Борис Минц: «Ход событий подтверждает, что я был прав. Сколько будет вещей в постоянной музейной экспозиции

Музей русского импрессионизма вырос из домашней коллекции бизнесмена и мецената Бориса Минца (бывшего президента финансовой корпорации «Открытие», председателя совета директоров O1 Group, которая занимается условно модными бизнес-центрами). В начале нулевых он стал собирать отечественное искусство - сначала стихийно, а затем со все большим вниманием к стилистическому приему, напоминающему французский импрессионизм, но в работах художников конца XIX и начала XX века.

Коллекция доросла до того, что потребовала себе отдельное пространство, для которого пригодилось одно из зданий бывшей фабрики «Большевик» на Ленинградке (где пекут, среди прочего, печенье «Юбилейное»), развитием которого Борис Минц в то время и занимался. В качестве архитектора он выбрал именитого архитектора Джона МакАслана, недавно отметившегося реконструкцией вокзала Кингс-Кросс в Лондоне. В Москве МакАслан уже успешно конвертировал одно из приобретений Минца - фабрику Станиславского - в образцовый бизнес-центр, так что вопросов к качеству его работы не возникало. Поэтому в комплекте к работе над фабрикой ему было предложено превратить бывший мучной склад, причудливое здание-колодец с параллелепипедом на крыше, в современный музей.

Здание на тот момент находилось в плачевном состоянии - пустой колодец, отделанный от пола до потолка плиткой. Мучной склад не считался памятником, и по проекту МакАслана от исторического здания на самом деле мало что осталось - только сама форма, которую снаружи одели в перфорированные металлические панели (в оригинальном проекте своей отделкой здание должно было напоминать березку - в жизни получилось скучнее), а параллелепипед на крыше остеклили и устроили галерею. Пустой колодец поделили на три этажа - для этого внутрь здания вставили бетонный модуль с винтовой лестницей удивительной красоты.

В результате музей в колодце получился почти крошечным: всего три выставочных зала - с постоянной коллекцией (в подвале) и временными выставками. Площадь со всеми служебными и складскими помещениями оказывается меньше 3 000 кв. м - а выставочная секция составляет всего тысячу.

Наверху - как раз в том странном параллелепипеде - разместилась галерея с естественным светом, маленькое кафе и две веранды с роскошным видом на Сити. На втором этаже - малый полукруглый зал с балконом, с которого было бы очень удобно рассматривать медиаэкран на первом этаже, но, к сожалению, высота балкона к этому не располагает.

Николай Тархов. За вышиванием. Начало 1910х годов

1 из 8

Валентин Серов. Окно. 1887

2 из 8

Валерий Кошляков. Венеция. Из серии «Открытки». 2012

3 из 8

Николай Тархов. Мамина комната утром. 1910

4 из 8

Константин Юон. Ворота Ростовского Кремля. 1906

5 из 8

6 из 8

Арнольд Лаховский. Весна. (Черная речка). Частная коллекция, Москва.

7 из 8

Арнольд Лаховский. Молодая голландка и Бретонка в синем платье. Частная коллекция, Москва.

8 из 8

На первом этаже устроены лобби и гардероб. Выставок здесь проводить не планируется, но здесь и дальше может появляться современное искусство, которое будет созвучно главной тематике музея. Сейчас за него отвечает американский медиахудожник Жан-Кристоф Куэ, который как патологоанатом от искусства мазок за мазком реконструирует процесс работы «русских импрессионистов» над полотнами из коллекции музея.

Под землей - самый большой выставочный зал, с навесными потолками и ремонтом, напоминающим о районных ДК. Чистые интерьеры в эскизах проекта МакАслана выглядят совсем иначе, но в жизни имеют характерные для отечественного строительства стыки, лавки и лампы вместо белых отчего-то заменены на черные. Рядом - образовательные пространства, учебная студия и медиацентр.

Что касается основной экспозиции, следует сделать важную ремарку. Существует ли русский импрессионизм как отдельное течение - более чем спорный вопрос в искусствоведческих кругах. По поводу отдельных художников вроде Коровина достигнут консенсус, однако многие из этого ряда успели достаточно поработать во Франции - и испытали на себе влияние сложившейся в Париже школы света и цвета. Часть искусствоведов считают то, что сложилось из упражнений во французской манере у русских художников, этюдизмом, кто-то называет это русской пейзажной живописью, кто-то - короткой переходной историей от реализма к авангарду. Последнюю версию педалирует и сам музей, но придает ей общемировое значение, называя импрессионизм неизбежным моментом в развитии искусства любой страны - как переходный период от классики к современности, с «освобождением глаза и руки». Чтобы укрепить веру в этот постулат, здесь собираются читать курс лекций об альтернативном импрессионизме - английском, скандинавском и американском.

