Почему главный герой кинулся в драку. Он хотел доказать Газовому Баллону, что он не трус

Бить или не бить - вот в чем вопрос, с которым рано или поздно сталкивается любой православный родитель, у которого растут мальчики. И речь тут вовсе не о физических наказаниях собственных детей. Так уж устроена мальчишеская жизнь, что утверждать себя в ней приходится иногда через банальную драку.

З де сь для православного папы неизбежно возникает когнитивный диссонанс: с одной стороны, понимаешь, что умение постоять за себя и за других людей, нуждающихся в твоей защите - необходимый навык для будущего мужчины. Но вот приобрести его можно лишь на практике. А как это сделать, не нарушая прямую и вполне однозначную заповедь Господа - если кто ударит тебя по левой щеке, подставь правую? Передо мной эта проблема вставала дважды. Впервые - когда мои мальчишки только пошли в школу, и второй раз - когда им исполнилось лет 15-16. О том, как мы сообща ее решали, я сейчас попробую рассказать.

Примерно через месяц после начала учебного года мой первоклашка Никита подошел и сказал:

Пап, меня в школе бьют.

Одноклассники.

Ну, так дай им сдачи.

И тут произошло то, что я до сих пор вспоминаю со стыдом за свою отцовскую несостоятельность. Никита похлопал ресницами и как-то очень бесхитростно ответил:

Пап, а я не умею давать сдачи.

Для меня это было шоком. Почему-то мне казалось, будто умение драться у мальчишек появляется само по себе, просто в процессе жизнедеятельности. Во всяком случае, у меня в детстве это происходило именно так. Но я рос в рабочем квартале, где стычка с разбитыми в кровь носами или драка двор на двор были обычным делом. А мои сыновья до школы жили исключительно в окружении наших приходских ребят, таких же спокойных, добрых, способных любой конфликт решить мирным путем. И вот пришла пора пожинать плоды такого «закрытого» воспитания. Тут к актуальному разговору подтянулся из соседней комнаты дошкольник Глебушка:

Да, папа, мы не умеем бить.

Я подставил открытую ладонь и сказал Никите:

Ну-ка, давай, посмотрим. Бей.

Сын неуверенно ткнул в ладонь плохо сложенным кулаком.

Это ты толкнул, а нужно ударить. Давай еще.

Никита попробовал еще раз. Результат был примерно тот же. Потом попробовал ударить Глеб. У него тоже ничего не получилось.

Понятно. Снимайте майки.

Мальчишки с готовностью разделись и вытянулись передо мной, как солдаты на строевом смотре. С первого же взгляда на этот «строй» мне захотелось одновременно заплакать и самому себе набить морду. Почему я не видел этого раньше? Худенькие оба, руки как палочки, кожа словно бы натянута прямо на ребра, мышц не видно вообще. Только синие жилки просвечивают под выпирающими ключицами.

Когда-то в юности я довольно серьезно занимался самбо и дзюдо, ездил с командой на соревнования. Потом жизнь закрутила совсем в другую сторону, и про спорт я забыл на много лет. Цену этой папиной «забывчивости» моим детям теперь приходилось платить с процентами.

Ну да лучше с опозданием, чем - никогда. И мы немедленно принялись наверстывать упущенное. Я стал показывать сыновьям, как правильно отжиматься, приседать, делать упражнения на растяжку, качать пресс. Нужно было видеть, с каким восторгом они тут же кинулись в эту новую для них стихию. Сами установили себе время тренировок - 2 часа в день. И неу­коснительно следовали этому правилу, подгоняя друг друга, если кто-то вдруг решит пофилонить. Через пару месяцев, когда они окрепли, я стал показывать им удары и приемы. Конечно же, по классификации Юрия Шевчука я был скорее типичным «теоретиком кун-фу». Но других тренеров в нашем городке не было.

В этот период мальчишки, быть может, впервые оценили всерьез то, что они есть друг у друга. Это же такое счастье для бойца, когда ему не нужно искать себе спарринг-партнера и можно в любой момент поотрабатывать очередной прием с родным братом, не выходя из дома!

