Интервью с ольгой есиной. Балет – это Божий дар или ремесло

Родилась в Санкт-Петербурге. В 2004 г. Окончила Академию русского балета им. А.Я. Вагановой (педагог Людмила Ковалева).

В 2004-06 гг. танцевала в труппе Мариинского театра (педагог Ольга Моисеева), где исполнила следующие партии:

Одетта-Одиллия («Лебединое озеро» П. Чайковского, хореография М. Петипа, Л. Иванова в редакции К. Сергеева)
Повелительница дриад («Дон Кихот» Л. Минкуса, хореография А. Горского)
Фея Сирени («Спящая красавица» П. Чайковского, хореография М. Петипа в редакции К. Сергеева)
Каллиопа («Аполлон» И. Стравинского, хореография Дж. Баланчина)
партии в балетах Баланчина «Четыре темперамента» П. Хиндемита, «Вальс» М. Равеля

В 2006 г. стала солисткой балетной труппы Венской государственной оперы и Фолксопер, в 2010 г. стала прима-балериной объединенного Венского государственного балета .

РЕПЕРТУАР

Одетта-Одиллия («Лебединое озеро» в редакции Р. Нуреева)
Принцесса Аврора («Спящая красавица» в редакции П. Райта)
Сванильда («Коппелия» Л. Делиба, хореография Д. Харангозо)
Принцесса Мария («Щелкунчик» П. Чайковского, хореография Д. Харангозо)
Мирта («Жизель» А. Адана в редакции Е. Чернышевой)
Повелительница дриад («Дон Кихот» в редакции Р. Нуреева)
Гамзатти («Баядерка» Л. Минкуса в редакции В. Малахова)
Белла («Летучая мышь» на музыку И. Штрауса, хореография Р. Пети)
Ада («Конкурс» на музыку Юга Ле Бара и др., хореография М. Бежара)
Джульетта («Ромео и Джульетта» С. Прокофьева, хореография Дж. Крэнко)
Манон («Манон» на музыку Ж. Массне, хореография К. МакМиллана)
Анна Каренина («Анна Каренина» на музыку П. Чайковского, хореография Б. Эйфмана)
Примадонна («Концерт на пленэре» на музыку И. Штрауса, хореография Д, Харангозо)
Пахита (Гран па из балета «Пахита» Л. Минкуса, хореография М. Петипа)
Раймонда («Раймонда» А. Глазунова в редакции Р. Нуреева)
партии в балетах - Дж. Баланчина «Тема с вариациями» на музыку П. Чайковского, «Скрипичный концерт» И. Стравинского); С. Лифаря «Сюита в белом» на музыку Э. Лало; Дж. Роббинса (В ночи" на музыку Ф. Шопена, "Осколки стекла"/"Пьесы Гласса" на музыку Ф. Гласса; Р. Пети («Юноша и смерть» на музыку И.С. Баха); Дж. Ноймайера («Сюита Баха III); Й. Эло («Светись - остановись» на музыку В.А. Моцарта и Ф. Гласса), У. Форсайта («Слингерланд па де де» на музыку Г. Брайерса)

Стала первой исполнительницей партии Титании в балете «Сон в летнюю ночь» на музыку Ф. Мендельсона-Бартольди в постановке Й. Эло и заглавной партии в балете «Мария-Антуанетта» на музыку Ж.П. Телемана, А. Вивальди, В. А. Моцарта и др. в постановке П. де Бана.

Почему-то я его до сей поры не выложила. Это интервью я готовила для журнала PRO Танец, который вышел в конце весны, если мне память не изменяет. Или летом. В любом случае - вот.

И сразу же поделюсь радостью - я сговорилась с Леонидом на интервью. Хочу сделать его не только о профессии танцовщика и танце, а такое... общечеловеческое, что ли=))) Плюс принимаю вопросы от читателей. Вдруг вы что-то всегда хотели знать о Леониде, но боялись спросить. Вопросы принимаю вот тут - http://vk.com/leonid_sarafanov_dusha_tanca или вот тут - https://www.facebook.com/IncredibleLeonidSarafanov
Вот. Ну а пока - интервью с Ольгой.