В зале с постоянной экспозицией собраны работы Серова, Коровина и Кустодиева, которые заслуживают внимания и интереса сами по себе, сюда же можно отнести и ренуаровские парафразы Тархова с его мазком в виде «парижской вермишели», как это называл Леон Бакст. Здесь есть и более странные экспонаты - например, среди прочих романтично настроенных реалистов почему-то оказывается Герасимов, который в Париже экспериментировал с живописной манерой написания бульваров, возможно, вспомнив свои годы ученичества у Коровина. Или же картина Богданова-Бельского, которая официально публиковалась в каталоге выставки передвижников. Для части художников здесь - как для Константина Юона - импрессинизм стал быстро прошедшим увлечением в определенный период времени, зато оставившее после себя живописные изображения ростовского кремля на французский манер.

Второй и третий этажи, место временной выставки, занимают работы художника русской эмиграции Николая Лаховского, который, по словам куратора и директора музея, «много путешествовал, был очень восприимчив и, приезжая в новую страну, немножко подстраивался под ее настроение и стиль». Поэтому работы структурированы не по хронологии, а по географии - на втором этаже Венеция, Франция, Бельгия, Голландия и Палестина, на верхнем - Петербург и русская провинция с козами.

Директор и куратор музея, Юлия Петрова, комментирует пристрастие к розовому цвету у Лаховского и вспоминает его современника, художника Станислава Жуковского. Последний критиковал мечтательность отечественных импрессионистов и советовал им «бросить раскрашивать русскую поэтическую скромную природу в синьку и медянку, а русского человека в мулата с острова Таити; их у нас не увидите, как ни настраивайте себя. Нам это не идет, как не идет цилиндр Маяковскому и золотой лорнет Бурлюку».

Идут ли русской природе синька да медянка, вопрос философский, в любом случае сама идея создания музея русского импрессионизма - довольно смелый шаг, учитывая, что в Москве нет музея авангарда или концептуализма, намного более бесспорных течений. Как, впрочем, нет и отдельного музея современного искусства с постоянной коллекцией. Любая частная коллекция отражает дух своей эпохи и ее интерес - и в этом отношении музей отвечает запросам времени, в конкретном случае - всенародной любви к импрессионизму. Как бы то ни было, осенью коллекция музея уедет на гастроли, а вместо нее все три этажа займут работы современного живописца Валерия Кошлякова, которого относить к импрессионизму не решаются даже сами кураторы. На вопрос о логике экспозиции Борис Минц отвечает, что импрессионизм планируется интерпретировать скорее . Рассуждая в этой парадигме, очень хотелось бы увидеть музей российской меланхолии.

В Москве, на территории бывшей кондитерской фабрики Большевик, открывается Музей русского импрессионизма. Его основатель – бизнесмен, коллекционер и меценат Борис Минц. Музей станет одним из самых крупных и технологичных частных музеев столицы. Помимо выставочных площадок проект будет включать кинотеатр, мультимедийную зону, кафе, магазин с сувенирной и книжной продукцией и многое другое. Елена Рубинова встретилась с директором музея Юлией Петровой накануне открытия.

“Русский импрессионизм”– это новый искусствоведческий феномен или стилистический ориентир? Как появилась эта комбинация слов в названии музея? Ведь термин “импрессионизм” для русского и советского искусства, тем более, звучит непривычно, а многие считают, что и не вполне корректно.

Мы изначально отдавали себе отчет, что с искусствоведческой точки зрения название для музея выбрано спорное, и что, наверное, в наш адрес будет много вопросов и критики, но пошли на это. Мы решили, что если придется объяснять свою позицию, будем объяснять. Феномен русского импрессионизма возник в 80-е годы 19 века, но, разумеется, говоря о русском искусстве, нельзя утверждать, что кто-то из наших художников – импрессионист до мозга костей, это не так. Но в творчестве большинства живописцев рубежа веков были импрессионистические периоды – иногда совсем короткие, как, например, у авангардистов – скажем, Ларионова, Малевича, или у членов «Бубнового валета», допустим, у Кончаловского. У кого-то импрессионистическая стадия занимала два-три года, кто-то в этом направлении жил гораздо дольше, одни его перешагивали, находя себя в ином, а другие, наоборот, приходили к этим пробам позднее.