Странное хобби мамы

А тут еще наша мама подлила масла в этот пылающий огонь детской любви к спорту. Дело в том, что моя дорогая женушка, многодетная мать, домохозяйка, живущая в сельской местности, - вот эта милая православная женщина вдруг решила, что у нее должно быть хобби. Ну, дело в общем понятное: жизнь в провинции скучна, найти себе интерес по душе хочется каждому. Странным оказался лишь ее выбор. И даже весьма странным. Потому что наша мама увлеклась творчеством… Джеки Чана. Она выписывала по почте какие-то редкие книги с его биографией, собрала полную коллекцию его фильмов, умудрилась найти где-то несколько компакт-дисков с его песнями (оказалось, что он еще и поет), даже начала изучать китайский язык. Ну и, естественно, мы всей семьей в тот период смотрели фильмы веселого и добродушного каскадера из Гонконга (а куда деваться, если у мамы - хобби?).
Оказалось, этот актер и режиссер на удивление щепетилен в нравственных вопросах. Во всех своих киношных маханиях ногами Джеки Чан настолько последовательно старался обличать зло и утверждать добро, что западная кинокритика в ту пору уже привычно вышучивала его за излишнюю дидактичность. Зато для наших мальчишек такое странное сочетание морализма с каратэ-боевиком оказалось настоящей находкой. Мальчишкам ведь всегда нужен герой, на которого хотелось бы быть похожим. А тут вот он, Джеки - бесстрашный, ловкий, сильный и в то же время добрый, честный, смешной. Что-то вроде Д’Артаньяна-Боярского, только без мушкетерских ухлестываний за чужими женщинами и непрерывного пьянства в кадре.

Но главным открытием для ребят стал документальный фильм о том, как Джеки Чан придумывает, готовит и снимает свои трюки. Вернее сказать - тот эпизод, где были показаны тренировки его команды каскадеров. Оказалось, что за всем экранным великолепием головокружительных прыжков, бросков и ударов стоит обычная ежедневная работа в спортзале - все те же отжимания (правда, у самого Джеки норма для них - 2000 раз за один подход), пресс, растяжка, скакалка и другие прозаичные вещи. Для моих мальчишек эта приоткрытая дверца на каскадерскую кухню изменила все их представления о жизни.

Они вдруг поняли, что если долго и упорно чем-то заниматься, результат обязательно будет. И с детской наивностью поставили себе задачу - стать такими же сильными и ловкими, как Джеки Чан. Спустя год упорных занятий дома они отжимались по 300 раз, неплохо подтягивались, лазали по канату. Ну и, конечно, научились эффектно махать ногами и руками в лучших традициях гонконгского кино-каратэ.

Борис и Глеб спешат на помощь

Тогда я еще никак не связывал эти их занятия с заповедью «подставь другую щеку». В моем представлении мальчишеские стычки до определенного возраста и дракой-то назвать нельзя - так, обычная возня, как у молодых собак или котят. Тем более что сыновья были неконфликтными по натуре и вовсе не стремились реализовать свои новые навыки для самоутверждения в среде ровесников. Лишь где-то к четвертому классу Глеб со своим другом Борисом стали периодически ввязываться в стычки со школьными хулиганами. Мама Бориса (к слову сказать, тогда - руководитель нашей приходской воскресной школы) после очередного вызова к директору жалобно смотрела мне в глаза и спрашивала:

- Саш, но ведь надо что-то делать с этим?

Ирина, ты же сама сейчас все слышала. Они заступились за одноклассниц, девочки это подтвердили. Что тебя не устраивает?

Ну… можно же было как-то словами все решить. Они же православные, в конце концов.

Знаешь, Ирин, я себя помню в их возрасте. И точно знаю, что есть в мальчишеской жизни ситуации, которые словами уже не разрулишь. Остается либо пройти мимо, либо драться. Неужели тебя больше устроило, если бы наши ребята прошли мимо?

Ирина вздохнула:

Нет, конечно. Но все-таки… как-то нехорошо. И главное, имена-то какие у них - Борис и Глеб. Святые страстотерпцы. А тут…

Да, вот с именами мы как-то не угадали, это точно…

Честно говоря, у меня эти инциденты не вызывали особого беспокойства. Конечно, всякий раз я проводил свое собственное, папское дознание, выслушивал не только Глеба, но и других свидетелей или участников «боя». И никогда не было такого, чтобы драку начал или спровоцировал Глеб.