Лебедь Венского озера

Невероятной красоты пропорции, лебединая стать, отточенный петербургский стиль — балерина Ольга Есина уже несколько лет является примой и подлинным украшением главной австрийской сцены — Венской государственной оперы. Впрочем, путь к ее нынешнему положению был не похож на прогулку по парку Бургартен, по крайней мере, поначалу. Вот что рассказала сама Ольга:

— В Академию русского балета меня приняли условно, до первого экзамена. Говорили: да, девочка хорошая, но данных нет. Если бы я получила плохую оценку, меня бы отчислили. Но я свой первый экзамен сдала на высший балл и продолжила обучение.

Удивительно, но такое упорство в учебе Ольга проявила, совершенно не мечтая о балеринском будущем:

—Мне нравилось танцевать, у меня хорошо получалось, тем более, раз уж меня приняли в академию, надо было постараться. Маленькие дети не осознают всей ответственности и тяжести труда танцовщика. Однако, у меня очень близкие отношения с родителями, они поддерживали меня на протяжении всех лет учебы, продолжают поддерживать и сейчас. Они занимались со мной все время: мы и растягивались, и упражнения дома делали, хотя семья у меня совсем не творческая, я первая балерина в семье.

После окончания АРБ Ольга была принята в труппу Мариинского театра, где за два сезона успела примерить на себя партии Одетты-Одилли, Повелительницы дриад, Калиоппы, Феи Сирени. Однако уже через два сезона она сменила дождливый Петербург на цветущую Вену.

Для многих балерин Мариинский театр является венцом карьеры, пределом мечтаний. Вы же сменили его на Венскую оперу. Не жалеете?

Когда я выпускалась, Мариинский театр действительно был для меня вершиной карьеры. Когда видишь свою фамилию на доске в театре — это счастье безмерное. Не знаю, как получилось, что я уехала в Вену. Однако, все, что ни делается, все — к лучшему. Наверное, мне нужно было сделать этот шаг, чтобы стать тем, кем я стала сейчас.

У вас есть возможность сравнивать театральный уклад в России и в Европе. В чем разница?

Театр здесь и в Европе — это две очень разные вещи. Дух там совершенно иной, да и системы работы разные. Например, в России у каждой балерины свой педагог, который готовит с ней все партии, а в Европе к каждому балету прикреплен свой репетитор. «Дон Кихота» балерина готовит с одним педагогом, «Лебединое» - с другим: ты смотришь на роли с разных точек зрения, с разных сторон, глаз не замыливается. Для меня в начале это было шоком, потому что в России традиционно отношения с педагогом — это что-то очень личное, близкое. Это крепкий союз, к этому ты привыкаешь со школы. Педагог — как вторая мама.

Расскажите о своих учителях?

Самый близкий мой педагог — Ковалева Людмила Валентиновна, мы с ней со школы, я у нее выпускалась, и по сей день мы продолжаем работать. Когда я пришла в театр, я начала работать с Моисеевой Ольгой Николаевной — она мне, совсем еще молоденькой, зеленой, поставила технику. Если продолжить разговор о различиях в театральных системах, то в России педагоги в большей степени раскрывают индивидуальность балерины, а в Европе пытаются подогнать исполнение под стиль спектакля.

А если говорить о театральном духе, атмосфере?

В русском театре более творческая атмосфера. Например, если у меня спектакль, я буду репетировать ночью, в выходные, до тех пор, пока не пойму, что добилась того, чего хотела. В Европе утверждено определенное количество часов, которые я должна отработать по контракту, и выходной — это выходной. Если даже я захочу порепетировать, ко мне никто не придет. И никто не поймет — зачем, тебе же платят только за определенное количество часов. Могу привести еще такой пример: если нужная мне дополнительная репетиция не укладывается в график, здесь это не будет проблемой — все расписание может быть переделано за час. В Вене расписание вывешивается на всю неделю и не подлежит корректировке — чтобы у артистов была возможность планировать свое личное время. Если дирекция меняет расписание, артист имеет право сказать — я не приду на эту репетицию. Русские танцовщики обычно по привычке идут навстречу руководству в случае замены, но тут в дело вступает профсоюз. Если один член труппы говорит администрации да, а другой нет, то появляются любимчики, а это никому не нужно. Поэтому с такими вещами все строго. А здесь — выше творчества, балета нет ничего.

