Каков смысл названия рассказа река оккервиль. Поэтика рассказов Татьяны Толстой: сборник "Река Оккервиль" как художественная система Сергеева, Елена Александровна

В первую очередь хочется остановиться на рассказе Татьяны Толстой, в котором особенно впечатляюще выражена постмодернистская тема вечного возвращения культурных знаков, повторяемости, самопроизвольности бытия в культуре. Это "Река Оккервиль". Герой рассказа - Симеонов, анахорет, отшельник всю жизнь занимается коллекционированием пластинок с записями забытой, и, как ему кажется, давно умершей певицы Веры Васильевны, образ которой в подробностях создан его воображением. Может быть, Симонов фантастическую Веру Васильевну даже любит. Каждый вечер он поводит у граммофона, такого же старинного, как героиня его грез. Романсами растравляет свое воображение, тоскует о жизни, которой никогда не знал, о женщине - томной наяде начала века. Потом выясняется, что она жива, и, трепеща, Симеонов направляется на встречу с ней, ожидая увидеть убогую, нищую доживающую век во всяческом забросе старушку. Но оказывается, что Вера Васильевна благоденствует, наслаждается жизнью, вниманием десятков горячих энтузиастов, которые зовут ее Верунчиком, да и выпить и закусить не дура. И вдруг выясняется, что она - предмет любви - жива, более того, живет где-то рядом, что она не подслеповатая, бедная исхудавшая и сиплая, как хотелось Симеонову, огромная, белая, чернобровая, раскатисто смеющаяся. К тому же у нее сохранился ее дивный голос. Единственное, чем, она недовольна, - у нее квартире плохая ванна, и она решает облагодетельствовать Симеонова тем, что буде пользоваться его ванной, хорошей. Это устраивает наиболее шустрый из ее поклонников некто Поцелуев. Финал рассказа таков:

"Симеонов против воли прислушивался, как кряхтит и колышется в тесном ванном корыте грузное тело Веры Васильевны, как с хлюпом и чмоканьем отстает ее нежный, тучный, налитой бок от стенки влажной ванны, как с всасывающим звуком уходит в сток вода, как шлепают по порлу босые ноги и как, наконец, откинув крючок, выходит в халате красная, распаренная Вера Васильевна, "Фу-ух. Хорошо". "Поцелуев торопился с чаем, а Симонов заторможенный, улыбающийся, шел ополаскивать после Веры Васильевны, смывать гибким душем серые окатыши с подсохших стенок ванны, выколупывать седые волосы из сливного отверстия. Поцелуев заводил граммофон, слышен был дивный, нарастающий грозовой голос, восстающий из глубин, расправляющий крылья, взмывающий над миром, над распаренным телом Верунчика, пьющего чай из блюдечка над согнувшимся в своем пожизненном послушании Симеоновым, над теплой кухонной Тамарой, над всем. Ничему нельзя помочь, над подступающим закатом, над собирающимся дождем, над ветром, над безымянными реками, текущими вспять, выходящими из берегов, бушующими и затопляющими город, как это умеют делать реки".

Совершенно набоковский рассказ. Само движение фразы набоковское, Но, проанализировав творчество, становится ясно, что такого рода переклички - не эпигонство, а сознательный прием. Но и самый смысл рассказа тот же, постмодернистский: воспроизведение культурного образца под знаком пародийности. Александр Жолковский нашел, что Вера Васильевна - это Ахматова. В его статье "Литературное обозрение", 1995, № 6) исследуется масса соответствующих интересов, самый интересный из которых на мой взгляд связан не с Ахматовой, а с темой пушкинского "Медного всадника": великий Петр и маленький человек Евгений со своей Парашей (аналогом которой у Толстой выступает любящая Симеонова Тамара). Ахматова здесь может быть понята как знак культурного величья вечно возвращающегося в сознание и в жизнь как идущая вспять река. Но величественная Нева предстает никому не ведомой Оккервилью, Вера Васильевна - Верунчиком, а знаменитое, воспетое русскими поэтами наводнение - колыханием в ванной ее грузного тела. И этот перевод великой темы в пародийный, комический план - то новое, что приносит писательница в русский культурный канон.

В рассказе "Река Оккервиль" герой - Симеонов - в противовес хмурой реальности строит в своем воображении один из тех городков в табакерке, которые с упругим постоянством встречаются чуть ли не в каждом рассказе: "Нет, не надо разочаровываться, ездить на Реку Оккервиль, лучше мысленно обсадить ее берега длинноволосыми ивами, расставить крутоверхие домики, пусть неторопливых жителей. Может быть, в немецких колпаках, в полосатых чулках, с длинными фарфоровыми трубками в зубах".

В таком городке, который помнит каждый, у кого были книжки с картинками, времени не существует, ведь здесь только игрушечные люди. Живых нет - и не надо.

