Алексей Степанюк. Русская душа и собачье сердце

Одна из последних премьер Мариинского театра - опера «Зинаида» в постановке знаменитого режиссёра Алексея Степанюка.

За свою творческую жизнь мастер поставил более семидесяти опер на лучших сценах мира. А «Зинаида» - спектакль камерный, в нём участвуют не звёзды, а солисты Академии молодых певцов.

Если в ложе - император

Алексей Степанюк: - Последние несколько лет мне доставляет особое удовольствие работать с молодыми - они прекрасно поют, двигаются, играют, - говорит Алексей Олегович. - Всё это заслуга руководителя академии Ларисы Абисаловны Гергиевой. Недавно в театре отметили 50-летие её творческой деятельности, это талантливый человек, подвижник - ребята каждую неделю учат новые оперы. Именно Лариса Абисаловна предложила ростовскому композитору Клиничеву написать оперу о Зинаиде Гиппиус, по её инициативе с молодыми солистами я поставил оперу Вайнберга «Идиот».

Фото: Мариинский театр / Наталья Разина

Елена Петрова, АиФ-Петербург: - В последнее время режиссёр в спектакле едва ли не теснит композитора! От каждой новой постановки можно ждать скандала. Это повышает интерес к опере?

До революции режиссёр не руководил постановкой, а всего лишь показывал артистам порядок передвижения по сцене. Но от этого публика меньше в театр не ходила, а может даже больше, благодаря музыке, певцам, красивым декорациям и костюмам. Императоры не скупились и тратили на постановки огромные деньги. Царь с семьёй всегда бывал на премьерах, это становилось сигналом для общества, что нужно идти. Не самые плохие времена для театра.

Ну а после 1917 года на сцене начался тот вульгарный социалистический реализм, который как ни странно, существует и сейчас. Хочу напомнить, что после революции в Мариинском театре опера Пуччини «Тоска» называлась «В борьбе за коммуну», артисты выходили в рабочей одежде… В Малом оперном театре Мейерхольд поставил «Пиковую даму» -- безжалостно выкинув целые музыкальные куски, переделав либретто, переставив местами картины. Он показал полное непонимание музыки, но имя Мейерхольда -- бренд, поэтому с него всё и началось. Современные новаторы идут по пути Мейерхольда, вот только не обладая таким масштабом личности, и получается деградация, профанация жанра, музыки.

Кто такие Кай и Герда?

Я и не задумывалась о том, что «осовременивание» оперы началось так давно! И, всё-таки, насколько, на ваш взгляд, это вредно для жанра, да и для публики?

Вот представьте, что молодой человек впервые попадает в театр, к примеру, на «осовремененного» «Князя Игоря», и видит совершенно перевёрнутый сюжет: половцы - хорошие, а русские - плохие, потому что погрязли в междоусобицах, так им и надо. Все политизировано, причём со знаком минус.

Ну а если режиссёр обладает талантом и умом, тем вреднее спектакли, потому что сделаны качественно. По сути - это таланты чёрные, мрачные.

Фото: Мариинский театр / Валентин Барановский

Искусство должно нести охранную функцию. Сейчас как никогда важно формировать понятие любви. Ко всему живому. Если хотите - даже чувство родины. Русские оперы говорят об этом, ведь среди них много исторических - «Борис Годунов», «Хованщина», «Псковитянка», «Князь Игорь»… И если в спектакле меняется трактовка прошлого - люди получают о нём превратное представление.

Тем более, что с образованием и в среде публики стало очень туго. Я вот поставил в Мариинском театре оперу Баневича «История Кая и Герды», так администратор умоляет изменить название, потому что оно даже родителям ничего не говорит, они не знают, что речь идёт о «Снежной королеве»! На мольбы администратора отвечаю, что название, безусловно, принципиально для композитора, и слышу вздох: «Ну, не будут хорошо продаваться билеты».

- А насколько для вас важны отзывы критиков?

Мой недостаток - я абсолютно лишён тщеславия. Приятно, когда хвалят, но главное чтобы был полный зал зрителей и никто не уходил. А если ругают… Раньше очень переживал. Да и в театре дошли до того, что ставили один спектакль для критики - к примеру «Евгений Онегин» французской команды, а другой «Евгений Онегин» Юрия Темирканова - для зрителей.

- Но в театре и сейчас идут два «Онегина», только вместо французского - ваш!