Однажды он просто вогнал меня в ступор описанием своего очередного поединка. На вопрос о ссадине на щеке он пожал плечами, улыбнулся своей буратинистой улыбкой и поведал следующее:

- Пап, ну это опять Коростылев. Ты же знаешь, ему спокойно не живется. Шли из школы с Борисом. Коростыль со своей компашкой нас догнали, окружили. Борис говорит: «А чего вы толпой-то? Пускай кто-нибудь из вас со мной один на один выйдет. Или вон - с Глебом. Раз такие герои». Ну, Коростылев и решил со мной помахаться. «Только чур, без ног, - говорит. - Деремся только руками».

Я улыбнулся понимающе. Молодец Коросты­лев, правильно рассуждает, хоть и второгодник. Удар маваши-гери Глеб тогда научился бить так, что в бою с использованием ног у школьных хулиганов против него не было никаких шансов вообще.

Дальше отошли в сквер. Коростыль на меня кинулся, пару раз попал вскользь. Он же руками вдурную машет, как мельница. А я его на противоходе поймал. Короче, разбил ему нос. Он стоит, рубаха в крови, сопли и слезы по лицу размазывает. Орет: «Давай, продолжаем! Я тебя сейчас сделаю!»

А что я… Я вижу, что он реально озверел. Тут уже или бить его всерьез, на поражение, или он меня сам искалечит. Здоровый же. И дурной. Я прикинул, посмотрел на него, и говорю: «Слушай, ты сегодня явно не форме. Давай договоримся так: сейчас ты пойдешь домой и приведешь себя в порядок. А продолжим мы с тобой завтра, после уроков. Идет?» Ну и разошлись на этом.

Эта рассудительность в одиннадцатилетнем мальчишке меня тогда и удивила и обрадовала. Я понял, что мой сынулька умеет спокойно соразмерять ответное воздействие даже в такой острой ситуации. Этот навык и у взрослых-то нечасто встречается.

Иллюзии уходят, хулиганье остается

Вот так мы и жили. Но все когда-нибудь кончается. Закончилось и детство у моих ребят. Оглянуться мы с женой не успели, как вихрастые и смешные наши мальчишки вдруг в одночасье превратились в нескладных подростков, нервных, замкнутых, живущих какой-то своей, непонятной нам жизнью.

И здесь у нас начался второй, уже по-настоящему серьезный кризис, связанный с проблемой «бить или не бить».

Давно уже оставлены были и шустрый красавчик Джеки Чан, и многочасовые ежедневные занятия спортом. В какой-то момент сыновья поняли, что, сколько ни занимайся, а Джеки Чаном все равно не станешь. Что ж, утрата детских иллюзий - необходимый элемент взросления...

В общем, иллюзии ушли. А школьное хулиганье осталось.

В подростковом периоде у ребят с этим все гораздо сложнее, чем в детстве. Пара лет разницы в возрасте делает противника недосягаемым для симметричного ответа. Тут все влияет - и физическое развитие (между 16 и 14 годами - целая пропасть), и статусный момент - «старшие» неприкосновенны. Но, пожалуй, тяжелей всего переживается какой-то иррациональный животный страх, который обалдуи-старшеклассники умеют внушать ребятам всего-то на пару-тройку лет младше их самих. У нас в школе сложилась разновозрастная гоп-компания, находившая для себя радость в унижении тех, кто в нее не входил. Причем речь не шла об избиениях. Это была сложная многоступенчатая система морального подавления, состоявшая из подзатыльников, оплеух, пинков под зад, оскорблений, публичных «наездов» и множества других мелких пакостей, делавших жизнь невыносимой. Вот у этой шайки и попали под раздачу мои сыновья в самом непростом своем возрасте.

Самое печальное, что многого я тогда просто не знал, а чего-то, возможно, не знаю и до сих пор. Подростки - народ скрытный, особенно там, где речь касается унижений. Помню, однажды случайно увидел, как мой отважный Глебушка, словно партизан в лесу, прячется за деревом прямо перед крыльцом нашего дома. Метрах в тридцати через перекресток шла толпа молодых парней, человек восемь. Это от них мой сын почему-то прятался, боясь, что они увидят его. И как тут быть папе?