Вот и Симеонов из "Река Оккервиль" такое же печальное открытие, когда, влюбившись в голос Веры Васильевны, голос, вечно поющий с пластинки чудесное "Нет, не тебя я страстно так люблю", решил найти живую певицу. Пока она круглых каблуках ступала по вымощенной им брусчатой мостовой, мир был разумен, прекрасен, уютен. Но настоящая Вера Васильевна - старуха, от которой на стенках ванны остаются серые окатыши - ужасна. Только какая же из них настоящая? - спрашивает Толстая. Та, воздушная, изящная, с реки Оккервиль, или эта, жующая грибки и рассказывающая анекдоты? Настоящая она - та, чей голос "дивный, нарастающий грозовый голос, восстающий из глубин, расправляющий крылья, взмывающий над миром" удалось вырвать из власти времени и запереть на круглом диске грампластинки - навечно.

Рассмотрим, говоря словами критика Елены Невзглядовой, какие подробности выбирает автор для детального рассмотрения героя.

"…Симеонов, чувствуя себя носатым, лысеющим, особенно ощущая свои нестарые годы вокруг лица и дешевые носки далеко внизу на границе существования ставил чайник…" Можно ли так сказать: "Не старые годы вокруг лица?! Однако с помощью этого странного выражения появляется состояние души Симеонова - молчаливое, заторможенное, застоявшееся где-то в стороне и обращенное внутрь себя, какое-то жалкое, нездоровое, но вместе с тем трезвое, оценивающее - всем ли оно знакомо или только Симеонову? - и ясно. Что вне этой фразы его не достать. К нему не пробиться иначе, как через колючую проволоку стилистической неправильности.

Итак, Симеонов ставил чайник, стирал рукавом пыль со стола, расчищал от книг, высунувших белые язычки закладок, пространство, устанавливал граммофон, подбирая нужную по толщине книгу, чтобы подсунуть под хромой его уголок, и заранее, авансом блаженствуя, извлекал из рваного, пятнами желтизны пошедшего конверта Веру Васильевну - старый, тяжелый, антрацитом отливающий круг. Не расщепленный гладкими концентрическими окружностями - с каждой стороны по одному романсу".

Как густо заставлено пространство между Симеоновым и стоящим перед ним граммофоном - так густо, что некуда упасть яблоку, лишь двум вопросам на периферии сознания находится место: "зачем?" и "то ли нам хотят сказать, что рассказывают?"

Зачем спрашивается, столько вещей расставлено по ходу сложных действий Симеонова, ставящего пластинку?

А дело в том, что душевные состояния слишком связаны с окружающим нас вещественным миром, их не оторвать от зрительных и звуковых образов, населяющих пространство. То, что мы чувствуем. Существует совместно с тем, что мы видим и слышим. И через окружающее может быть передано при удаче".

Действительности ошибается тот, кто в смехе, в самом издевательстве над мечтаниями, которыми старательно окружает себя человек, не почувствует собственной авторской тоски то исполнившегося и желания неисполнимого, из которого вырастает чуть ли не реквием по разрушаемым жизнью мечтам и идеалам, разрушаемым легко, небрежно, неизбежно. И эта обескураживающая легкость заставляет вносить в Реквием шутовские номера, снижать серьезный настрой, прибегать к разным условностям.

"Когда знак зодиака сменился уже на Скорпиона, становилось совсем уже ветрено, темно и дождливо (Река Оккервиль). Это вместо "В конце октября". Но что может произойти в конце октября? Комический эпизод с Симеоновым, не больше, Дескать, мечтал, суетился, а жизнь в ответ: "Не щелкая клювом". А знак зодиака… Тут рывок в космос, к звездам, хотя настоящие они или вырезанные из золотой бумаги - неизвестно, снизу не видно.

"Кажущаяся семантика", возникающая по законам поэтического текста, отражает обманность мира. Обычными средствами бороться с ней невозможно. Но есть любовь и есть творчество, которое способно эту обманности преодолевать, овладевать ею, отстраняя ее от себя, превращая в материал - в тему, в выразительные средства. Вдохновение спасает от чувства ущербности, от банальности и абсурда.

Роман - это совместная жизнь читателя с персонажами. Но только ли с персонажами? В рассказах Татьяны Толстой мы вместе с героем - автором обдумываем вечные вопросы бытия. Разглядываем жизнь разных людей, и близких, и чужих (чаще последних, и это не случайно), - чтобы, оставив их в стороне, выяснить что-то важное для себя. Посмотрим, как эта проблема реализована в следующем рассказе.

Разработка проблемы «герой и время» в рассказе «Река Оккервиль»

Как мы уже отметили выше, категория времени - важнейшая в поэтике прозы Т. Толстой. На это обращали внимание ещё первые критики творчества писательницы. «Постоянное совмещение временных пластов, чередование ускорения и замедления хода времени», - отмечал П. Спивак. Автор, по М. Липовецкому, создаёт свой хронотоп, в котором всё одушевлено.