Я ведь не против модернизации, но для меня всегда остаётся важным создавать в спектакле глубокие психологические коллизии. Тем более, что о Чайковском я знаю всё! Как и о Петербурге, который играет в операх Чайковского - особенно в «Пиковой даме», которую я не так давно поставил в Мариинском - мистическую роль.

Город, особенно в первую половину моей жизни, очень много для меня значил. Я рано встретился с красотой. Ещё ребёнком часто бывал в Эрмитаже, правда, мы с друзьями играли в залах в «Трёх мушкетёров». А как-то я спрятался и остался в Эрмитаже на ночь. Меня, конечно, наши милиционеры с собаками. Было страшно. Но одновременно возникло странное мистическое ощущение, что я этому дворцу не чужд.

Фото: Мариинский театр / Наталья Разина

Сейчас всё чаще воспринимаю город серым, неуютным, мне в Петербурге тяжело. Но и без него долго обходиться не могу. Так же как и без театра. Какие бы ни были времена - этот корабль плывёт.

Постановка Юрия Темирканова 1982 года, уже успевшая стать «классикой», при этом остается в репертуаре театра – две конкурирующие версии одного оперного или балетного сочинения давно стали обычной практикой в империи Гергиева. Это позволяло и самой труппе, и зрителям, увидеть с разных точек зрения «Аиду», «Бориса Годунова», «Свадьбу Фигаро» или «Спящую красавицу». Но опыт показывает, что в итоге выживают спектакли традиционалистские: из двух «Щелкунчиков» в Мариинке уцелел отнюдь не шемякинский, а из двух «Пиковых дам» в отставку отправили отличную постановку режиссера Александра Галибина. Как правило, происходит это под аккомпанемент разговоров о желаниях публики, которая, дескать, не дозрела, не готова, да и вообще соскучилась по парикам и ливреям.

Насколько жизнеспособным окажется спектакль Алексея Степанюка и художника Александра Орлова, естественно, покажет время. Однако никаких явных предпосылок пророчить ему скорую дорогу на свалку истории нет - постановка вышла вполне цельной, запоминающейся и ни разу не вгоняющей в сон.

Уже на звуках увертюры на затянутой в черное сцене появляется дама в черном, которая с розой в руках грустит у окна по утраченной любви - этот лейтмотив будет периодически появляться вновь и вновь, не давая зрителю никаких обманчивых надежд на возможное счастье героев за финальными словами Онегина «Позор... тоска... О, жалкий жребий мой!» Но открывающийся занавес заставляет тут же забыть о траурных мыслях: поместье Лариных превращено художником в плодокомбинат, перевыполняющий яблочный план по оброку и барщине. Аппетитные фрукты в гиперболических количествах, рассыпанные на ступенях, стог сена и качели - довольно минималистичное оформление первого действия сменится силуэтами осенних деревьев в сцене холодной отповеди, прочитанной Евгением Татьяне в ответ на ее признание в любви.

Зато сценография бала в доме Лариных отвечает всем пожеланиям публики, жаждущей, «чтобы все было как положено»: портреты предков на стенах висят, дамы одеты по моде и к лицу, лакеи шустрят. По закону жанра сцена дуэли будет вновь избавлена от лишних деталей, чтобы продолжиться в третьем действии великолепным петербургским балом, на котором все гости одеты во что-то черно-бело-синее, и Онегин просто не может не заметить даму в пресловутом «малиновом берете», на регулярное отсутствие которого в «модернистских» прочтениях так любят жаловаться пожилые примадонны и их поклонницы.

Работа, проделанная художником Александром Орловым, вызывает уважение и неизбежно порождает разговоры о том, что интеллигентная зрелищность новой постановки - целиком его заслуга. Мол, и хит Концертного зала Мариинки «Очарованный странник», и феерический прошлогодний «Левша» удались именно благодаря усилиям художника и ценным наставлениям композитора обеих опер Родиона Щедрина, а никак не режиссера этих спектаклей Алексея Степанюка. Надо сказать, что точно такие же упреки-подозрения периодически раздаются и в адрес Василия Бархатова, достоинства постановок которого принято относить на счет сценографа Зиновия Марголина. У Бархатова даже заготовлен стандартный ответ на подобные обвинения: да Зиновий палец о палец не ударит, пока режиссер не объяснит ему внятно свою концепцию, продуманную до мелочей.

