными манерами. У Пушкина М. по-детски открыт и безыскусен. Примечательная особенность - у М. отсутствуют реплики-апарте, произносимые «в сторону» и выражающие обычно «задние мысли». Таких мыслей у М. нет в отношении Сальери, и он, разумеется, не подозревает, что поднесенная тем «чаша дружбы» отравлена. В образе М. нашел выражение пушкинский идеал «прямого поэта», который «сетует душой на пышных играх Мельпомены и улыбается забаве площадной и вольности лубочной сцены». Именно «прямому поэту» в лице М. дарована высшая мудрость, что «…гений и злодейство - две вещи несовместные» - истина, которую так и не понял Сальери.

Нельзя сказать, что сюжет основывается на вымысле Пушкина. Но и реальным историческим фактом отравление одного композитора другим тоже не является. Этот сюжет основан на журнальных сплетнях. Зная, как эти сплетни формируются, можно предположить, что некое журнальное издание в Австрии, желая приобрести популярность, написало о том, что Сальери отравил Моцарта. Другие журналисты подхватили и раздули эту «сенсацию» до невероятных размеров. Известно только, что несчастный Сальери на протяжении долгих лет не мог отмыться от ярлыка завистника и отравителя. Первоисточник этой сплетни не известен. Но она пустила корни, и после смерти Сальери появилось сообщение о том, что Сальери на смертном одре признался в убийстве.

Некоторые литераторы обвиняют Пушкина в возведенном на известного итальянского композитора поклепе. Мы же не будем обвинять в этом нашего поэта, создавшего столь замечательную в своем психологизме трагедию. Тем более, что эта легенда не была вымыслом с его стороны. Это не его вина, что он опирался на журнальные слухи, благодаря которым, надо заметить, из-под пера великого поэта родились два прекрасных литературных героя – образы Сальери и Моцарта.

В трагедии «Моцарт и Сальери» главные герои противопоставляются друг другу. О сравнительной характеристике Моцарта с Сальери – одноименных прототипах великих композиторов и пойдет разговор. В этом обзоре немного сложно будет отделить литературных героев от их реальных прототипов, поскольку Пушкин стремился воссоздать образы живых людей.

Один из них – Сальери олицетворяет собой гений зла, которого душит зависть. Он осознает, что ему приходится много работать, чтобы добиться успеха. Итальянец излишне самокритичен к себе и другим, напряжен. И это напряжение прорывается сквозь его музыку.

Противопоставление, различное отношение к жизни и к своим творениям у главных героев обнаруживается по отношению к старику-скрипачу. Моцарт смеется над его исполнением. Он счастлив от того, что его музыка пошла в народ. И его совершенно не заботит, что скрипач играет плохо, часто фальшивит.

Сальери же видит только то, что скрипач безбожно искажает гениальное произведение. И можно не сомневаться в том, что если бы скрипач играл бы арию из какой-нибудь оперы Сальери, тот придушил бы музыканта за подобное исполнение. Но музыка Сальери, написанная по канонам гармонии и музыкальной грамоты, не покидала театральных подмостков, и уличные скрипачи ее не исполняли.
Моцарту 35 лет, он полон сил, находится в расцвете своих возможностей и таланта. Он радуется жизни, относится ко всему с юмором.

Сальери 18 лет носит с собой яд. В монологе признается, что в какой-то момент он также завидовал легкости и музыкальности Гайдена (Франц Йозеф Гайдн, (1732-1809) — австрийский композитор, современник героев трагедии). Но тогда ему удалось заглушить искушение мечтой, что может появиться Мастер, более сильный, чем Гайден. Были минуты, когда Сальери хотел убить себя, что тоже является грехом перед Богом. Но от этого шага его остановила надежда, пережить еще свои минуты восторга и вдохновения. В лице Моцарта Сальери нашел своего злейшего врага. Во время обеда в трактире, он высыпал в бокал Моцарта яд.

Убийца всегда находит оправдание своему злодейству. Оправданием для Сальери служит мнимое спасение.

я избран, чтоб его
Остановить - не то мы все погибли,
Мы все, жрецы, служители музыки,
Не я один с моей глухою славой….
Что пользы, если Моцарт будет жив
И новой высоты еще достигнет?
Подымет ли он тем искусство? Нет;
Оно падет опять, как он исчезнет:

Образ Моцарта олицетворяет собой гения. Сказать, что это гений добра, было бы слишком упрощенно. Моцарт – Божественный Гений, которому талант и легкость в музыке дается от Бога. Он по жизни очень легкий и жизнерадостный человек. Он любит жизнь и стремится получать от нее удовольствия. И эта черта молодого композитора тоже раздражает Сальери. Он не может понять, как можно, имея такой талант, такие способности, растрачиваться по пустякам. «Ты, Моцарт, недостоин сам себя», — говорит Сальери.