Следует отметить, что время в рассказах Т. Толстой амбивалентно, взаимопроникаемо. Часто прошлое течёт в настоящем, настоящее в будущем и наоборот. Характерная черта - расчленённость хода времени. Очень часты хронологические скачки, смена ускорения и замедления. Причём важно, что ускорение течения времени связано с обыденной жизнью героев, а замедления - с наиболее яркими воспоминаниями. Время, как память, останавливается на наиболее ярком. Начало и конец времени находятся в вечности.

Во всех рассказах, благодаря скрытому или явному присутствию рассказчика, отсчёт времени начинается с конца, возвращаясь через начало снова к концу. Так образуется вечный круг времени - один из центральных концептов поэтики Т. Толстой.

И вместе с тем следует согласиться с П. Вайлем и А. Генисом, которые отмечают, что авторский идеал - время, которое идёт не вперёд, в будущее, а по кругу. Толстая пользуется особым временем. Действие в её рассказах происходит не в прошлом, не в настоящем, не в будущем, а в том времени, которое есть всегда.

Рассмотрим специфику течения времени в жизни героев в одном из лучших рассказов «Река Оккервиль».

Это произведение, написанное в 1987 году, поднимает тему «Человек и искусство», влияния искусства на человека, взаимоотношения людей в современном мире, это раздумья о соотношении мечты и реальности.

Рассказ построен на принципе «сцепления ассоциаций», «нанизания образов». Уже в начале произведения объединяется картина стихийного бедствия - наводнения в Петербурге - и рассказ об одиноком, начинающем стареть Симеонове и его быте. Безусловно, заметен и постмодернистский прием автора: подчеркивание интертекстуальной связи с «Медным всадником» А.С.Пушкина, где звучит тема величия Петра I, его лучшего творения - красивейшего города Санкт-Петербурга и незначительности маленького человека с его надеждами, мечтами, разочарованностью, бесконечной и неизбывной потребностью в любви, чистоте, реализации себя в любовных отношениях и трагичной несбыточностью этих чаяний. Толстая далека от мысли, что мир разумен, она протестует против романтической иллюзии, будто жизнь безусловно прекрасна. Ирония у Толстой - не просто способ избежать патетики, не броня, защищающая сокровенное, а необходимая черта художественности, раскрывающей самое естественное и человечное. Беда многих героев Толстой в том, что они не замечают дара самой жизни, ждут или ищут счастья где-то вне яви, а жизнь тем временем проходит. Т. Толстая показывает, что мечтательный самообман и разоблачение мечты входят в естественное самодвижение жизни. Этот процесс характерен как для мужчины, так и для женщины, примером тому может служить не только Симеонов, но и Галя из рассказа «Филин», Александра Эрнестовна («Милая Шура»).

Герой рассказа «Река Оккервиль» самодостаточен (высокий социальный статус, напряженная духовная жизнь), и даже одиночество, порой толкающее человека на экстремальные поступки, воспринимается здесь как неотъемлемая часть его духовного мира. В отличие от бездуховности многих героев-мужчин женской прозы, Симеонов по-женски сентиментален и впечатлителен, много лет он влюблен в певицу Веру Васильевну, каждый день он слушает пластинку с ее голосом и мечтает о встрече с ней, что не мешает ему встречаться с реальной женщиной - Тамарой, которая иногда прерывает «драгоценные свидания с Верой Васильевной». Часы одиночества становятся «блаженным» для Симеонова, именно тогда, когда его никто не беспокоит, он наслаждается пением его любимой женщины, счастьем далеким и несбыточным, т.к. герой на самом деле влюблен в свою мечту (но и это, как говорится, не порок). Подчеркивается утонченность, хотя и несколько нарочитая, переживаний героя.

В рассказе можно выделить три временных пласта: настоящее, прошлое и будущее. Причем настоящее неотделимо от прошлого. Автор напоминает, что время циклично и вечно: «Когда знак зодиака менялся на Скорпиона, становилось совсем уж ветрено, темно и дождливо».

Холостяцкий быт Симеонова скрашивают чтение, наслаждение звуками старого романса. Т.Толстая мастерски передает звучание старого, «отливающего антрацитом круга»:

Нет, не тебя! так пылко! я люблю! - подскакивая, потрескивая и шипя, быстро вертелась под иглой Вера Васильевна;…несся из фестончатой орхидеи божественный, темный, низкий, сначала кружевной и пыльный, потом набухающий подводным напором, огнями на воде колыхающийся, - пщ -пщ - пщ, парусом надувающийся голос… - нет, не его так пылко любила Вера Васильевна, а все-таки, в сущности, только его одного, и это было у них взаимно. Х-щ-щ-щ-щ-щ-щ-щ». Голос певицы ассоциируется с каравеллой, несущейся по «брызжущей огнями ночной воде, расцветающему в ночном небе сиянию. И уходят на второй план детали скромного быта: «выуженный из межоконья плавленый сыр или ветчинные обрезки», пир на расстеленной газете, пыль на рабочем столе.