Камни в огород господина Степанюка вполне объяснимы - тот, кто видел его вампучную версию «Кармен» для Новосибирской оперы, показанную в Петербурге в 2003 году в рамках фестиваля «Золотая маска», с трудом может забыть этот душераздирающий эксперимент над здравым смыслом. Но справедливости ради нужно сказать, что постановщик, в опусах которого совсем не к месту обычно появляются отряды полуобнаженных юношей, на этот раз почти не переходит границ недозволенной пошлости. Да, Ленский у него предсказуемо роняет Ольгу в стог сена на авансцене, отсвечивая ягодицами в белоснежных панталонах. Да, разваливающийся от древности месье Трике, исполняя свои посвященные Татьяне куплеты, так и норовит припасть с ножкам юной девы. Но эти поползновения в сторону дурного вкуса немногочисленны и встречают одобрительный смех той самой публики, которую почему-то принято считать носителем петербургской духовности. Во всех остальных случаях Алексей Степанюк избежал возможных игривых искушений, разведя актеров по сцене и выстроив мизансцены вполне профессионально. Это тот самый случай, когда не блистающий талантами специалист с большим опытом справляется с задачей лучше, чем освещающий своим дарованием все вокруг неофит - недавняя «Царская невеста» в Михайловском театре фантастического режиссера драматических спектаклей-сказок Андрея Могучего показала, к сожалению, полное непонимание худруком БДТ принципов музыкального театра.

Премьерный состав исполнителей «Онегина» в Мариинском театре впечатлил идеальным соответствием исполнителей и их героев. Андрей Бондаренко (Онегин), лауреат многочисленных конкурсов, выпускник Национальной музыкальной академии в Киеве и в прошлом солист Национальной филармонии Украины, за последние годы сделал впечатляющую международную карьеру, дебютировав на Зальцбургском фестивале в «Ромео и Джульетте» с Анной Нетребко, дав сольный концерт в Карнеги-холле и регулярно выступая на Глайндборнском фестивале. Евгения Ахмедова (Ленского) Мариинка совсем не зря позаимствовала в Михайловском театре, что вызывало особую гордость присутствовавшего на премьере Владимира Кехмана. Выпускница московской Академии имени Гнесиных Мария Баянкина в Мариинке пока имеет очень ограниченный набор партий, но богатство и выразительность ее голоса предвещают стремительное расширение репертуара. Исполнительница партии Ольги Екатерина Сергеева поет в Мариинском театре уже десять лет и, кажется, достойна более яркой карьеры. Оркестр под управлением Валерия Гергиева на этот раз явно имел возможность выспаться, что наилучшим образом сказалось на качестве исполнения.

Фотографии предоставлены пресс-службой Мариинского театра.

Алексей Степанюк родился 13 мая 1954 года в городе Санкт-Петербург. Сдав экстерном все экзамены в заочной школе моряков в родном городе, получил аттестат и решил податься в Санкт-Петербургскую государственную консерваторию имени Н.А. Римского-Корсакова на факультет оперной режиссуры. Затем в течение семи лет являлся главным режиссером Челябинского академического театра оперы и балета имени М.И. Глинки.

С 1993 года работает в Государственном академическом Мариинском театре родного города как режиссер-постановщик. Дебютом Степанюка на сцене театра стала опера Н.А. Римского-Корсакова «Садко». Спектакль с 1993 года идет с неизменным успехом, его показали на лучших мировых оперных сценах, в том числе на Эдинбургском фестивале в 1995 году. Спектакль «Садко» в этой постановке записали на DVD компании Philips и NHK.

Постановку оперы Н.А. Римского-Корсакова «Сказание о невидимом граде Китеже и деве Февронии» Алексей Степанюк и Валерий Гергиев осуществили в 1994 году. В спектакле все находилось в идеальном равновесии: солисты, оркестр, хор, режиссерское решение с многозначительными символами. Гениальнейшая сцена письма Февронии Гришке была решена и музыкально, и постановочно так, что, быть может, впервые стало абсолютно понятно: все, время кончилось, дальше - вечность». На гастролях в городе Нью-Йорк спектакль показали четыре раза, имел большой успех.

На сцене Мариинского театра Алексей Олегович осуществил постановки опер «Травиата» Верди и «Свадебка» Стравинского. В 1995 году в лондонском Королевском Альберт-холле режиссер с труппой театра под руководством Валерия Гергиева представил публике грандиозную постановку «Князя Игоря» А. Бородина. Через три года поставил «Аиду» Верди в возобновленных декорациях Петра Шильдкнехта.