То есть, вы как раз подтверждаете, что это не что иное, как стилистический ориентир? Русский импрессионизм – это прежде всего чьи работы?

Да, «стилистический ориентир» — тоже хорошая формулировка. Именно поэтому в нашей экспозиции так причудливо сочетаются Коровин с Набалдяном, Пименов с Серовым, Жуковский с Туржанским – мы говорим не о стиле или течении с четко определенной платформой, но о феномене существования импрессионистической стилистики в русском искусстве.

Какие титульные работы, представляющие такую стилистику, будут представлены у вас в музее?

Например, потрясающее полотно Богданова-Бельского. Этот художник не всегда работал в импрессионистической манере, но та работа, которую мы вешаем в центр своей экспозиции, абсолютно импрессионистична. Пять работ, которые мы выбрали для “Музыкальной прогулки”, написанной Дмитрием Курляндским, кажутся нам наиболее привлекательными, и они тоже могут стать титульными. Кроме них, возможно, что такой работой станет портрет “Девочки в матроске” Михаила Шемякина . Если говорить с практической точки зрения, то на обложку нашего каталога мы поставили работу Николая Клодта и, наверное, она раньше других станет узнаваемой. Скорее всего быстрая популярность ждем произведения, которые мы чаще показываем на выставках – вещи Юрия Пименова , работа Бориса Кустодиева “Венеция”. А так вообще жизнь покажет, что выберут зрители.

Заявлено, что основу постоянной коллекции составят примерно 70 работ из собрания основателя музея Бориса Минца? Как происходил отбор для постоянной экспозиции музея?

Коллекция Бориса Минца намного шире, чем собрание и тематика музея: в ней есть, к примеру, графика мирискусников, которая, при всей ценности и моей собственной любви к ней, тематически не подходит к музею. Есть и современное искусство, к примеру Кабаков, он тоже остается за рамками музея. В музейное собрание вошли те вещи, которые нам подходят стилистически и тематически. Отбор в какой-то мере продолжается, поскольку формирование ни музея, ни коллекции не останавливается, и я надеюсь, что этот процесс дополнения музейного собрания будет идти еще долго. С коллекцией Бориса Минца я знакома давно, поэтому ее структура и наполнение были мне хорошо знакомы и понятны, и выбрать вещи для музея было несложно.

Музей заявлен как очень современный во многих отношениях – архитектура, оснащение, концепция. Кто занимался разработкой концепции музея и взят ли был в качестве модели какой-то определенный музей или это некий синтез?

Когда мы начали работать над проектом музея – это была новая сфера и для меня, и для Бориса Иосифовича – и мы, разумеется, обратились к специалистам, консультантам – команде Lordculture. Их специалисты много раз приезжали в Москву, смотрели пространство, изучали коллекцию, мы долго обсуждали, что же хочется получить на выходе. Ни на какой конкретный музей мы не равнялись, хотя да, много поездили и посмотрели, что, где и как устроено. Изначально мы ставили себе цель создать музей, в котором была бы возможность делать интересные временные проекты. Если говорить о каких-то образцах, то большое впечатление на нас произвела парижская Пинакотека и ее команда: именно тем, какие безупречные выставочные проекты они собирают, насколько неожиданные они строят экспозиции. Кстати, во Франции тоже есть некоторая конкуренция между частными и государственными организациями, и некоторые государственные музеи даже отказывались с ними работать. Но из этой западни Пинакотека выходила с честью. Смотреть на то, как они это делают и думать, что, возможно, мы тоже сможем собирать однажды что-то подобное, было очень приятно.

Тема русского импрессионизма сразу звучит как очень яркий «экспортный продукт», но не будет ли тема русского импрессионизма ограничивать вашу выставочную деятельность? Какие зарубежные выставки у вас в планах? Насколько мне известно еще в прошлом году музей начал свою выставочную активность?