Противоречивость, присутствующую в жизни героя, подчеркивают детали портрета героя: «В такие дни…Симеонов…устанавливал граммофон, чувствуя себя особенно носатым, лысеющим, особенно ощущая свои нестарые года вокруг лица».

Название рассказа символично, в нем зашифрован символ времени - река. «Река Оккервиль» - название конечной трамвайной остановки, место, не изведанное для Симеонова, но занимающее его воображение. Оно может оказаться прекрасным, где «зеленоватый поток» с «зеленым солнцем», серебристые ивы», «деревянные горбатые мостики», а, может, там «…какая-нибудь гадкая фабричонка выплескивает перламутрово-ядовитые отходы, или что-нибудь еще, безнадежное, окраинное, пошлое». Река, символизирующая время, - меняет свой цвет - сначала она кажется Симеонову «мутно - зеленым потоком», позже - «уже зацветшей ядовитой зеленью».

Услышав от продавца граммофонных пластинок, что Вера Васильевна жива, Симеонов решается ее отыскать. Это решение дается ему непросто - в душе борются два демона - романтик и реалист: «один настаивал выбросить старуху из головы, запирать покрепче двери, жить, как и раньше жил, в меру любя, в меру томясь, внимая в одиночестве чистому звуку серебряной трубы, другой же демон - безумный юноша с помраченным от перевода дурных книг сознанием - требовал идти, бежать, разыскивать Веру Васильевну - подслеповатую, бедную старуху,… крикнуть ей через годы и невзгоды, что она - дивная пери, разрушила и подняла его - Симеонова, верного рыцаря, -и, раздавленная ее серебряным голосом, посыпалась… вся бренность мира»,

Детали, сопровождающие подготовку встречи с Верой Васильевной, предрекают неудачу. Желтый цвет хризантем, купленных Симеоновым, означают какую-то дисгармонию, некое больное начало. Об этом же, на мой взгляд, говорит трансформация зеленого цвета реки в ядовитую зелень.

Еще одна неприятность ждет Симеонова - отпечатавшийся на желейной поверхности торта чей-то отпечаток пальца. О дисгармоничности предстоящей встречи говорит и такая деталь: «Бока (торта) были присыпаны мелкой кондитерской перхотью».

По мере приближения к Вере Васильевне писательница снижает ее образ, сопровождая путь героя бытовыми подробностями, неприглядными реалиями, которые герой-мечтатель тщетно пытается подчинить своему воображению: соединить с романсовыми строками черный ход, помойные ведра, узкие чугунные перильца, нечистоту, шмыгнувшую кошку… «Да, так он и думал. Великая забытая артистка должна жить вот именно в таком дворе… Сердце билось. Отцвели уж давно. В моем сердце больном». Герой не свернул с пути, войдя-таки в квартиру Веры Васильевны, но читатель понимает, что его прекрасный водяной замок на реке Оккервиль уже рушится. Что же ожидало героя за дверью квартиры великой в прошлом певицы? «Он позвонил. («Дурак», - плюнул внутренний демон и оставил Симеонова.) Дверь распахнулась под напором шума, пения и хохота, хлынувшего из недр жилья, и сразу же мелькнула Вера Васильевна.» В жизни она оказалась огромной, нарумяненной, густобровой старухой с раскатистым смехом, с явно маскулинными чертами поведения. «Она хохотала низким голосом над громоздящимся посудой столом, над салатами, огурцами, рыбой и бутылками, и лихо же пила, чаровница, и лихо же поворачивалась туда-сюда тучным телом». Разочарование героя в том, что он не один оказался дома у Веры Васильевны, она не ждала его. Патриархальность убеждений Симеонова проявляется в его чувстве собственничества, подчеркнутого ирреальностью ситуации: это чувство проявляется при виде гостей на дне рождения певицы: «Она изменяла ему с этими пятнадцатью…» Неразделенное чувство героя доводится писательницей до абсурда: она изменяла ему «еще когда никакого Симеонова не было на свете, лишь ветер шевелил траву и в мире стояла тишина».

Встреча с мечтой, со здравствующей, но иной Верой Васильевной, совершенно раздавила Симеонова. Попав на день рождения певицы, он увидел обыденность, отсутствие поэзии и даже пошлость в лице одного из многочисленных гостей певицы - Поцелуева. Несмотря на романтическую фамилию, этот персонаж крепко стоит ногами на земле, сугубо деловит и предприимчив.

В финале рассказа Симеонов вместе с другими поклонниками помогает скрашивать быт певицы. Это по-человечески очень благородно. Но исчезли поэзия и очарование, автор подчеркивает это реалистическими деталями: «Согнувшийся в своем пожизненном послушании», Симеонов ополаскивает после Веры Васильевны ванну, смывая «серые окатышки с подсохших стенок, выколупывая седые волосы из сливного отверстия».