Режиссер имеет ряд постановок за рубежом. Среди них «Евгений Онегин», поставленный в 1998 году в городе Сан-Франциско, США. Художественным руководителем и дирижером стал Юрий Темирканов.

Летом 2004 года режиссер создал новую версию оперы «Сказание о невидимом граде Китеже и деве Февронии». Это событие связано с возвращением в Россию Тихвинской иконы Божьей Матери. Также осуществил постановку оперы Жоржа Бизе «Кармен». На сцене Концертного зала Мариинского театра поставил оперу «Очарованный странник», «Севильский цирюльник» и «Мистерия апостола Павла». На второй сцене театра показал оперы «Левша», «Евгений Онегин», «Пиковая дама» и «Рождественская сказка».

Алексей Степанюк много и плодотворно работает в театрах России и ближнего зарубежья: в Латвии, Литве, Украине; в городах Новосибирск, Челябинск, Екатеринбург, Казань, Саратов. В Зале имени П.И. Чайковского поставил спектакли «Пиковая дама» и «Тристан и Изольда». Его постановки опер «Кармен» и «Пиковая дама» номинированы на премию «Золотая маска» как лучшие спектакли года, спектакль «Очарованный странник» получил премию в номинациях «Лучшая женская роль в опере» и «Работа композитора в музыкальном театре».

Профессор кафедры оперной режиссуры Санкт-Петербургской консерватории. Всего осуществил постановку более 70 оперных спектаклей.

За заслуги в театральной деятельности и многолетний добросовестный труд удостоен звания «Заслуженный деятель искусств России». По рейтингу газеты «Музыкальное обозрение» и Союза театральных деятелей России Алексей Степанюк назван «Режиссером 2002 года».

Имя заслуженного деятеля искусств России режиссера-постановщика Мариинки Алексея Степанюка знакомо без преувеличения каждому меломану и театралу города на Неве.

Он - один из самых именитых и востребованных людей своей профессии. Его постановки украшают подмостки лучших театров России, Европы, Америки и Дальнего востока.

Его почерк в одно и то же время трудно уловим и приметно узнаваем. Ему присуща какая-то моцартианская легкость, изящество и неожиданность решений в сочетании с очень строгим классическим вкусом, будь то академические «Травиата» и «Онегин» или экстравагантная «Мистерия апостола Павла» Каретникова.

«Левша» Щедрина в постановке Степанюка имеет оглушительный успех - второй сезон спектакли идут спереаншлагами. Ближе к концу этого сезона Алексей Олегович обещает порадовать нас своей совершенно особенной «Пиковой Дамой» на новой сцене Мариинки. Сегодня знаменитый режиссер в гостях у ВП.

Нью-Йорк: публика рукоплещет, газеты клевещут

- Алексей Олегович, Вы недавно вернулись из Нью-Йорка, где вместе с маэстро Гергиевым и Родионом Щедриным представляли «Очарованного странника». Расскажите о Ваших впечатлениях. Каким был прием в нынешней не самой простой политической ситуации?

Валерий Гергиев решил открыть эти гастроли необычно - оперой Родиона Щедрина «Очарованный странник», которая прошла уже во многих странах мира, и идет уже шесть лет. Но в Америке мы ее еще не показывали, и вот премьера состоялась 14 января. Гастроли проходили в старинном театре в Бруклине, который во всем мире известна как БАМ - Бруклинская академия музыки, сразу за Бруклинским мостом. Она возникла в середине Х I Х века, это настоящий старинный театр, очень красивый в старом традиционном обрамлении - с бархатными ложами, с красивой сценой, с люстрой, с прекрасной акустикой.

Он очень уютный посреди такого неуютного района как Бруклин, где вы можете встретить на улице полуголых иноземцев с обнаженными животами, попами и другими частями тела, или наоборот в каких-то звериных шкурах, которые идут и выкрикивают самые немыслимые звуки. И вот посреди этого «зоопарка» возвышается очень красивое здание Бруклинской академии музыки, в которую на наш спектакль пришли очень солидные люди, кто одет богато, кто скромно, очень много молодежи. Я так понял, что это студенты музыкальных заведений. Среди публики, как мне показалось, не было случайных людей, и прием был очень хороший.