Название «русский импрессионизм» описывает постоянную экспозицию музея. Временные же выставки могут быть посвящены и современному, и классическому искусству, и русскому, и западному, главное чтобы уровень был высоким. Если говорить о представлении русского искусства за рубежом, то это для нас очень важно. Ни для кого не секрет, что марка русского искусства – это икона и авангард. Нам очень хочется вместе с коллегами из других музеев эту ситуацию изменить: обратить внимание зарубежной публики и на другие яркие периоды в нашей живописи. Русскую живопись второй половины XIX века временами называют вторичной, но она очень интересна и способна удивить западного зрителя. В 2015 году мы провели выставку части своего собрания в Венеции, затем нас пригласили принять участие в праздновании Дней русской культуры в Германии. И Музей Августинцев во Фрайбурге, где проходила выставка, подписал с нами договор на три недели, но через некоторое время предложили продлить экспозицию на все лето – к ней был большой интерес публики.

В некотором смысле похожую задачу с периодом соцреализма ставит себе и Музей Русского Реалистического Искусства, в том числе с русским “суровым стилем» , чтобы разбавить то, что хорошо известно малоизвестным. Не будет ли в этом смысле ваш музей конкурировать с МРРИ?

Да, в чем-то наши задачи пересекаются, хотя ниши у нас разные. Здесь сложно провести четкую границу, в каких-то именах пересечения неизбежны, иногда мы даже конкурируем за приобретение тех или иных работ. В собрании ИРРИ есть полотна, которые могли бы украсить и наши выставки. У нас пока не было совместных проектов, но отношения дружеские. Кстати, поскольку как музей ИРРИ старше нас, мы уже несколько раз обращались к ним за практическими рекомендациями, и директор Надежда Степанова всегда откликается.

Какие сюрпризы ожидают посетителей музея и в смысле искусства, и в смысле технологических решений? Кроме современного архитектурного решения самого здания наверняка задействованы и самые последние музейные технологии?

Мы постарались оснастить здание так, чтобы в нем было комфортно и картинам, и зрителям, и работающим специалистам. В частности одна из наших находок, о которой нам часто приходится рассказывать – это огромный подъемный стол, позволяющей машине с картинами опускаться прямо внутрь здания на -1 этаж, где уже в климатической зоне происходит разгрузка и размещение картин в хранилище. Но это оборудование от глаз зрителей скрыто. Зато первое, что увидят наши гости в холле музея – особая видеоинсталляция «Дышащие полотна» американского видеохудожника Жана-Кристофа Куэ, созданная на основе наших картин.

А что представляет собой эта видеоинсталляция?

Наши гости увидят сложную конструкцию из множества экранов, расположенных под разными углами – на них проецируется особым образом снятый контент. У Жана-Кристофа интернациональная американо-европейская команда, работа которой заняла почти два года.

Кроме того, мы запланировали для наших посетителей мультимедиа зону, которая возьмет на себя и развлекательную, и, что еще важнее, образовательную функцию. Как работает художник? Чем он пользуется? Что такое мастихин? По каким принципам сочетаются цвета? По каким законам ложатся блики? На все эти вопросы можно будет найти ответы – визуально это будут 4 пространственных объекта, с которыми можно взаимодействовать.

В качестве музыкальной визитной карточки музея заявлен цикл «Музыкальная прогулка» Дмитрия Курляндского, специально написанный под открытие музея, и это сразу вызывает реминесценции с Мусоргским, но в 21 веке. Такая музыкальная составляющая – это тоже часть основной концепции музея?

Пять музыкальных произведений, которые Дмитрий Курляндский написал для нашего музея, посвящены пяти разным картинам из разных времен – от Валентина Серова до Петра Кончаловского. Курляндский сделал, я бы сказала, акустическую проекцию этих картин. Музыкальные произведения, созданные им, если разложить их, состоят не только из собственно музыки, но и из звукового ряда, который мог бы окружать художника в момент создания картины. Дмитрий Курлянский – авангардный композитор и дополнить музыку звуками была его идея. Мы это поддержали, ведь это дополнило восприятие картин. После открытия музыка останется в музее, и, конечно, будет представлена в аудиогиде, и будет сопровождать наши выставки.

Какую исследовательскую и просветительскую деятельность планирует вести музей? Какие ближайшие планы уже заверстаны?