Рассказ заканчивается, как и начинался, образом реки. «Поцелуев заводил граммофон, слышен был дивный, нарастающий грозовой голос…взмывающий над распаренным телом Верунчика, пьющего чай с блюдечка,…над всем, чему нельзя помочь, над подступающим закатом,… над безымянными реками, текущими вспять, выходящими из берегов, бушующими и затопляющими город, как умеют делать только реки». И это как раз та особенность стиля Толстой, которую мы отметили выше - закольцованность времени, движение по кругу.

ВЕСТНИК ПЕРМСКОГО УНИВЕРСИТЕТА

2016 РОССИЙСКАЯ И ЗАРУБЕЖНАЯ ФИЛОЛОГИЯ Выпуск 4(36)

УДК 821.161.1.09-32

doi 10.17072/2037-6681-2016-4-150-155

«ПЕТЕРБУРГСКИЙ ТЕКСТ» ТАТЬЯНЫ ТОЛСТОЙ (мотивный комплекс рассказа «Река Оккервиль»)

Ольга Владимировна Богданова

д. филол. н., ведущий научный сотрудник Институт филологических исследований Санкт-Петербургского государственного университета

199034, г. Санкт-Петербург, Университетская наб., 11. [email protected]

Екатерина Анатольевна Богданова

к. филол. н., младший научный сотрудник Институт филологических исследований Санкт-Петербургского государственного университета

199034, г. Санкт-Петербург, Университетская наб., 11. [email protected]

В статье, посвященной анализу рассказа Татьяны Толстой «Река Оккервиль», выделяется и интерпретируется комплекс сюжетных мотивов, отсылающих читателя к ведущим мотивам русской классической литературы, однако их семантика переосмысляется современным прозаиком и обыгры-вается с иными коннотациями. Исследуется петербургский хронотоп, рассматривается его упрощение, смещение пространственных ориентиров. Ироническое снижение образа Петербурга-Ленинграда задает общий шутливый (насмешливый) тон повествованию о «маленьком герое» Симеонове, потомке бедного Евгения из «Медного Всадника» Пушкина и «маленьких героев» Гоголя и Достоевского.

Один из ведущих мотивов повествования - мотив круга, вплотную взаимодействующий с образом-мотивом манящего «серебряного голоса», позволяет обнаружить музыкальные аллюзии, послужившие толчком к созданию «романсного» интертекста рассказа.

Ключевые слова: Татьяна Толстая; современная русская литература; проза; постмодернизм; традиция; интертекст; мотив; рассказ.

Рассказ Татьяны Толстой «Река Оккервиль» впервые был опубликован в третьем номере журнала «Аврора» за 1985 г. и впоследствии входил во все сборники писателя.

Интерпретируя рассказ «Река Оккервиль», исследователи, как правило, говорят о том, что главной в тексте является «традиционная тема взаимоотношений между искусством и жизнью» (см. подробнее: [Гощило 2000: 103-104; Жолковский 2005: 246]). И в самом общем смысле это действительно так. Однако мотивный комплекс рассказа Толстой значительно шире и глубже, сложнее и тоньше.

Известен факт, что замысел рассказа «Река Оккервиль» возник у Толстой во время ее «прогулки по городу с Александром Кушнером, указавшим на дом своего знакомого, к которому Ахматова ходила принимать ванну» [Жолковский 2005: 563, 564]. Тогда «Толстая подумала: "Вот какие бывают связи с великим поэтом!"».

И действительно, незримый образ Ахматовой словно наполняет текст рассказа - если не строками поэта, то звуками стихов ее современников, ароматом Серебряного века. По словам самой Толстой, «единственным прямым текстом [Ахматовой], сознательно... использованным» в рассказе «Река Оккервиль», стало стихотворение «Слушая пение».

Угаданная исследователями в образе Веры Васильевны Анна Ахматова и название небольшой речки, протекающей по Петербургу, гидроним «Оккервиль», подводят к мысли о написании Толстой еще одной страницы «петербургского текста», начало которому было положено в конце ХУШ - начале XIX в. (см. подробнее: [Топоров 1995]).

Уже первые строки «Реки Оккервиль» погружают события рассказа в пределы Петербурга-Ленинграда, соотнося образ города с ликом его великого основоположника: «Когда знак

© Богданова О. В., Богданова Е. А., 2016

зодиака менялся на Скорпиона, становилось совсем уж ветрено, темно и дождливо. Мокрый, струящийся, бьющий ветром в стекла город за беззащитным, незанавешенным, холостяцким окном <...> казался тогда злым петровским умыслом, местью огромного, пучеглазого, с разинутой пастью, зубастого царя-плотника <...>» [Толстая, 1999: 332]1.