Я, конечно, пытался осторожненько спрашивать, выводил на разговор. И в целом картина была понятна. Но как быть дальше, я не знал. Подкараулить обидчиков на подходах к школе и сделать так, чтобы им тоже стало страшно жить? Самое первое желание было именно таким. Слава Богу, у меня хватило ума этого не делать.

В большом городе можно было бы просто сменить школу. Но у нас их всего две, и обе друг друга стоят в этом отношении.

Когда я все чаще начал слышать от моих мальчишек унылые рассуждения о том, что они-де «прощают» своих обидчиков, потому что те, мол, «не ведают, что творят», то понял, что медлить больше нельзя. Потому что вовсе не христианское благочестие стояло за этими хорошими и правильными словами, а обыкновенная трусость и малодушие.

Сейчас мне очень хотелось бы написать, что я хорошенько все тогда обдумал и нашел универсальный способ, позволяющий совместить в воспитании своих детей мужественность и христианство. Но увы, к сожалению, такого способа я тогда найти не смог.

Несколько лет назад я учил их быть сильными, не бояться боли, бить самим и грамотно уходить от чужих ударов. Короче говоря, я учил их драться. Теперь ситуация изменилась качественно. Драться они уже умели, но боялись своих противников. И мне нужно было решить - принять этот их страх как неизбежную данность или пробудить в них боевой дух и готовность отстоять свое достоинство, если нужно, то и кулаками. При этом я понимал, что второй вариант прямо противоречит евангельским словам о другой щеке, которую нужно подставить, а также - тем нравственным принципам, о которых они несколько лет подряд слышали на занятиях в воскресной школе.

Я все это понимал, но выбирать приходилось всего из двух вариантов. Либо мои сыновья становились зачуханными изгоями с благочестивой демагогией и со сломанным характером, либо учились, получив по правой щеке, спокойно и грамотно бить противника в левую. Выбор, прямо скажем, небогатый…

Всё, пацаны, детство кончилось

И вдруг выяснилось, что я в очередной раз опоздал. Пока я был занят этими своими отцовскими размышлениями, мальчишки тоже не сидели сложа руки. И все уже решили сами.

Посмотрев фильм «Бойцовский клуб», они сделали из него довольно странные выводы. Вечерами они с еще тремя-четырьмя ребятами из нашей же воскрес­ной школы собирались в лесу за стадионом. Здесь они разбивались на пары и… начинали спарринговать в полный контакт голыми руками без всякой защиты.

Или, в переводе на обычный язык - мутузить друг друга, по слову классика «кто - как и чем - во что». В навороченном психоделическом фильме Дэвида Финчера им приглянулась лишь эта простая идея - чтобы не бояться ударов по лицу, нужно на досуге прак­тиковаться в их нанесении и получении. Чем ребята и занялись со всем усердием. Правда, просуществовал этот их импровизированный «Бойцовский клуб» совсем недолго, поскольку, из этого экзотического опыта мои парни вынес­ли главную мысль: заниматься рукопашкой нужно всерьез и системно, без диких спаррингов под молодыми березками.

Но как и где? Секций в нашем городишке не было. Лишь в местном спортзале была оборудована «качалка», где всё те же школьные гопники с матерком нагоняли себе мышцу, периодически выбегая на улицу покурить. Поэтому я просто накупил мальчишкам боксерских мешков, перчаток, защитных шлемов и прочего спортивного барахла. И они стали тренироваться дома, благо места у нас для этого - целый сад. А когда ученик готов, как известно, приходит учитель. Сначала их стал тренировать сосед по улице, наш прихожанин, который в юности серьезно занимался боксом. Потом неожиданно появились другие учителя - двое местных парней, служащих в московском ОМОНе, с которыми мои ребята познакомились во время ежедневных пробежек. Регулярные занятия с мастерами, отжимания, пресс, скакалка, работа на мешке, тренировочные бои… Через полтора года такой жизни вместо мотивации сыновей к защите собственного достоинства мне пришлось уже очень серьезно и подолгу объяснять им, почему человек с поставленным ударом не должен бить другого человека в голову или в живот. Говорил я им примерно следующее:

Всё, пацаны, детство кончилось. Это в десять лет можно было позволить себе выйти помахаться с кем-нибудь. Сейчас вы весите в два раза больше, и удар у вас стал раз в десять сильнее. А вот нос, челюсти, ребра и другие части тела у ваших противников крепче не стали. Вы научились таким ударам, которыми человека запросто можно искалечить и даже убить. А в душе у вас накопилось много обиды и ненависти к тем, кто не давал вам спокойно жить. И если теперь вы вдруг решите поквитаться за те давние унижения, это будет уже не школьная драка, а обычная уголовщина. Поэтому запомните простую, но очень важную вещь: на улице вам больше нельзя бить никого.

Слава Богу, ребята вняли этим моим увещеваниям. И когда на моего Глеба напал один из лидеров местного хулиганья, сын не нанес ему ни одного удара. Но тот во время их короткой стычки очень хорошо понял, что драться с Глебом ему больше не следует и что лучше найти себе для самоутверждения объект попроще. Странным образом мальчишки заработали себе авторитет в той же гопацкой среде практически без драк. Возможно, причиной тому было несколько их тренировок в спортзале, когда гопники, отвлекшись от своего железа, имели возможность с отвисшими челюстями понаблюдать за их спаррингами и прикинуть, как нехило можно огрести от этих улыбчивых и доброжелательных ребят. Или, может быть, от готовых к драке людей просто идет некая волна уверенности в себе, а у хулиганья очень хороший нюх на такие вещи. Как бы то ни было, но обижать моих парней никто из местной шпаны уже не решался ни на улице, ни в школе.

Возможно, существуют какие-то другие способы воспитания мужества в мальчиках, не связанные с умением постоять за себя. Я вполне допускаю такое, потому что несколько раз видел несгибаемую силу духа в людях, не обладающих физической силой и боевыми навыками. Как это достигается - Бог весть. С огромным интересом ознакомился бы с этим опытом. У нас же все получилось так, как получилось.

Сами видите, христианских мотивов тут не­много. Но это не значит, будто их совсем нет. Ну вот, например, хорошо всем известный эпизод в Гефсиманском саду, когда за Иисусом пришли стражники и Он запретил апостолу Петру защищать Себя при помощи оружия. Казалось бы, прямое указание на недопустимость насилия. Но что же происходит далее? Удивительно, но Иисус говорит, что Он и Сам вполне мог позаботиться о собственной защите, если бы захотел: ...или думаешь, что Я не могу теперь умолить Отца Моего, и Он представит Мне более, нежели двенадцать легионов Ангелов?

Расскажу о себе. Сейчас мне за 50. Я вырос в среде, где большая часть мужчин были пьющими. На улице, через дом жили осужденные. Старшие пацаны дрались улица на улицу. Я был самым младшим и в драках не участвовал, только наблюдал. В школе меня уважали и в большинстве своём ко мне все хорошо относились, но были случаи, когда били из мести. Я не сопротивлялся. Как правило это был один удар. В 5 классе играли в футбол, я был в защите и одного мальчишку бортонул. Вечером он подговорил старших друзей и меня встретили. Старшие взяли за левую и правую руки, а он ударил меня в лицо. Я расплакался от обиды. Двое взрослых увидев такую картину прибежали мне на выручку. Через некоторое время я записался в секцию бокса, куда проходил недолго, так как во время тренировки получил удар против всех правил, неожиданно что в последствии сказалось на слухе. Пару раз били в пионерском лагере, из-за того, что не понравилась моя внешность и в школе пару раз, из-за хулиганских побуждений. Драться или мстить, у меня не было желания. Я всегда мысленно, взывал к Богу, хотя мои родители в церковь не ходили и своё крещение я не помню. А К вере пришёл после 30 лет, да и то не сразу. Некоторых моих обидчиков уже нет нет в живых. Некоторые спились. Господь говорит не мстите возлюбленные, мне отмщение. С точки зрения мирской, это малодушие. Тогда и лозунг подставь другую щёку - малодушие. А с точки зрения Бога, есть исполнение заповеди. Заповедь никогда не исполняется механически. Раз так, значит вот эдак. По словам Св. апостола Павла, Бог, в каждом рождает свои желания и хотения. Мы всегда мыслим фрагментарно, не видя всего сценария жизни и судим через свою испорченную природу. Поэтому, господь и сказал не судите. А разбойник на кресте произнёс: "по делам достойное приемлю. Господи, помяни меня, когда придёшь во царствие Твоё."