Мы открываемся в мае выставкой Арнольда Лаховского “Очарованный странник» и делаем упор именно на его поездки и работу в Палестине, в Европе, в Америке и России. После этого осенью мы освобождаем весь музей под проект Валерия Кошлякова. Насколько я знаю, именно эту программу художник планирует потом показать на архитектурной Биеннале в Венеции. А затем зимой 2017 года мы открываем выставку художницы Серебряного века Елены Киселевой – живописец уровня Бродского и Головина. Что касается зарубежных проектов, как раз пока у нас будет проходить Кошляков, наша постоянная экспозиция поедет в Софию. Есть у нас планы и на 2017 год, но давайте пока откроемся.

Директор Музея русского импрессионизма Юлия Петрова.

Заславский : В студии Григорий Заславский, добрый день. И я с удовольствием представляю нашего гостя - это директор только что открывшегося в Москве Музея русского импрессионизма Юлия Петрова. Юлия, приветствую вас в студии "Вестей ФМ", здравствуйте.

Петрова : Здравствуйте.

Заславский : Расскажите, пожалуйста, вообще, насколько я понимаю, вашему учредителю, основателю принадлежит весь этот комплекс "Большевик". Да или нет?

Петрова : Совершенно верно, да.

Заславский : Да. А как, почему вы выбрали из всех этих замечательных корпусов (каждый из них для человека с опытом ассоциируется с чем-то сладким и прекрасным, "Юбилейным" печеньем, "Земляничным", пирожные вкусные), почему из всех этих корпусов вы выбрали вот этот вот мукомольный цех в глубине квартала, к которому нужно еще идти? И, в общем, это во многом новое для Москвы такое музейное пространство внутри. Ну, может быть, это можно сравнить с таким спрятавшимся среди переулков домом Васнецова. Сейчас я начал тут же искать какие-то ассоциации.

Петрова : Идти там недалеко. И нам самим нравится, и гости уже оставляют отзывы, что "Большевик" реконструирован очень красиво, и идешь по нему, как по Лондону. Это чистая правда, он очень талантливо сейчас сделан. Выбрали это здание (круглое в плане, цилиндр, цилиндр без окон) именно потому, что собственно уличный дневной свет картинам нашим не нужен, вообще для музейных полотен он не очень полезен. И если в обычных музеях (музеях, извините, не в обычных, а в расположенных в более традиционных помещениях) сотрудники вынуждены как-то бороться со светом, вешать тяжелые гардины, то у нас такой проблемы нет. Нет окон, нет бликов, ничто не мешает восприятию живописи. Здание показалось нам в этом плане очень удобным. И кроме того, поскольку оно не имело исторической ценности, как лицевое здание на Ленинградском проспекте, которое было восстановлено буквально до детали по архивным фотографиям, по документам, наше здание, построенное в 60-е годы 20-го века, исторической ценности не имело, что, конечно, позволило нам его переоборудовать под музей практически полностью. Оно осталось в своих формах, но внутри абсолютно изменилась его планировка.

Заславский : А вот интересно, очень часто, когда делаются в России какие-то вот такие новые постройки, часто берут как аналог какую-то зарубежную, английскую или какую-то другую институцию. Есть ли какой-то образец, был ли он для Музея русского импрессионизма как по внешнему его решению, так и по внутреннему содержанию? Ну, даже, может быть, исходя из того, вот та команда, которая делала, наверняка иностранная. Или нет, да?

Петрова : Архитектор иностранный - британское архитектурное бюро John McAslan + Рartners .

Заславский : Они уже делали музеи какие-то?

Петрова : Они вообще специализируются на культурных объектах. В Москве они делали "Фабрику Станиславского" с театральной студией Сергея Женовача. И поэтому мы обратились к ним, будучи абсолютно уверены в качестве того, что получится. "Фабрика Станиславского", кто там был, знают, что изумительно сделана и качественно, и красиво.

Заславский : И офисная часть, и театральная, да, согласен, да.

Петрова : И офисная часть, и театральная, и апартаменты, которые там находятся.

Заславский : В апартаментах не был.

Петрова : Внутри тоже не была, но снаружи все это выглядит очень и очень достойно, в едином стиле и на очень высоком уровне. Поэтому к этому архитектурному бюро мы обратились безо всякой опаски. Равнялись ли они на какие-то существующие образцы? Честно говоря, не уверена.

Полностью слушайте в аудиоверсии.

Очередная попытка Зеленского понравиться народу

РОСТИСЛАВ ИЩЕНКО: «Это была очередная попытка понравиться народу. Зеленскому кто-то сказал, что с народом надо общаться. Кстати, правильно сказали, потому что ему надо каким-то образом поддерживать свой рейтинг. Это единственное, что у него есть. Очевидно, сказали ему и о том, что общаться надо креативно».