Но последние дни Моцарта омрачены. Ему кажется, что его преследует «человек в черном», заказавший Реквием. Известно, что начав работу над Реквиемом, настоящий (не литературный) Моцарт заболел. Работа шла напряженно и отнимала его силы. У Моцарта было чувство, что Реквием убивает его. Очевидно, информация, поданная под мистическим соусом, просочилась в прессу, и Пушкин знал об этом. Черный человек в трагедии – это образ смерти, витавшей над гениальным композитором.

Сальери немного не дожил до 75 лет. Он известен как величайший наставник, воспитавший великолепных композиторов. В их числе Л. Бетховен, Ф. Лист, Ф. Шуберт. Он написал более 40 опер, мелкие произведения. Но произведения Сальери слишком серьезные для «средних умов», в большей степени известны специалистам. Оперы Моцарта ставятся в театрах. Его музыка звучит на концертах. Люди с удовольствием слушают Моцарта в записях, а иногда, не задумываясь об авторстве, ставят красивые мелодии из Моцарта в качестве рингтонов на телефоны.

Характеристика героя

МОЦАРТ — центральный персонаж трагедии А. С. Пушкина «Моцарт и Сальери» (1830). Пушкинский М. столь же далек от реального Вольфганга Амадея Моцарта (1756−1791), сколь и весь сюжет трагедии, основанный на легенде (ныне опровергнутой), будто Моцарт был отравлен Антонио Сальери, питавшим к нему жгучую зависть. Известен комментарий Пушкина, касающийся интриги трагедии: «Завистник, который мог освистать „Дон Жуана“, мог отравить его творца». В этом высказывании ключевым словом является гипотетическое «мог», указывающее на художественный вымысел. Подобное указание содержится в «ошибках» Пушкина относительно моцартов-ских произведений, упоминаемых в трагедии (например, после слов «слепой скрыпач в трактире разыгрывал voi che sapete» следует ремарка «старик играет арию из Дон-Жуана»; в действительности это строка арии Керубино из «Свадьбы Фигаро»). Независимо от происхождения подобных ошибок (случайны они или преднамеренны), эффект, создаваемый ими, дезавуирует документальность изображаемого. Образ М. представлен в трагедии двояко: непосредственно в действии и в монологах Сальери, который только и думает о нем, оставаясь наедине с самим собой, разъедаемый завистью к «гуляке праздному», озаренному бессмертным гением «не в награду» за труды и усердие. М., каким он явлен в действии, близок словесному портрету, составленному Сальери. Он и гуляка, и «безумец», музыкант, творящий спонтанно, без каких-либо умственных усилий. У М. нет и тени гордости относительно своего гения, нет ощущения собственного избранничества, которое переполняет Сальери («Я избран…»). Патетические слова Сальери: «Ты, Моцарт, бог» — он парирует иронической репликой, что «божество мое проголодалось». М. столь щедр к людям, что готов видеть гениев чуть ли не в каждом: и в Сальери, и в Бомарше, а за компанию и в себе самом. Даже нелепый уличный скрипач в глазах М. чудо: ему чудно от этой игры, Сальери — чудно воодушевление М. презренным фигляром. Щедрость М. сродни его простодушию и детской доверчивости. Детское в пушкинском М. не имеет ничего общего с манерной ребячливостью героя модной в 80-е годы пьесы П. Шеффера «Амадей», в которой М. был выведен капризным и вздорным ребенком, досаждающим грубостью и дурными манерами. У Пушкина М. по-детски открыт и безыскусен. Примечательная особенность — у М. отсутствуют реплики-апарте, произносимые «в сторону» и выражающие обычно «задние мысли». Таких мыслей у М. нет в отношении Сальери, и он, разумеется, не подозревает, что поднесенная тем «чаша дружбы» отравлена. В образе М. нашел выражение пушкинский идеал «прямого поэта», который «сетует душой на пышных играх Мельпомены и улыбается забаве площадной и вольности лубочной сцены». Именно «прямому поэту» в лице М. дарована высшая мудрость, что «…гений и злодейство — две вещи несовместные» — истина, которую так и не понял Сальери.

Написать ценное, интересное сочинение, удерживаясь в рамках определенной темы, – так же трудно, как и выкопать глубокую, но узкую яму. Предложенные темы сочинений были довольно узки для меня: они сковывали мысль, не давали ей свободно развиваться, и поэтому я выбрал свободную. Я бы назвал её так: "Тема свободы в "Моцарте и Сальери" Пушкина".