Санкт-Петербург - город-цитата, город-интертекст, попытка спроецировать Европу на брега Невы, построить Новый Амстердам, в центральной части архитектурно повторить Рим, а на Васильевском острове каналами расчертить Венецию. Петербург - город литературоцент-ричный, насквозь пронизанный историософскими проекциями, поэтическими аллюзиями и театральными реминисценциями. Создавая собственный образ города-текста, Толстая опирается на ведущие мотивы русской классической литературы, формируя свой город интертекстуально, с первого абзаца вводя в повествование пушкинский образ «Медного Всадника» и одновременно воспроизводя акварельную иллюстрацию к нему Бенуа: «За ним несется Всадник Медный на звонко-скачущем коне.»

Однако цитатность Петербурга переосмысляется Толстой и обыгрывается с иными коннотациями. В отличие от предшественников, Петр у Толстой - не Петр Первый, не державный градостроитель, но «пучеглазый, с разинутой пастью, зубастый царь-плотник» (332). В противовес общепринятой традиции Толстая возводит свой Петербург не вокруг знаменитого Бронзового Всадника на гранитном гром-камне, а вокруг другого монумента - памятника царю-плотнику, открытого в 1910 г. на Адмиралтейской набережной Петербурга. Тем самым писатель, с одной стороны, словно бы указывает на иное время текстовых границ, акцентирует иной исторический промежуток, в рамках которого происходят воображаемые события, с другой - означает иные наследные корни сегодняшних горожан-тружеников. Ее город - это уже не Петербург. Может быть, Петроград (время ее героини Веры Васильевны). Или уже Ленинград (современный хронотоп главного героя Симеонова). Кольца времени, зафиксированные в имени города (Петербург ^ Петроград ^ Ленинград), вырисовываются Толстой в самом начале рассказа, смыкая и одновременно дифференцируя петербургско-петроградско-ленинградское далекое прошлое и близкое настоящее.

В рассказе Толстой хронотоп петербургский снижен и упрощен, в современном ленинградском хронотопе нет былого величия. Вопреки сложившейся литературной традиции город Толстой (с любым из его названий) не являет собой вопло-

щение высоты духа и мощи русского народа, но предстает «злым петровским умыслом», «местью» огромного и зубастого плотника-строителя. Метаморфоза города, который в рассказе обретает пугающие антропоморфические черты, порождает ироническое снижение, задает шутливый тон, в котором и будет вестись последующее серьезное повествование о человеке - о «маленьком герое» Симеонове, потомке благородного Евгения из «Медного Всадника» Пушкина и «маленьких героев» Гоголя и Достоевского (см. подробнее: [Альтман 1961: 443-461; Манн 1988]).

Художественный «стык» в поименовании героя - еще одна черта исторической (временной) трансформации: сегодня «маленький» герой по фамилии Симеонов в прошлом мог происходить от великого князя Симеона Гордого (Симеонов -сын Симеона), стойкость и гордость которого накрепко соединены национальным сознанием в его прозвище. Сегодняшний «маленький» Симеонов - сплав несоединимого, «оксюморон-ный» образ, вбирающий в себя противоречащие друг другу разнополюсные начала.

Главный герой рассказа - «маленький человек», коллекционер-любитель, поклонник известной в прошлом певицы Веры Васильевны, любовь к голосу которой, к рождаемым граммофоном звукам старинных романсов возносит его высоко, поднимая над суетой мира, и на короткий миг приглушает боль и рождает сладость его одиночества. Живя в Ленинграде 1970-х и занимаясь практическим делом (герой - переводчик), Симеонов в большей мере живет в мире ином -туманном и прекрасном, звуко-музыкальном, воображаемом и вожделенном. Одинокий холостяк, причастный русской литературе, осознает, что «на свете счастья нет», но, слушая голос Веры Васильевны, утешается доступными ему «покоем и волей» (334).

Герой Толстой существует в нескольких измерениях. Писатель словно бы создает для него воронку времени («черную воронку», 333), которая то увлекает его в прошлое, то выносит на поверхность современности. «Трубой времени», которая соединяет видимое и невидимое, мечта-емое и явленное, становится для Симеонова фестончатая труба граммофона. Да и сам граммофон (даже не патефон, да еще в век кассетных магнитофонов) становится условной точкой в пространстве, порталом, где, по Толстой, осуществляется переход из настоящего в прошлое, из яви в мечту, из одиночества во взаимную и вечную любовь. «В такие-то дни <...> Симеонов, <...> особенно ощущая свои нестарые года вокруг лица и дешевые носки далеко внизу, на границе существования, ставил чайник, стирал рукавом пыль со стола, расчищал от книг, высу-

нувших белые язычки закладок, пространство, устанавливал граммофон, <...> и заранее, авансом блаженствуя, извлекал из рваного, пятнами желтизны пошедшего конверта Веру Васильевну - старый, тяжелый, антрацитом отливающий круг, не расщепленный гладкими концентрическими окружностями - с каждой стороны по одному романсу» (332-333).