В России балет долгое время был одной из составляющих национальной идеи. В Европе балетного культа скорее не существовало. Наверное, и отношение в обществе к балету и его представителям там иное, чем в России?

Да. В России балерина — это что-то высокое, недоступное, это сложная и уважаемая профессия. В Вене, когда на вопрос «Чем ты занимаешься» я отвечаю, что я балерина, говорят: «Ну понятно, это хобби, а занимаешься-то ты чем?». Для них эта профессия совсем не серьезна.

У вас был опыт работы со многими современными хореографами. Что это дало вам, как балерине?

Я танцевала в большом количестве постановок и работала с многими известными балетмейстерами. Я очень благодарна дирекции Венской оперы, которая делает возможным такие проекты. К нам сами приезжают хореографы, а даже не ассистенты, это очень хороший опыт. Мне сложно выделить кого-то одного, могу назвать несколько имен. Например, совсем недавно мы работали с Дэвидом Доусоном и Жаном-Кристофом Майо. Оба хореографа оставили очень сильные впечатления, энергия в них просто бурлит. Когда они входят в зал, хочется ловить каждое слово, каждое замечание. Работа была настолько интересной, что я не замечала ни времени, ни усталости — хотелось еще и еще. Я встречалась со многими хореографами, и каждый из них настолько сильная и интересная личность, что наверное, именно в этом и кроется причина их успеха.

Вы стали первой исполнительницей в нескольких балетах (Титания - «Сон в летнюю ночь» - хор. Йорма Эло; Мария Антуанетта в одноименном балете — хор. Патрик де Бана — прим. авт.). Каково это — понимать, что ваше исполнение будет, возможно, эталонным, станет примером для других балерин?

Очень интересно прикоснуться к процессу работы, когда хореограф ставит именно на тебя, раскрывает твою индивидуальность, даже вставляет в балет некоторые движения только потому, что они лучше получаются. Я совершенно не думаю о том, что будет потом, о том, что кто-то будет на меня равняться в исполнении этой партии. Я думаю, о том, как прочувствовать, как самой разобраться в этой роли, как сделать ее лучше.

С чего вы начинаете работу над ролью?

Самое интересное в этом процессе — услышать точку зрения хореографа. По какому бы сюжету ни ставился балет, у хореографа и режиссера — свое видение процесса. Какие-то моменты они хотят выделить, какие-то приглушить, какие-то истории добавить, на что-то сделать акцент. Отталкиваясь от этого, я думаю, что бы могла сюда добавить я. Если есть произведение, то, конечно, читаю и его.

Есть ли в вашем репертуаре любимая партия?

У меня безумно много любимых партий, тех, которых я всегда очень жду. Но я бы пока не хотела выделять какую-то одну. И, как ни странно, партия моей мечты очень классическая— это Никия в «Баядерке». Мне ее никак не удается станцевать, что-то мешает: то из-за нехватки времени, то из-за травмы. Наверное, поэтому желание ее исполнить так велико.

Мир балета, как правило, закрыт от не-профессионалов. Возможно, поэтому балетных обвиняют в некоторой заносчивости. Как вы боретесь со «звездной болезнью»?

Я очень этого не люблю, и всячески стараюсь избегать. Лучше себя недооценить, чем переоценить. Если ты танцуешь спектакль и думаешь — я звезда, все было очень хорошо, — вряд ли это соответствует действительности. Нет предела совершенству, всегда можно сделать что-то лучше. Можно быть довольным проделанной работой, но собой — нет. Если у меня появятся такие мысли, то это будет знак, что я делаю что-то не так в жизни.

А если говорить в целом, вы живете умом или сердцем? Разумом или чувствами?

Я очень эмоциональный человек, но поскольку я об этом знаю, сейчас, с возрастом я могу себя контролировать. Но когда я была моложе, я этого не умела. Возможно, я поэтому и уехала, поддавшись эмоциям. Но, повторюсь, все, что ни делается - все к лучшему. То, как складывается моя судьба — лучшее тому подтверждение, мне это выражение очень подходит. Например, я вышла замуж очень рано, затем развелась, но ничуть не жалею — мне это помогло понять столько вещей, которые я бы никогда не осмыслила, если бы не прошла через развод. Что бы ни случилось с мной — так нужно.