Повлияла ли на наши гастроли сегодняшняя политическая конфронтация? По большому счету - нет, потому что огромный зал был переполнен. Когда стали приглушать свет, и на сцене из камышей потянулись монахи, зал затих, и эта звенящая тишина продолжалась на протяжении всего спектакля. Даже, когда после песни Груши и танца, когда обычно бывают аплодисменты, их не было, потому что люди не совсем понимали, куда они попали. Я чувствовал, что мы погрузили их в другой совершенно мир, к которому американцы не привыкли. Для них это было очень необычно - не мюзикл, не традиционная опера, а какая-то православная служба, литургия, которая облечена в рассказ Лескова, и которая происходит среди необычных декораций Александра Орлова и Ирины Чередниковой с необычными молитвами хора и главных действующих лиц, вкрапленными в оперную ткань. Даже когда закончилось все действо, тишина еще какое-то время висела в пространстве театра, а потом обрушилась лавина аплодисментов, крики «браво!». Люди стоя очень долго приветствовали актеров и нас, постановщиков.

Это было очень приятно. Очень жаль, что мы смогли показать спектакль только один раз, потому что это было настоящее открытие американскому зрителю другой неведомой России. Если они знали Россию по Мусоргскому, Римскому, Чайковскому, то Россию вот в таком контексте и в представлении нашего современного классика Родиона Щедрина и в таком модернистском исполнении американцы, конечно, не знали.

Каково же было мое удивление, когда на следующий день я прочитал весьма нелицеприятную рецензию в « NY Times » - и по поводу музыки, и по поводу постановки, по поводу певцов, что, дескать, это и не музыка, и не постановка, и плохо якобы поют. Но автор сам выдал себя, потому что статья начиналась с того, что мы всегда рады видеть коллектив Мариинского театра и лично маэстро Гергиева, который находится в очень дружеских отношениях с президентом Путиным, что маэстро поддержал «аннексию» Крымского полуострова, а потом уже был переход к музыке Щедрина. Потом вышли и благожелательные статьи, но тон задает « NY Times », как вы понимаете…

- Скажите, а публика, пришедшая в Бруклинский театр и журналисты нью-йоркских изданий, по каким произведениям были уже знакомы с Вашим творчеством и музыкой Щедрина?

С творчеством Щедрина по многим произведениям. Что же касается «Очарованного странника», когда он исполнялся в Нью-Йорке в концертном исполнении под управлением Лорина Маазеля, которому он и посвящен, критика тоже была не самая лучшая. Обо мне тоже много плохо писали, и я к этому уже привык. Но вот что главное: когда плохо пишут, спектакль обычно очень долго идет и пользуется большой популярностью. А вы помните, как от критики страдал Чайковский? В тогдашних газетах уничтожали лучшие его вещи - «Онегина», «Щелкунчик». Что тут говорить о нас? Задача критики зарабатывать деньги, быть в оппозиции. Когда мы входили в Бруклинский театр, нас встречали с украинскими флагами, когда выходили, нам кричали: русские, убирайтесь домой! До драки доходило… Так что мы не скучали, было интересно.

«У меня очень умный философический кот»…

- Алексей Олегович, немногие из Ваших поклонников знают о том, что Вы активный зоозащитник. Расскажите об этом.

Да, я очень сильно переживаю проблемы бездомных и не только бездомных животных, но и тех, которые находятся в тяжелом положении под гнетом человеческой руки. В наше время ты постоянно слышишь совершенно жуткие истории, которые происходят с собаками, кошками, о перевозе животных для продаж из жарких стран на север, где они, конечно, погибают, когда животных выбрасывают на улицу и т.д. Становится очень дико и страшно. Мне могут возразить на это: какие могут быть разговоры о животных, когда сейчас мир на грани экономического краха и тотальной войны. Когда мать может родить ребенка и закопать его или выбросить с балкона. Когда родственники режут друг друга за три метра жилой площади. На это я могу сказать только одно: все начинается с детства. Спросите у любого психолога, психиатра. Если детей насилуют в детских домах, то у этих детей, кроме злобы ко всему живому, ничего другого не может выработаться. И мы сейчас имеем поколения довольно жестоких и бездушных молодых людей. Они могут быть умными, успешно заниматься техникой, компьютерами, но у них в середине организма отсутствует этот комочек, который мы называем «душа».