31 января в Музее русского импрессионизма состоялось официальное открытие выставки «Жены», куда вошли почти 50 портретов возлюбленных великих русских художников. Среди них работы Ильи Репина, Михаила Врубеля, Валентина Серова, Бориса Кустодиева, Игоря Грабаря, Петра Кончаловского, Бориса Григорьева, Кузьмы Петрова-Водкина, Александра Дейнеки, Роберт Фалька и многих других.

Эта выставка показывает, как развивалось русское искусство в период с конца XIX до середины XX века через призму портретов жен великих русских мастеров, от классических женственных образов к решительным революционеркам.

Организаторы выставки попытались вовлечь зрителей в атмосферу произведений, дополнив экспозицию куполами направленного звука, где слышны отрывки из писем художников своим возлюбленным, ароматами, иллюстрирующими содержание полотен, и реальными объектами, повторяющими образы картин. Послушать, как пахнет море, гроза, сад после дождя или полевые цветы - все то, что изображено на картинах, смогли посетители выставки. Кроме того, гостям вечера было предложено прослушать экскурсии и воспользоваться бесплатным аудиогидом, озвученным другом Музея - Сергеем Чонишвили. В нем известный актер рассказывает, зачем Илью Репина жена кормила котлетами из сена, как Маргарита Конёнкова, советская шпионка, повлияла на создание атомной бомбы и кто был прототипом растиражированных «работниц» и «спортсменок» с советских плакатов.

Специальный представитель президента Российской Федерации по международному культурному сотрудничеству, посол по особым поручениям Михаил Швыдкой отметил: «Эта выставка - очень смелый проект. Жизнь дореволюционная сменилась жизнью послереволюционной и то, что казалось в период серебряного века изысканным и романтически-возвышенным - стало житейски грубым. Это одно из самых трудных испытаний для художника и его музы. Выставка тем и интересна, что отображает движение от одного мира к другому. Не сомневаюсь, что она вызовет огромный интерес».

Заместитель руководителя Департамента культуры города Москвы Владимир Филиппов: «Очень важно, что Музей русского импрессионизма имеет один из самых высоких индексов лояльности аудитории - 95% посетителей Музея отмечают, что они готовы сюда вернуться, возвращаются и рекомендуют проект своим знакомым. Измерение индекса лояльности в музейном менеджменте - важная и неотъемлемая часть любого успеха. Такие высокие показатели говорят о том, что Музей становится все более значимой точкой которая в культурном ландшафте Москвы».

Основатель Музея русского импрессионизма, предприниматель и коллекционер Борис Минц отметил: «Команда музея научилась воплощать в жизнь самые смелые идеи, находя уникальные работы, за что я им очень признателен. В выставочной деятельности мы не привязываемся строго к импрессионизму, стараемся показать разнообразие живописи. Этот год обещает быть богатым на выставки. Музей представит множество ярких, интересных проектов!»

Директор Музея русского импрессионизма Юлия Петрова : «Выставка охватывает период самых революционных, резких поворотов в истории русского искусства. Среди представленных героинь были как те, которые остались в истории только благодаря портрету мужа, так и те, кто вписал свое имя в историю самостоятельно. Такие, как певица Надежда Забела-Врубель, балетмейстер и лауреат Сталинской премии Надежда Надеждина (жена живописца и графика Владимира Лебедева) или советская шпионка Маргарита Конёнкова. Всем им, прославленным или забытым, и посвящается наша выставка».

Первыми с судьбами знаменитых возлюбленных познакомились Владимир Вдовиченков и Елена Лядова, Алена Долецкая, Алексей Учитель, Екатерина Мцитуридзе, Ольга Свиблова, Евгения Линович, Елена Ищеева, Алексей Ананьев, Марианна Максимовская, Михаил Грушевский, Андрей Назимов, Регина фон Флемминг, Ольга и Чарльз Томпсон и многие другие.

К выставке издан иллюстрированный каталог, который впервые объединил под одной обложкой несколько десятков портретов и личных историй жен русских художников.

Музей русского импрессионизма

Музей русского импрессионизма был открыт для посетителей в мае 2016 года. Он расположился в историческом комплексе промышленных зданий конца XIX века. Уникальный проект реставрации и создания современного музейного пространства был реализован британским архитектурным бюро John McAslan + Partners.