Важно знать значение слов, ударили по одной, подставь другую. Есть ситуация, где нужно подумать, по делу может получил. Согласна с тем, что не нужно малодушничать и нужно уметь себя и других защитить. Монахи на поле Куликовом во как с мечами сражались!

В иудейских законах роль принципа талиона весьма велика. Ветхий Завет содержит одну из древнейших известных формулировок этого принципа - фраза «око за око» является цитатой из Книги Исхода (21:23-27), повторённая также в Левите (24:20). Законодатель предписал - око за око не для того, чтобы мы друг у друга вырывали глаза, но чтобы удерживали руки свои от обид; ведь угроза, заставляющая страшиться наказания, обуздывает стремление к делам преступным. - говорит Иоанн Златоуст, свт. в Беседах на Евангелие от Матфея, XVII.

Абсолютно согласен с автором. В детстве ребенок должен научиться постоять ща себя. А уже будучи взрослым, поступать по заповеди, т.е. не поддаваться на провокации. Если ударили по левой щеке, подставь правую. По левой щеке правша может ударить только тильной поверхностью поавой ладони, т.е. провоцируя на конфликт, унижая противника. Подставить правую, значит не пойти на обострение конфликта.

Герой рассказа приводит в пример две сцены из своего детства, связанные с его отцом. Первая и более ранняя история показывает нам мальчика, который превозносит своего отца, считает героем и думает, что возможности его родителя безграничны: “…ощущение разлуки, сладкой опасности неизмеримого пространства, лежащего за нашим двором, отцовского мужества, которое было проявлено где-то, заставляет меня испытывать особую близость к нему…” Будучи в более сознательном возрасте, рассказчик впервые испытывает стыд за отца, видит его в нелепом виде. Несмотря на немые насмешки своих приятелей, он не встал на защиту своего героя, а после задавал себе вопросы: “Что же произошло со мной? Почему я не бросился в драку с приятелями? Боялся потерять их дружбу? Или не рискнул сам показаться смешным?” Ю. В. Бондарев считает, что с возрастом к нам приходит осознание ограниченности возможностей наших родителей и их старомодности, по сравнению с новым поколением. Поэтому дети начинают стесняться своих родителей и даже смотреть на них свысока.

Я полностью согласна с позицией автора. Молодые люди часто начинают испытывать стыд за родителей, который приходит на смену детскому восторгу и гордости. Это не единственный пример отображения этой проблемы в литературе. Например, Аркадий, один из персонажей романа Н. С. Тургенева “Отцы и дети”, стеснялся своего отца. Он считал его взгляды старомодными и переживал из-за насмешек своего друга, Базарова.

В жизни такие случаи тоже не редкость. Приведу в пример одного своего друга, который не любит приглашать домой гостей своего возраста. Он стесняется показать своим сверстникам родителей, не знающих модных выражений и тенденций, одевающихся несовременно и не пользующихся новыми технологиями.

Подводя итог, я ещё раз соглашусь с автором текста. Он очень верно показал изменения, происходящие с взглядами детей при взрослении. Несмотря на все различия между поколениями, нам нужно научиться не стыдиться своих родителей, принимать их такими, какие они есть. Какими бы они ни были, стоит помнить, что эти люди вырастили нас, вложив в эту трудную задачу все свои силы, а мы любим их и не должны стесняться этого.