Вы ощущаете себя европейским человеком?

Я точно знаю, что на мне очень отразилась жизнь в Европе. Мне кажется, я стала более позитивной, более открытой, не расстраиваюсь из-за пустяков, ищу выход из сложных ситуаций. Хотя мне трудно идти на контакт с людьми вне круга моих знакомых, я стала более общительной: когда ты попадаешь в новую труппу, в новые условия, приходится сближаться с людьми. Хотя я целых три или четыре года сторонилась коллег, до тех пор пока не освоила язык. Может, я не права, но мне кажется, этому меня научила Вена.

Есть ли среди коллег те, кто служит примером для вас?

Со школы я равняюсь на Диану Вишневу. Я преклоняюсь перед ее трудолюбием и характером.

Ваша карьера на подъеме, вы успешная, востребованная балерина. А если станет выбор: семья или балет?

Три года назад я бы сказала «семья», не задумываясь. А сейчас... Еще столько всего я могу станцевать! В Европе стать матерью в 35 — это нормально, никто не посмотрит косо, поэтому я пока о материнстве даже не задумываюсь. Но, пожалуй, это самый трудный выбор, который должна сделать в своей жизни каждая балерина.

Беседовала Елизавета Митина.

Сцена Мариинского театра не в первый раз гостеприимно принимает тех исполнителей, которые когда-то делали свои первые шаги к рампе именно из этих кулис. Нынешняя гостья Международного фестиваля балета Ольга Есина - прима-балерина Венской оперы. Уникальная графика линий и нежно-пастельная пластика балерины, присущие петербургской школе, приправлены в ее танце блеском пышных венских балов. Но в ее танце всегда присутствует нотка ностальгии.

На фестивале ты исполнила главную партию в балете «Лебединое озеро» и этой же партией ты, почти сразу после выпуска из Академии балета, начала свою карьеру в Мариинском театре... Ты тогда чувствовала себя так же уверенно, как сейчас?

Конечно, было очень приятно, что мне доверяют такую большую партию. И я чувствовала большую ответственность. Я была безумно счастлива.

- Ты готовила партию с О. Н. Моисеевой?

Да, я сразу стала работать с Ольгой Николаевной. Но, тем не менее, все равно поддерживала связь со своим педагогом из Академии Людмилой Ковалевой.

Они обе вырастили немало звезд. Как с ними работалось? Есть у них что-то общее или их подход к работе разный? Они очень требовательны?

Конечно, да. А как по-другому? Выжимают все соки. Но они совершенно разные. Ольга Николаевна помогала мне выстраивать технику. Я была очень молодая и неопытная. У меня долго не получались какие-то технические вещи. Например, фуэте совсем не могла сделать. И она мне очень помогла, ведь у нее такой богатый опыт. Заставляла делать фуэте в квадрате - метр на метр, и нельзя было, при исполнении выйти за его границы. Я научилась у нее многим профессиональным сложностям. Ковалева тоже, конечно, концентрируется на технике, но больше заботится об образе. Обращает внимание на переходы, на руки, на корпус...

В Вене ты тоже исполняешь партию Одетты и Одиллии. Но у вас балет идет в версии Рудольфа Нуреева. Чем она отличается?

Она более холодная, по крайней мере, для меня. Нуреев сделал Одетту стандартно-классической, что ли. Например, арабески в версии, идущей в Мариинском театре, всегда напоминают лебедя, а он упростил их до обычных. Они все у него такие четкие, ровные. И поэтому я не могу ее достаточно хорошо прочувствовать.

Расскажи о спектаклях, в которых ты еще участвуешь на сцене Венской оперы. Например, ты исполняешь главную партию в балете «Мария Антуанетта». Спектакль номинировался в прошлом году на международную балетную премию «Benois de la dance». Что это за работа?