Основную экспозицию составляют картины из коллекции основателя музея Бориса Минца: работы выдающихся российских художников Константина Коровина и Валентина Серова, Станислава Жуковского и Игоря Грабаря, Константина Юона и Бориса Кустодиева, Петра Кончаловского и Александра Герасимова.

Своей миссией музей считает популяризацию русского искусства в целом и его импрессионистической составляющей в частности, как в России, так и за рубежом. Музей заслужил уважение международного музейного сообщества и является членом Международного совета музеев ICOM.

Более тысячи квадратных метров выставочных площадей, мультимедийный зал, образовательная интерактивная зона, учебная студия, кафе, магазин с книжной и сувенирной продукцией - новый музей является культурным пространством, объединяющим выставочную работу с научной, издательской и просветительской деятельностью.

Об этом и о специфике работы

в частном музее Posta-Magazine рассказала его директор Юлия Петрова.

«Это моя любимая работа и, несомненно, мой счастливый билет, - признается Юлия, едва только мы начинаем беседу. - У нас такой узкий рынок труда и так мало возможностей проявления, государство выпускает гораздо больше людей моей специальности, чем требуется. Многие мои сверстники даже не надеются работать по специальности. И уж тем более не приходится рассчитывать на то, чтобы стать директором музея. Это то, о чем, в общем, мечтать не приходится, и планы такие строить тоже не приходится. В юности никто не говорит: „Вот закончу институт и стану директором музея“» .

Как бы там ни было, в жизни Юлии Петровой все сложилось именно так, как сложилось. Несколько лет она была куратором частной коллекции бизнесмена и мецената Бориса Минца, а после открытия Музея русского импрессионизма стала его директором. И в этом, безусловно, есть свои плюсы и минусы, - признает сама Юлия. Встречи с семьей, например, становятся редкими, потому что большая часть времени проходит в стенах музея.

Ника Кошар: Юлия, вы всегда так красиво рассказываете о своей работе. Но вы все-таки искусствовед. И, став директором, вам наверняка пришлось взять на себя массу административных дел. Насколько это было сложно для вас?

: Ну конечно, это то, чему мне приходится учиться и сегодня. Вообще, в нашем обществе существует штамп, что искусствоведы или «люди искусства» - это очень одухотворенные и исключительно вздыхающие под луной люди. К счастью для меня, я человек довольно рациональный: так же, как историю искусств, я всегда любила и математику, мне в ней комфортно. А то, что происходит в музее, чаще подчиняется чутью и здравому смыслу. И если у тебя есть чутье и чуточку здравого смысла - оно работает. Конечно, надо многому учиться: и административным навыкам, и навыкам управления. Собралась команда, и ею надо руководить.

Вы сами собирали команду?

Да, сама. Каждого, кто здесь работает, я подбирала лично, и твердо могу сказать, что каждый из наших сотрудников (чаще, конечно, сотрудницы) - редкая находка. И все они увлечены своим делом.

Насколько амбициозны планы у музея?

Вы знаете, когда Борис Минц предложил мне поучаствовать в создании музея и поделился со мной своим желанием его открыть, мне показалось, что это -чрезвычайно амбициозный план. Но поскольку он осуществился, то, в принципе, все, что мы планируем, уже не так и страшно. Например, выставки за рубежом. Собственно, мы их уже проводим: у нас состоялись выставки в Венеции, во Фрайбурге, 6 октября откроется очень красивая выставка в Национальной галерее Болгарии. Конечно, хотелось бы «охватить» не только Европу, но и Восток, и Соединенные Штаты, но есть сложности юридического характера, межнациональные, не просто музейные. Конечно, хочется и в этих стенах делать необычные проекты, и привозить художников первого ряда: и русских, и западных, и современных (как Кошляков), и классиков. Я сама больше тяготею к классике.

Ну, Кошляков, мне кажется, это такой симбиоз классики и современности. Он где-то между.

Да. Он из тех художников, которые, как он сам формулирует, занимается живописью. В отличие от основной массы современных художников contemporary art, которые создают концепции. Его отличие также в том, что каждое отдельное произведение является произведением и без контекста, без концепции. Поэтому он так востребован, его любят, он, я знаю, хорошо продается, и любое появление картин Кошлякова на аукционах - это всегда событие.