Образ черной виниловой пластинки, вертящейся на граммофоне, вычерчивает круги, которые в своем вращении обретают лейтмотивный характер, пронизывая всю ткань рассказа, возвращая сюжетное действие к одному и тому же эпизоду - троекратно проигранной в тексте ситуации мечтаний Симеонова под звуки старинных романсов в исполнении любимой им Веры Васильевны. Граммофонные диски-круги множатся и разрастаются, накладываясь друг на друга, порождая новые кольца и окружности, превращая всю ткань рассказа в кружева и фестоны, орхидеи и настурции, вишенки и рыбью чешую, полукружье балконов и др.

Музыкальный жанр романса, исполняемого Верой Васильевной, основанный на поэтическом повторе-рефрене, задает в повествовании новые структурно-композиционные кольца, пронизывая романсным лирическим настроением текст, окрашивая его любовными переживаниями исполнительницы (прошлое) и внимающего ей героя (настоящее), позволяя им слиться в едином потоке чувств, в общности звуков мелодии и стиха. Именно на этом уровне слияния звука мелодического и звука поэтического и становится возможной персонажная переподстановка: поэтесса Анна Андреевна оказывается в тексте представленной певицей Верой Васильевной, ахматовское АА заменяется толстовским ВВ.

Критики уже обращали внимание на подобие монограмматических имен АА и ВВ [Жолковский 2005: 250]. Однако для Толстой важна не только перекличка инициалов, но и семантическое (метафорическое) значение имени героини. «Вера Васильевна» означает для героя «веру, надежду и любовь», единую триаду в ее почти божественных сущностях, порождая возможность преодоления быта бытием, музыкой и стихами - земного притяжения.

Наряду с пронизанным верой именем героини ее отчество - Васильевна - тоже «говорящее»: через его посредство писатель «поселяет-прописывает» героиню на Васильевском острове, делая ее дом (квартиру) частью петербургской (петроградской, ленинградской) топографии. Отчество героини оказывается частью «петербургского пространства», связывает ее имя с городом, а ее голос с водной стихией, охватывающей городской остров, на котором она живет.

Кажется, что в любви Симеонова к Вере Васильевне писатель хочет показать преодоление собственной малости современным персонажем, способным подняться над собой в прикосновении к прекрасному. Кажется, искусство действительно способно вознести героя над толпой, обнажить его возвышенную душу. Однако этот традиционный мотив русской литературы словно опрокидывается в тексте Толстой: ироническая тональность повествования не преодолевается даже в самых трогательных эпизодах мечтаний Симеонова, в момент его слияния с голосом Веры Васильевны.

«Эстет», «любитель», «чудак» (337), по профессии герой связан с литературой. Кажется, высокая «литературная» составляющая в характерологии персонажа должна традиционно выделить его, однако у Толстой происходит обратное

Книжная слагаемая порождает ироническое «снижение». По словам героя, переводимые им «нудные» книги «никому не нужны», они разбросаны на его столе в пыли и беспорядке и служат хозяину только подпоркой - не духовно-интеллектуальной, а предметно-физической: он подбирал «нужную по толщине книгу, чтобы подсунуть <ее> под хромой <...> уголок» граммофона (332). Книги в мире Симеонова предметны и злы. Они зооморфны и, оживая, то ли обиженные, то ли иронично подсмеивающиеся над владельцем, словно устраивают клоунаду - пренебрежительно показывают герою свои «белые язычки закладок» (332).

Возвышенная компонента симеоновских свиданий с Верой Васильевной, в литературе традиционно облагораживающая и поэтизирующая героя, дискредитируется тем, что наряду с установкой граммофона и расчисткой пространства для голоса певицы Симеонов неизменно и регулярно очерчивает и еще один круг

Бытовой, житейский: он «ставил чайник» (с круглым днищем, круглой крышкой и полукружием ручки) и доставал кружку (корень «круг»), совмещая и перемешивая музыкальное и съестное, духовное и плотское. Высшей минутой свидания, апофеозом встречи с Верой Васильевной оказывается тот момент, когда «чайник закипал, и Симеонов, выудив из межоконья плавленый сыр или ветчинные обрезки, ставил пластинку с начала и пировал по-холостяцки, на расстеленной газете, наслаждался, радуясь, что <никто> не потревожит драгоценного свидания с Верой Васильевной» (334).

Классический мотив русской литературы -противопоставление внешнего и внутреннего, духовного и телесного, бытового и бытийного -в образе Симеонова растушевывается и обретает иронический отсвет. Потому поэтичная метафора

- «белый <...> лик одиночества» (332) - получает у Толстой дополнительный, соответствующий герою, эпитет: «белый творожистый лик одиночества».

И Вера Васильевна предстает в мечтаниях Симеонова не идеальным романтизированным бесплотным видением, манящим звуком божественного голоса, но почти телесным существом, которое можно обнять, прижать, покачать, перевернуть на спину (333). Симеонов достает из пожелтевшего конверта не пластинку, но «Веру Васильевну» (332), под иглой вертится не «антрацитовый диск», но сама «Вера Васильевна» (333), замолкает не голос, но ожившая в мечтах Симеонова «Вера Васильевна» (333). Симеонов «покачивал диск, обхватив его распрямленными, уважительными ладонями» (333), но так же, «покачиваясь <...> на каблуках» (337), проходит в мечтах героя сама Вера Васильевна. Призрачный образ обретает черты почти реальной женщины, ее пропорции и формы - «о сладкая груша, гитара, покатая шампанская бутыль!» (334) - сниженную плотскость.