Показать текст целиком

Герой рассказа приводит в пример две сцены из своего детства, связанные с его отцом. Первая и более ранняя история показывает нам мальчика, который превозносит своего отца, считает героем и думает, что возможности его родителя безграничны: “…ощущение разлуки, сладкой опасности неизмеримого пространства, лежащего за нашим двором, отцовского мужества, которое было проявлено где-то, заставляет меня испытывать особую близость к нему…” Будучи в более сознательном возрасте, рассказчик впервые испытывает стыд за отца, видит его в нелепом виде. Несмотря на немые насмешки своих приятелей, он не встал на защиту своего героя, а после задавал себе вопросы: “Что же произошло со мной? Почему я не бросился в драку с приятелями? Боялся потерять их дружбу? Или не рискнул сам показаться смешным?” Ю. В. Бондарев считает, что с возрастом к нам приходит осознание ограниченности возможностей наших родителей и их старомодности, по сравнению с новым поколением. Поэтому дети начинают стесняться своих родителей и даже смотреть на них свысока.

Сочинение

Повесть И. А. Тургенева «Ася» — одно из лучших произведений русской литературы, посвященных любви. Вообще любовь, в большей или меньшей степени, присутствует во всех произведениях Тургенева. По мнению писателя, это основополагающее чувство в жизни человека. Все герои писателя проходят испытание любовью. Именно это испытание оказывается самым главным и самым сложным. Но именно оно определяет нравственную основу, сущность человека.

Так, в повести «Ася» зарождается любовь между главным героем, господином Н. Н. и девушкой Асей. Встретившись в захолустном городке Германии и начав дружески общаться, эти герои понимают, что полюбили друг друга. Эмоциональная и смелая в своих чувствах Ася не видит преград для своего счастья с господином Н. Н. Герой же становится жертвой собственного слабоволия, страха, предрассудков.

Во время описываемых событий двадцатипятилетний герой путешествует по Европе, изучает жизнь людей, наслаждается своей молодостью, свободой, богатством. Почти в каждом городке у него есть дама сердца, однако он сам прекрасно понимает, что все эти увлечения несерьезны.

Но неожиданно в одном германском городишке господин Н. встречает свою любовь. Ею оказывается странная девушка Ася. Рожденная от отца-дворянина и матери-служанки, она выделялась среди своего окружения диким, самобытным нравом, умом, эмоциональностью, порывистостью: «Ася была чрезвычайно понятлива, училась прекрасно, лучше всех; но никак не хотела подойти под общий уровень, упрямилась, глядела букой…».

Автор подчеркивает неординарность девушки. И действительно, господин Н.Н. сразу заметил это: ее артистизм, пластичность, порывистость, огромную эмоциональность, желание прожить яркую и запоминающуюся жизнь. Такая героиня не могла не привлечь внимания героя.

Встретившись с Асей, он чувствует в своем сердце любовь к одной красивой вдове, которая отвергла его. Но мы понимаем, что эти чувства во многом наиграны. Да и сам герой признается в этом. Искреннее чувство сумела вызвать у него лишь Ася. Тургенев рисует нам зарождение любви, ее становление и разлуку героев.

Разлука, на мой взгляд, произошла по вине господина Н. Хотя он и очень любил Асю, но испугался ответственности. Мы помним, что Гагин пришел к господину Н. с рассказом о любви своей сестры. Он поставил герою ультиматум: или он женится на Асе, или они уезжают. Чуть позже герой встречается с самой Асей. Она признается господину Н. в своем чувстве, но герой предает и девушку, и свою любовь. Предрассудки и боязнь мнения общества и мнения Гагина заставляют его оттолкнуть Асю, которая готова была пойти за господином Н. на край света. Позже герой жалеет о своем предательстве и желает все исправить, но свой шанс он упустил. Об этом ему скажет Ася в прощальной записке.

Достаточно хорошо узнав господина Н., Гагин и его сестра решили уехать, не дождавшись ответа. Они понимали, что господин Н. еще не созрел для такого важного решения и по прошествии времени он будет жалеть о нем. Так и получилось. В порыве чувства герой бросился догонять Асю, но судьба распорядилась так, чтобы он их не застал. Как в последствии признавался сам господин Н., это была самая лучшая развязка для него: «Впрочем, я должен сознаться, что я не слишком долго грустил по ней; я даже нашел, что судьба хорошо распорядилась, не соединив меня с Асей; я утешался мыслию, что я, вероятно, не был бы счастлив с такой женой».