Этот спектакль поставил Патрик де Бана. Он очень известный сейчас хореограф. Работает, скорее, не в неоклассике, а ближе к настоящему стилю танца модерн. До этого он сам долгое время танцевал в труппах - сначала у Мориса Бежара, а потом у Начо Дуато. Безумно интересно было с ним работать, пытаться понять его пластику. Нам был дан увлекательный исторический сюжет, а де Бана оказался очень талантливым режиссером. Он долго готовился к этой постановке, и у него было немало разных идей. Мы все это обсуждали. С ним всегда работают талантливые художники по свету и по костюмам.

- Костюмы, кажется, создавала балерина Парижской оперы?

Да, Аньес Летестю. Это начало ее работы в области дизайна. Костюмы очень красивые и сделаны в оригинальной стилистике эпохи. В Париже сохранилась рубашка, в которой Марию-Антуанетту везли на казнь. Пытались создать нечто подобное для спектакля, но это оказалось невозможным. Там такое количество рюшечек, что это абсолютно не смотрелось бы со сцены. Их пришлось обрезать. За всей этой работой стоит очень большая история.

В репертуаре вашего театра также есть балет «Сон в летнюю ночь», но не в постановке Дж. Баланчина, как в Мариинском театре, а работы финского хореографа Йормы Эло.

Версию Баланчина мне еще не удалось исполнить. А наш спектакль достаточно интересный. С этим хореографом мы работаем уже не в первый раз. У нас идут его спектакли, и я хорошо изучила его стиль хореографии. С любым постановщиком интересно работать. Мне кажется, что эти люди настолько любят свое дело, настолько погружены в работу, что доставляет огромное удовольствие - и наблюдать за этим, и участвовать в процессе создания спектакля.

- В вашем репертуаре вообще хорошо сбалансированы классическая и современная хореография.

Да, мне очень нравится, что они сосуществуют. После модерна классика чувствуется совершенно по-другому. Очень интересно наблюдать за собой, как в работу включаются совершенно другие мышцы, рождается новая пластика. Переосмысливаются движения. За собой наблюдать интересно.

Вена - традиционное место паломничества любителей оперы. А ваш новый руководитель Мануэль Легри поставил цель вывести труппу балета на новый уровень.

Балет в Вене прежде не был таким успешным, как сейчас. А новый директор оперы очень сильно поддерживает балет. Дает деньги на новые постановки, и у нас сейчас есть возможность работать с лучшими хореографами мира. И у нас в Австрии уже появились свои «фанаты».

- Ваша труппа очень молодая и интернациональная...

Этот состав собрал предшественник М. Легри - Дьюла Хорангозо. У него был талант находить людей, способных сплотиться в хороший коллектив. А Мануэль нас вырастил творчески и технически. Их совместная работа и создала ту труппу, которая сейчас существует.

- Когда ты уходила из Мариинского театра - это было осознанное решение?

Сейчас я уже не помню. Но я была молода и эмоциональна... Был такой порыв. И не знаю, поступила бы я так сейчас... Но работа в Европе дала мне очень многое. Сомневаюсь - была бы я тем, кем стала сейчас, если бы не уехала.

- Каков круг твоих интересов, замыкается ли он только на балете?

Не могу сказать, что я хороший знаток, но я очень люблю оперу. При том, что эта страсть появилась у меня недавно. Раньше я совершенно ее не понимала. Но я работаю в Венской опере, в одном из лучших музыкальных театров в мире, и со временем почувствовала, что меня просто пробирает эта музыка и исполнение до глубины души. Просто до дрожи.

- Что для тебя твоя профессия? Это служение своей мечте, или ты вынужденно продолжаешь путь из детства?

Сейчас - это моя жизнь. А в детстве ты был просто удачно поставлен на рельсы, по которым все катишься и катишься... Но в настоящее время мне кажется, что я набираю очень быстрый ход, и начинается самая главная линия моей жизни.

- Вена - чужеродной город для тебя?

Когда я в Вене, то у меня ощущение, что здесь все мое, мне все нравится и мне очень хорошо. Но приезжаю в Петербург и чувствую, что это тоже мой родной город. Здесь мои родители. И меня всегда сюда очень сильно тянет. Слава богу, сейчас я могу часто приезжать и уже, нет такой безумной ностальгии, как раньше.