Тема свободы в "Моцарте и Сальери" Пушкина

Эта тема интересна мне тем, что затрагивает вопросы, ответы на которые - неоднозначны.

Для Пушкина, человека, которого можно назвать в высшей степени свободным, эта тема очень важна и поднимается во многих его произведениях.

"Моцарт и Сальери" - произведение, в котором сталкиваются две личности, два мировосприятия, и, соответственно, два разных отношения к свободе. Рассмотрим, что значит быть свободным для Сальери. Не случайно этот герой первым появляется в произведении, и первое, что мы слышим - это разговор о себе:

Для меня это так ясно, как простая гамма

Родился я с любовию к искусству

Я слушал и заслушивался - слезы

Невольные и сладкие текли

преодолел

Я ранние невзгоды, ремесло

Поставил я подножием искусству,

Я сделался ремесленник

Можно возразить, что это характерно для драматургии, где герой должен сам себя представить, сам рассказать о себе. Моцарт тоже часто произносит "я". Но у Сальери это личное местоимение звучит, как заклинание, прёт из всех щелей, особенно в строчке:

Я знаю, я!

Так же важно, что в первых строках пьесы Сальери не только сконцентрирован на своем я, но и сразу же противопоставляет его "всем", мнению толпы:

Все говорят: нет правды на земле,

Но Для меня

Важно и то, что личное мнение Сальери противостоит не только людскому мнению, но и высшим силам: "но правды нет и выше".

Выходит, Сальери ставит себя судьей над всем миром: и человеческим, и божественным. В своих репликах, он бессознательно подчеркивает то, что его убеждения – не просто мнение, а знание, не допускающее сомнения. В качестве примеров подойдут такие строки, как:

Но правды нет и выше

Труден первый шаг

И скучен первый путь

Сальери понимает свободу, как полную независимость от всех и от всего. Причем, как независимость, не допускающую другой точки зрения. Сальери уже все решил, и с уверенностью судит всех, замахиваясь даже на высшие силы:

Где ж правота

Встает вопрос: на чем же он строит свое мировоззрение? Сальери сам рассказывает об этом в пьесе:

Поставил я подножием искусству

Придал послушную, сухую беглость

Музыку я разъял, как труп. Поверил

Я алгеброй гармонию….

Из этих строк видно, что Сальери по отношению к музыке выступает, как обладатель. Как мастер владеет инструментом, так Сальери хочет владеть стихией музыки. Он разобрался в ее устройстве, овладел техникой. У него возникло ощущение, что он владеет стихией музыки полностью, он может брать, передавать, развивать музыку, как вещь, сделанную мастером. Он полагает, что нет в стихии музыки ничего, что ему неподвластно. И в этом Сальери видит и утверждает свою свободу.

Интересно, что считая себя овладевшим музыкой, Сальери стремится подчинить себе и саму жизнь, судьбы людей, направить развитие искусства. Пушкин видит здесь связь, переходы от одной идеи к другой. Поставив себя над миром, над стихией музыки, Сальери ставит себя и над человеческой жизнью. Сделав правду относительной (нет правды на земле…), он начинает активно утверждать свою правду. Свобода Сальери отказывает в свободе Моцарту.

У Моцарта мы можем наблюдать совсем иную свободу. Мы встречаем Моцарта в самых разнообразных связях с миром, по отношению к которому он ощущает себя его частью, хотя это и не мешает ему чувствовать себя одиноким.

Речь Моцарта очень отличается от речи Сальери. Сразу возникает ощущение, что не Моцарт владеет музыкой, а музыка владеет им. Не случайно Пушкин выбирает такие выражения для Моцарта:

Намедни ночью

Бессонница меня томила…

в голову пришли мне две – три мысли

хотелось

Твое мне слышать мненье…

Итак, мы слышим в речи Моцарта сплошные пассивные конструкции. И даже:

Мой реквием меня тревожит.

Музыка владеет Моцартом, и она решает его судьбу, ведь даже Реквием пришел за ним…

Можно сказать на это: где же тут свобода?

Моцарту А. С. Пушкин вложил свои любимые слова и темы:

Нас мало Счастливцев праздных,

Пренебрегающих презренной пользой,

Единого прекрасного жрецов…

Слово "праздный" в определенном смысле – синоним "свободный". “Праздный” - это пустой, освобожденный от чего-то. От чего же свободен Моцарт, в отличие от Сальери? От всего того, что управляет Сальери: от узости одинокого, ограниченного Я, от власти рассудка, логики, "алгебры", которая управляет Сальери. От желания быть лучшим (“как ты да я”). Моцарт связан со всем миром, не случайно в короткой пьесе прозвучали и жена, и мальчишка, и слепой старик. Моцарт постоянно обращается к точке зрения Сальери, он в диалоге с ним, и со всем миром. Такие связи сами по себе могут удержать человека от любого "злодейства".