Из последней главы повести мы узнаем, что герой так и не встретил свою любовь, он живет одиноким бобылем и до сих пор хранит память об Асе. Среди многочисленной череды женщин, которые у него были, лишь эта девушка оставила глубокий след в душе. Может быть, это была его единственная любовь, и, упустив ее по своей вине, он до конца жизни остался одиноким и несчастным. Или, может быть, у героя были еще шансы полюбить, стать счастливым, но он прошел мимо. Потому что по своей натуре господин Н. не дорос до любви, боится сильных эмоций и кардинальных изменений в жизни.

Таким образом, на мой взгляд, господин Н. не выдержал испытания любовью. Он потерял любовь Аси только по своей вине. Это мы понимаем, читая сцену ИХ свидания.

Здесь герой предстает перед нами еще не доросшим до глубокой и серьезной Любви. В отличие от Аси, господин Н. боится трудностей, поэтому идет по самому легкому пути, который, однако, не приносит ему счастья.

Герой отказывается от новых сильных, высоких чувств, от напряженных духовных переживаний. Образ жизни светского бездельника приучил господина Н. к мимолетным увлечениям, к поверхностным переживаниям, к легкомысленному отношению к жизни и чувствам. Поэтому, при первом серьезном испытании, когда от героя потребовался выбор, он отступает.

Господин Н. предстает перед нами неспособным к самостоятельным решениям и жизненным переменам. Особенно ярко эта нерешительность и слабость видна на фоне Аси, одной из идеальных «тургеневских девушек». Она готова к самому высшему проявлению любви — самопожертвованию.

Другие сочинения по этому произведению

В рассказе «Господин из Сан-Франциско» И. Бунин очень ярко и детально изображает мир роскоши и достатка, мир богатых людей, которые могут все себе позволить. Один из них - господин из Сан-Франциско - является главным героем. В его поступках, облике, ма­нере поведения автор показывает пороки «золотого» круга, к которо­му принадлежит персонаж. Но самая яркая особенность, сразу же бросающаяся в глаза при чтении, состоит в том, что нигде в рассказе не упоминается имя героя и не изображается его внутренний мир.

Кто же такой, этот господин из Сан-Франциско? В первых же строках автор пишет, что «имени его ни в Неаполе, ни на Капри не запомнил никто».

Казалось бы, главное действующее лицо, вокруг него и развора­чиваются основные события произведения, и вдруг не упоминается даже имя героя. Сразу очевидно, что писатель пренебрежительно от­носится к персонажу. Очень подробно описаны внешность и поступки господина: смокинг, белье и даже крупные золотые зубы. Деталям описания внешности уделяется большое внимание. Герой представлен солидным, респектабельным, обеспеченным человеком, который в со­стоянии купить все, что пожелает. В рассказе показывается, как герой посещает памятники культуры, но он равнодушен ко всему, искусство его не интересует. Автор сознательно в деталях описывает, как герои едят, пьют, одеваются, разговаривают. Бунин смеется над этой «ис­кусственной» жизнью.

Почему же, уделяя большое внимание внешности и поступкам, писатель не показывает внутренний мир, психологию героя? Это все оттого, что у господина из Сан-Франциско просто нет внутреннего мира, души. Всю свою жизнь он посвятил наживанию состояния, соз­данию капитала. Герой работал в поте лица и никак не обогащал себя духовно. А к зрелости, нажив состояние, он не знает, чем себя занять, потому что бездуховен. Его жизнь расписана по часам, в ней нет мес­та культуре, душе. Внутренний мир героя пуст и нуждается лишь во внешних впечатлениях. У господина из Сан-Франциско отсутствует какая-либо цель в жизни. Вся задача его существования сводится к удовлетворению физиологических потребностей в сне, пище, одежде. Герой даже не пытается что-либо изменить. А его смерть проходит для всех незаметно, только жена и дочь жалеют его. И возвращение домой в ящике в багажном отделении ярко говорит о его месте среди людей.

И Бунин в рассказе показывает полное отвращение и презрение к таким людям. Он высмеивает их размеренную, расписанную по мину­там жизнь, обличает их пороки, изображает пустоту внутреннего ми­ра и отсутствие какой-либо духовности. Автор искренне надеется, что такие люди постепенно исчезнут вместе со своими недостатками, и в мире не останется «господ из Сан-Франциско».