Беседовала Светлана Аввакум
Опубликовано в газете «Мариинский театр»

фото из личного архива

С Ольгой Есиной и Кириллом Курлаевым мы встретились ранним утром в очень венской обстановке: кафе «Захер», из окон которого видна Венская опера. Знаково, ведь Ольга – ее ведущая балерина, а Кирилл – недавно завершивший свою карьеру первый солист, а ныне – руководитель нескольких проектов, так или иначе связанных с балетом . Муж и жена, партнеры, коллеги – их объединяет и личное, и профессиональное. О жизни на сцене, вне ее и об отличиях русского и европейского балета.

Кирилл, Вы – из Москвы, Ольга – из Петербурга, характер этих городов отразился в вас?

Кирилл Курлаев: Из московской суеты я уехал очень рано – в 15 лет. В Австрии я живу уже 20 лет, поэтому на меня больше повлиял местный темперамент.

Ольга Есина: Кирилл – совершенно не москвич, по складу характера он, скорее, петербуржец.

Как в ваших жизнях возникла Австрия?

К.К.: Очень случайно! По выходным я дополнительно занимался с труппой Большого театра. Однажды, это было в 1997 году, в Москву приехал директор штутгартской Академии балета Алекс Урсуляк. После репетиции он сказал родителям, что хочет пригласить меня в свою школу. Пока документы обрабатывались, Урсуляк переехал работать в Австрию, в Санкт-Пёльтен, куда позвал и меня. В академии я проучился 1,5 года, а потом перешел в балетную школу при Венской опере.

О.Е.: Я два года проработала в Мариинском театре, куда точно так же на спектакль приехал директор Венского государственного балета, увидел меня и предложил соло-контракт в Вене.

Но ведь потом Вы вернулись в Мариинский в качестве приглашенной балерины…

О.Е.: Меня пригласили сначала на гала-концерт, потом на один спектакль, на другой и как-то пошло-поехало. Мне предлагали остаться в Мариинке, какое-то время я очень металась, потому что дом, семья – все было так приятно, так близко. В итоге я решила, что буду работать на два театра. В Вене мне в виде исключения дали такую возможность, а потом я ушла в декрет. Теперь все мое свободное время занимает малышка.

К слову о малышке, одновременно четыре первых солистки Венского государственного балета ушли в декрет. Сцена на какой-то период опустела. Насколько поменялась ваша жизнь с рождением дочери?

К.К.: Поменялось абсолютно все. Многие вещи, которые раньше казались важными, отошли на второй план. У нас очень радостный ребенок, приходишь домой и забываешь и об усталости, и о каких-то трудностях.

О.Е.: Теперь вся наша жизнь – вокруг нее, будь это работа, школа, да все что угодно. Любое свободное время мы всегда проводим с дочкой.

Ольга, после Мариинки тяжело было привыкнуть к европейскому театру?

О.Е.: Очень тяжело, я сразу пришла в Венскую оперу на позицию солистки. Могу сказать на примере «Лебединого озера»: я танцевала его и в Мариинке, и тут. Мне говорили: «Не то, здесь должно быть иначе», а я боролась до последнего и делала так, как мне хотелось и как привыкла. Это не воспринималось ни публикой, ни особенно педагогами. Со временем я нашла для себя в этой хореографии ту линию, которой мне приятно следовать, и начала танцевать уже так, как принято на венской сцене.

«Не то, должно быть иначе», насколько здесь есть место свободе артиста или все же хореограф – авторитарная фигура?

О.Е.: Это самое главное отличие: здесь нет свободы. В России все постановки концентрируются на индивидуальности танцовщика: у кого-то красивые руки, у кого-то отточенная техника – все ведь разные. Мелочи всегда можно изменить и подстроить, чтобы спектакль выглядел органично. В Вене – нет: есть хореография, ты делаешь так, как сказано.

К.К.: Я скажу, откуда это. В фондах, например, в Нуриевском, работают люди, которые контролируют правильность исполнения конкретной хореографии. Театр, приобретая балет, обязан выполнить пункты договора. В нем прописано, что все должно быть исполнено так, как поставлено изначально, поэтому ты не можешь сделать ни шаг влево, ни шаг вправо.

Что дала европейская сцена из того, чего не дала российская?

К.К.: Вопрос Оле, потому что в России я танцевал больше как гость.