Подводя итоги, скажу следующее: свобода может быть направлена на себя и от себя – к миру. Первая – порабощает человека себе самому, причем не делает человека целостным. И легко оборачивается преступлением. Вторая свобода не так заметна со стороны. Диалог с миром, открытость другому человеку, сознанию, точке зрения - наполняет человека жизненной силой, любовью, вызывает желание творить добро.

Искусство творится не одним человеком. Замкнувшийся на себе человек никогда не создаст великое произведение. Это как “стружка, заверченная вокруг собственной пустоты”. Не случайно Сальери достиг славы, но нигде у Пушкина не сказано о том, какое воздействие оказывало его искусство на людей. Музыка же Моцарта вызывает слезы. Она создана свободным от самого себя человеком и поэтому сама эта музыка может изменять человека, освобождать, увлекать его. Намек на это есть в конце пьесы, где Сальери, слушая Реквием, не просто плачет. У него впервые, под влиянием этой музыки, зашевелилось сомнение в самом себе, своей правоте. Он впервые обращается к себе с вопросом о собственной правоте.

Сравнительная характеристика образов Моцарта и Сальери. В основу “маленькой трагедии” Пушкина о Моцарте и Сальери положена известная легенда о смерти знаменитого композитора от руки друга-музыканта, завидующего его славе и таланту.

Перед нами предстают два человека, чья жизнь тесно связана с музыкой, но цели и мотивы творчества - различны. Сальери с детства увлекся музыкой и поставил себе целью постичь тайну чудесных звуков, заставляющих людей плакать и смеяться. Но, упорно обучаясь, стремясь придать пальцам “послушную, сухую беглость и верность уху”, он выбрал дорогу ремесла:
…Звуки умертвив,
Музыку я разъял, как труп.
Поверил Я алгеброй гармонию.
Лишь достигнув намеченных результатов, музыкант “дерзнул… предаться неге творческой мечты”. Претерпевший за время обучения множество невзгод и лишений, Сальери относится к написанию произведений как к тяжелому кро- патливому труду, заслуженной наградой за который являются успех и слава.
Усильным, напряженным постоянством
Я наконец в искусстве безграничном
Достигнул степени высокой.
Слава Мне улыбнулась…
Именно поэтому он не приемлет “легкомысленного” отношения Моцарта к своему великому таланту. Но для Моцарта музыка - это всегда радость творчества, внутренняя свобода. Он независим от мнения окружающих.
Легко, без принуждения дается ему волшебное искусство, вызывая зависть и раздражение Сальери:
Где ж правота, когда священный дар,
Когда бессмертный гений - не в награду
Любви горящей, самоотверженья,
Трудов, усердия, молений послан -
А озаряет голеву безумца,
Гуляки праздного?..
Для самолюбивого и гордого Сальери непостижимо то, что наделенный божественным даром композитор может остановиться, чтобы послушать безыскусную игру слепого уличного музыканта и еще находить в этом удовольствие. Сальери обескуражен и раздражен предложением Моцарта разделить его радость:
Мне не смешно, когда маляр негодный
Мне пачкает Мадонну Рафаэля,
Мне не смешно, когда фигляр презренный
Пародией бесчестит Алигьери.
Непосредственному и веселому восприятию жизни Моцарта Пушкин противопоставляет нравственную ограниченность Сальери, которая и приводит его к мысли отравить великого композитора. Свои зависть и ревность Сальери оправдывает ложным беспокойством о судьбе искусства, которое, будучи поднято Моцартом на недосягаемую высоту, будет обречено вновь пасть вниз после его смерти:
..л избран, чтоб его
Остановить - не то мы все погибли,
Мы все, жрецы, служители музыки,
Не я один с моей глухою славой…
Позиции Сальери противопоставлена убежденность Моцарта в том, что “гений и злодейство - две вещи несовместные”. Моцарту чуждо самолюбование и гордыня, он не возвышает, а приравнивает себя ко всем, умеющим чувствовать “силу гармонии”:
Нас мало избранных, счастливцев праздных.
Пренебрегающих презренной пользой,
Единого прекрасного жрецов.
Я думаю, что именно истинный талант и внутренняя свобода ставят Моцарта выше Сальери, который навсегда останется в проигрыше после смерти своего замечательного друга, потому что с нечистой совестью никогда не прикоснуться к тайнам надчеловеческого…