Я не могу назвать себя «зоозащитником», но вот у нас во дворе живет целый притон котов, двенадцать или больше, и я считаю своим долгом заботиться о них. Сейчас вот была годовщина Снятия блокады, а из молодых мало кто знает, что в Ленинград тогда завезли несколько эшелонов котов из Казани, с Поволжья, и их выпустили, чтобы они очистили наш город от крыс и всякой нечисти. Зачем же сейчас закрывают подвалы, где коты греются и поедают этих самых крыс? Несколько лет назад вышел закон, и были выделены огромные деньги на то, чтобы кастрировали бездомных собак, что естественно, потому что им же не скажешь - не плодитесь, и выпускали их на улицы. Но эти деньги, как всегда у нас, были разграблены.

Я знаю, что очень многие актеры заботятся о бездомных кошках и собаках; и в нашем театре, я хочу назвать фамилию одного старейшего нашего концертмейстера, очень известного - Елена Матусовская, которая дает огромные деньги на животных. А бабушки, которые получают пенсии по восемь тысяч…

Сейчас, когда я уходил к вам на встречу, увидел по ТВ, что петербургское Заксобрание приняло какой-то закон о защите животных, слава Богу. Спасибо президенту Путину, который подал всем пример, сказав, что нужно срочно спасать популяцию амурских тигров. А вот у нас два года назад в садике у Никольского собора был разбросан яд, 12 собак погибло - а ведь они все были домашние, в том числе пес худрука Театра эстрады Юры Гальцева. Одного ребенка еле спасли. Для меня это очень болезненная открытая рана. Надо понимать, что те, кто убивает животных, не остановятся и перед убийством человека.

- А у Вас есть домашний питомец?

Кот. Ну что о нем говорить? Этот кот живет в прекрасных условиях, он с большой родословной, у его предков по две золотых медали. Я даже не могу запомнить его полное имя - Оливер Паркер такой-то… Дома он Плюша. Он сидит себе, ни на что не обращает внимания, ест, спит, играет, смотрит на тебя умными философическими такими глазами. Ну и во дворе у нас на трубах теплотрассы живут больше дюжины кошек и котов, они и за крысами следят, и мы все их кормим. И я вам раскрою тайну: жилконтора разрешила у нас там жить двум очень приличным бомжам, мужу и жене, очень интеллигентным молодым людям, с условием убирать дворы и следить за котами.

Катарсис бывает разный

- На 27 мая 2015 в афише Мариинского театра указана премьера Вашей постановки «Пиковой дамы». Скажите, Вы сами хотели поставить этот шедевр Чайковского или Вас попросили?

Это инициатива Валерия Абисаловича. Новая «Пиковая дама» в новом театре с новыми возможностями будет идти параллельно со старой. Для меня «Пиковая дама» - это мое сердце, моя душа, это мистика моего города, это необъяснимая судьба Петра Ильича Чайковского. Я считаю, что в Германе Чайковский выразил свое сердце, отобразил свой взгляд на мир, очень противоречивый, на людей. В Германе - и человеческие слабости великого композитора, и мощная сила его души. Тут дело даже не в Пушкине с его карточной игрой, где красное и черное означают разные повороты судьбы. Герман, Лиза и графиня связаны одной цепью, они мучают друг друга, но и не могут друг без друга обойтись. Встретившись вроде бы случайно, они чувствуют, что это не простая встреча, роковая, что она повлечет за собой какую-то мистическую историю, которая добром не закончится.

- Скажите, Чайковский в «Пиковой даме» сознательно обошелся без катарсиса?

Катарсис там есть, он просто очень завуалирован и находится как бы в подсознании - когда в финале звучит вот эта секвенция, с которой опера и начинается. Катарсис в обретении мысли, что человек пришел непонятно откуда на Землю, для того, чтобы прожить и страшные минуты, и минуты наслаждения, подойти к минуте смерти и уйти, непонятно куда. И если воспринимать момент смерти как катарсис, как освобождение… Вот у Шостаковича, я считаю, не бывает катарсиса. Вообще же катарсис бывает очень разный - бытовой, прямолинейный, когда в финале поют «Солнцу красному слава!», как happy end в голливудских фильмах, а есть катарсис более тонкий, который говорит человеку о том, что надо жить, и смерть не так страшна, если быть готовым к ней.

Фото из личного архива Алексея Степанюка и Натальи Разиной