О.Е.: Совсем разные ощущения. Европейская сцена дала чистоту исполнения в танце – здесь это больше ценится. В России можно технически что-то не сделать, но зато очень глубоко и эмоционально провести спектакль, и никто не скажет, что было нехорошо.

Артисты балета рассказывают, что для определенных партий есть жесткие критерии роста…

К.К.: Все зависит от вкусов руководителя труппы.

О.Е.: Это правда. Когда я работала в Мариинском театре, считалось, что «Лебединое озеро» должны танцевать только высокие девушки. А здесь и также в Большом театре есть «лебеди» любого роста.

А то, что основной состав Венского государственного балета составляют «наши», это тоже вкус руководителя или достоинство российской системы образования?

К.К.: Все вместе. Во-первых, наша школа более требовательна, а, во-вторых, Дьюла Харангозо, прежний директор балета, венгр, окончил Вагановскую академию и очень любит русский репертуар, поэтому в труппу театра пригласил много артистов из России.

О.Е.: Но я хочу заметить, что костяк русских солистов остался и при Мануэле Легри. Он тоже очень уважает русскую школу, понимает и поддерживает ее.

В 2020 году Венскую оперу возглавит новый директор –Богдан Рошчич . Уже известно, кто будет руководить балетом?

К.К.: Имя балетного директора должны назвать в течение года. Всегда, когда меняется руководитель, артисты пребывают в напряжении, потому что не знают новых вкусов. Я помню, когда Мануэль только пришел, в воздухе витал вопрос, поддержит он русских артистов или будет менять. Все же французская балетная школа тоже считается очень хорошей, но она отличается от нашей. Легри никого не уволил.

Классика или современность?

К.К.: Мне ближе современность. Как артист ты можешь намного лучше раскрыться в современном танце, нежели в классическом, и по типу я больше неоклассик.

О.Е.: Я, честно говоря, очень люблю классику, но не здешнюю, а русскую. Возможно, поэтому меня в одно время очень тянуло домой – там другие спектакли, другая хореография, в них себя чувствуешь себя иначе. Здесь в основном идет классика Рудольфа Нуриева, постановки очень интересные и технические сложные для любой балерины, но наши мне ближе.

Какую роль в жизни балетного артиста играют премии и награды?

О.Е.: Приятно, но для сценической жизни это не имеет такого значения, как, например, в спорте, когда гонорары сразу подскакивают на другой уровень. Немного разные вещи – быть конкурсным танцовщиком и участвовать в спектаклях в театре.

К.К.: Есть артисты, у которых миллион наград, гран-при разных конкурсов, но они все равно не востребованы. А есть те, у кого ничего нет, а они танцуют по всему миру. Не могу сказать, что даже награды за роли что-то решают.

Вы основали Элитный лицей для детей, почему выбрали именно такой формат?

К.К.: Мы всегда хотели создать центр, где дети могли бы всесторонне развиваться. В Вене детки ходят на балет в одно место, на фортепиано – в другое, на язык – в третье... Мне хотелось это объединить и дать возможность прикоснуться сразу к нескольким направлениям в одном месте.

О.Е.: Не всегда родители понимают, чем в будущем будет заниматься их ребенок. Его несколько месяцев водят на фортепиано, которое ему не нравится, потом пробуют что-то другое и пока найдут то, в чем он может раскрыться, проходит много времени. Наша идея – объединить все это в одном месте, чтобы дети, прикоснувшись к разным дисциплинам, сказали: «Мама, мне нравится это!». Чем раньше распознаешь талант, тем успешнее его разовьешь. Мама совершенно случайно привела меня на балет в шесть лет и угадала. Теперь это моя профессия, я в ней успешна. А если бы меня отдали куда-то в другое место, я бы просто потеряла время.

Вы ориентировались на русскоязычную аудиторию?

О.Е.: У нас русские имена, нас здесь знают, и, конечно, потянулись соотечественники, но мы никогда не нацеливались именно на русскоязычную аудиторию.

К.К.: Мы поддерживаем талантливых детей, стараемся их развивать, отправлять на конкурсы, объяснять родителям, что нужно сделать для достижения каких-то высот. Периодически мы сами даем мастер-классы, два раза в год устраиваем детские концерты, вместе готовим сценарий, репетируем.