Скажите, а вы были готовы к тому, что название «Музей русского импрессионизма» в мире искусства будет так долго оспариваться?

Абсолютно. Еще в то время, когда мы только планировали создавать музей, мы с Борисом Иосифовичем вели многочасовые беседы о том, как это сделать правильно. И мы понимали, что термин «русский импрессионизм» - крайне спорный и, вместе с тем, очень емкий. Можно его оспаривать с искусствоведческой точки зрения, хотя должна сказать, что крупные специалисты не вступают в полемику на этот счет. Но это термин, который моментально рисует определенную картинку. А то, что искусствоведы ломают копи и спорят, - ну, да, так и есть. Очень уважаемый мною петербургский искусствовед Михаил Герман написал целую книгу под названием «Импрессионизм и русская живопись», основная идея которой в том, что русского импрессионизма никогда не было и не существует. Вместе с тем, есть блестящие специалисты, такие как Владимир Леняшин или Илья Доронченков. В общем, мы пошли на это осознанно и понимая, что да, за название придется побороться, и что по голове нас за это не погладят. Но, с другой стороны, караван идет...

А расскажите, пожалуйста, как формировалась основная коллекция? Как происходило главное таинство?

Вы наверняка знаете, что наша постоянная экспозиция основывается на собрании Бориса Минца. Любая частная коллекция сначала собирается по вкусу приобретателя. Потом, обыкновенно, коллекционер понимает логику того, что он приобретает, и вдруг, в какой-то момент, становится понятно, что то, что ты собираешь, имеет некую канву. Дальше в эту канву начинаешь добавлять те произведения, без которых ничего не получится. Так, например, уже зная о том, что музею быть, я задумалась о том, какими картинами можно дополнить коллекцию, чтобы постоянная экспозиция была представительной, чтобы она отвечала на вопросы, которые у зрителей возникают. Для меня стало очевидно, что в этой коллекции должны быть, например, работы Юрия Пименова. И мы две его работы приобрели. Так коллекция становится все более полной, она прирастает, в нее добавляются необходимые фрагменты.

Слово «апгрейд» сюда подходит?

Скорее, «нанизывание». Это как собирание пазла: он прирастает с разных своих сторон, а ты пытаешься сделать так, чтобы он был законченный и добавляешь детали с разных сторон.

У вас здесь есть любимое место?

Любимые места меняются, и это связано с переменами экспозиций, которые происходят в нашем музее. Раньше я, например, очень любила постоять у центральной картины на выставке Лаховского, на 3-м этаже. Сейчас - это, пожалуй, сакральное пространство на минус первом этаже. Пространство музея позволяет менять геометрию залов, и в этом его безусловное преимущество. Здесь под каждую выставку можно делать что-то новое. Я думаю, четыре раза в год у нас будет что-то меняться. Еще у меня в кабинете хорошо (улыбается).

А как насчет любимых музеев и галерей? Из которых вам хотелось бы что-то привнести сюда и скопировать?

Так, наверное, нельзя сказать, но, безусловно, есть люди и команды, у которых учишься. На меня в свое время произвело большое впечатление то, как была организована Пинакотека Парижа, которая закрылась минувшей зимой, к моему большому сожалению. Это был блестящий музей, который два раза в год делал экспозиции исключительно первых имен -показывали Мунка, Кандинского, Ван Гога, Лихтенштейна.

В обществе бытует стереотип, что директор музея - это такая дама в возрасте, умудренная опытом. И вот передо мной вы - молодая, красивая, успешная. Пришлось ли вам доказывать людям, что вы способны быть лидером?

Вы знаете, скорее нет. Конечно, как говорил герой «Покровских ворот», «когда выходишь на эстраду, стремиться нужно к одному: всем рассказать немедля надо, кто ты, зачем и почему». К счастью моему, я не первая, молодые директора музеев успешно существуют, поэтому тут не надо искать драму. Слава богу, что есть и то, и другое. Я очень благодарна Борису Иосифовичу за то, что он доверяет молодым. У нас молодая команда, но это очень здорово. Наверное, нам где-то не хватает опыта, я готова это признать, хотя мы, как мне кажется, быстро учимся.

Борис Минц: «Ход событий подтверждает, что я был прав. Сколько будет вещей в постоянной музейной экспозиции

Популярное

Очередная попытка Зеленского понравиться народу