О.Е.: Сразу видно, у кого что получается. Мы как никто знаем, сколько нужно пережить, чтобы сложилась успешная карьера. Помощь других людей, удача – все должно совпасть. Мы стараемся облегчить родителям и детям начало их пути.

Балет – это Божий дар или ремесло?

О.Е.: В любой профессии должна быть и голова на плечах, и сердце в груди, и душа.

К.К.: Скажу честно: те, для кого балет – ремесло, добиваются больших успехов. Несмотря на талант от Бога, надо очень-очень много работать. Все, кто приходит работать в Венскую оперу, – одарены, но не у всех...

О.Е.: ...получается развить этот талант и стать успешным артистом.

Но есть также отбор по физическим данным.

К.К.: Я не могу сказать, что у меня для балета – какие-то особые данные, но педагог всегда говорил: «Надо больше работать!». Меня никогда бы не взяли, например, в Вагановскую академию или Московское хореографическое училище, тем не менее я многого добился. И знаю ребят, которых выгнали из академий за профнепригодность, а сейчас они – ведущие солисты лучших сцен мира.

О.Е.: Меня не хотели брать в академию из-за недостаточных данных для поступления, а детей, которых взяли «с руками и ногами», в дальнейшем отчислили. В 10-летнем возрасте трудно понять, что вырастет, ведь должно сложиться столько факторов: и фигура, и длина ног, и трудолюбие. Конечно, если ребенок безумно хочет учиться, это уже полдела – сразу понятно, что он будет работать.

А свою дочь вы отдадите в балет?

О.Е.: Мы не будем ее ни к чему принуждать, но прекрасно понимаем, что так как работаем в этой среде всю жизнь, она постоянно будет находиться в театре. Если мы заметим у нее талант и желание, пусть занимается, но дочь обязательно получит дополнительное образование.

К.К.: Наша профессия нестабильна, сегодня ты танцуешь, завтра – нет. Может что-то не сойтись по здоровью или поменяться вкус руководства, поэтому надо иметь второе образование.

Кирилл, Вы завершали свою балетную карьеру очень важной для Австрии ролью Рудольфа. Так совпало или это был Ваш выбор?

К.К.: Сложилось и сложилось хорошо. Партия кронпринца Рудольфа – одна из самых тяжелых для танцора. Она яркая, но очень тяжелая. Мне хотелось поставить жирную точку в карьере, и в том году этот балет был в репертуаре, поэтому все удачно совпало.

Кого больше среди ваших друзей – австрийцев или русских?

К.К.: Тяжело сказать, опера интернациональна. В балетной труппе работают артисты из 30 стран мира.

О.Е.: Очень много австрийцев разного возраста, с которыми мы близко дружим. Часть из них не связана с театром, с искусством в целом. Я с детства это ценила, потому что важно не замыкаться только на театре.

К.К.: Особенно врачей (смеется)! У нас травмоопасная профессия, надо быстро восстанавливаться, поэтому ищешь лучших, чтобы тебя поставили на ноги.

О.Е.: Со многими из них мы очень подружились.

Что из местных привычек вы переняли?

О.Е.: Нам нравится, как тут все устроено в бытовом плане: собирать чеки, бумаги, все спокойно распределять. В России в этом смысле – хаос.

К.К.: Вена – очень спокойный город. Когда я приехал в Австрию из Москвы в 1998 году, еще и в Санкт-Пёльтен, я был в шоке. Город казался мне мертвым, я не мог понять, где люди. Я говорил маме: «Как же я буду здесь жить, здесь ничего не происходит!». Она привезла меня в Вену, но тогда тут и по субботам ничего не работало. Это сейчас магазины открыты и есть какое-то движение, кажется, что вокруг много всего.

О.Е.: У нас довольно насыщенная жизнь и нам нравится этот покой. Мы очень любим по выходным проводить время в парках. Все гуляют с детьми, это так приятно видеть!

Вена – дом?

К.К.: Да. Я большую часть своей жизни прожил здесь, у меня здесь мама.

О.Е.: Сто процентов! Но Родина остается Родиной, там родители, семья, дом.