Двойственность образа главного героя и героини, двусоставность чувств, которые испытывает Симеонов к Вере Васильевне, порождают в рассказе Толстой два сюжета, которые организуют две фабульные линии рассказа. С одной стороны, это видимый сюжетный стержень: три этапа знакомства с реальной певицей Верой Васильевной (голос на пластинке - слух продавца-антиквара о том, что певица жива, - непосредственное знакомство со «старухой»), с другой стороны, три ступени в духовном (внемирном) общении с певицей (поселение ее в выстроенном городке на берегах Оккервиля - грозовые тучи над кукольно-фарфоровым городком - заселение красных домишек с черепичными крышами чужими незнакомыми людьми). Эти сюжеты параллельны, но одновременно пересекаются: звуки, слова и образы одного сюжетного ряда неожиданно возникают в другом.

Художественная иерархичность рассказа организует не только горизонталь места, но и вертикаль времени. Намеченный выше мотив «имя / город» получает у Толстой развитие в исторической смене эпох не только общественно-политических, но и литературных, зафиксированных в «драгоценной» символике, - золотой век русской литературы (Петербург), серебряный (Петроград), бронзовый (Ленинград). Если первый романс, который слушает Симеонов, «Нет, не тебя так пылко я люблю.», написан на слова М. Лермонтова (1841), т. е. представительствует золотой век русской поэзии (время Пушкина, Лермонтова, Гоголя), то уже следующий - «Отцвели уж давно хризантемы в саду.» (1910) -

прочитывается знаком века серебряного, времени Ахматовой, Гумилева, Блока. А граммофон с фестончатой трубой эпохи югендстиля, с одной стороны, становится узнаваемым знаком эпохи модерна, с другой - своей медно-латунной сущностью словно бы указывает на век бронзовый (медный, латунный - современный).

Переход в рассказе «Река Оккервиль» с уровня поэтического (АА) на уровень музыкальный (ВВ) влечет за собой смену символической образности и мотивики. Если Ахматова в стихотворении «Слушая пение» сравнивает женский голос с ветром (этот мотив присутствует в начале толстовского повествования), то постепенно певучий мелодичный голос Веры Васильевны обретает у Толстой черты стихии не воздушной, но водной, сравнивается не с ветром, но с речным потоком. Ахматовская поэтическая воздушность вытесняется мелодичностью и плавностью реки - как таинственного Оккервиля, берега которого мысленно застраивал Симеонов, так и Невы, которая охватывала своими рукавами Васильевский остров. А сама Вера Васильевна сопоставляется не с поэтически легкой и трепетной (бабочкой или) птицей, но с «томной наядой» (333), со звучноголосой сиреной. Голос забытой певицы - «божественный, темный, низкий <...> набухающий подводным напором <...> парусом надувающийся голос, <...> неудержимо несущийся <...> каравеллой по брызжущей огнями ночной воде <...> набирающий скорость, плавно отрывающийся от отставшей толщи породившего его потока» (333). Причем использованное Толстой образное сопоставление обнаруживает свои литературные истоки: если «голос // воздушный поток» был порожден стихами Ахматовой, то «голос // наяда» происходит из поэзии Гумилева. В стихотворении Гумилева «Венеция» (а Петербург, как помним, есть северная Венеция) звучат строки: «Город, как голос наяды, / В призрачно-светлом былом, / Кружев узорней аркады, / Воды застыли стеклом». Образ голоса-наяды обретает прочную генетическую связь с «петербургским пространством». Даже толстовский образ каравеллы, «неудержимо несущийся <...> по брызжущей огнями ночной воде» и «расправляющий крылья», исходит от Гумилева: «В час вечерний, в час заката / Каравеллою крылатой / Проплывает Петроград.» [Гумилев 1989: 117]. Мотивный ряд «город - голос - наяда» оказывается порождением «петербургского текста», точно датированного Серебряным веком.

«Ахматовско-гумилевские» мотивы пронизывают текст рассказа Толстой аллюзиями на Серебряный век и поддерживаются отсылками к настроениям и реалиям той поры. Так, редукция

определений века и голоса порождает единый и цельный образ-мотив - «серебряный голос» (339), - хранящий в себе представление как о свойствах исполнения певицей старинных романсов, так и о времени ее рождения и царствования. В этом контексте почти фольклорная риторика: «...э-эх, где вы теперь, Вера Васильевна? Где теперь ваши белые косточки?» (333) - обретает черты декаденского эстетизма начала ХХ в.: «белая кость» как признак благородного происхождения, родственная в своей семантике «белой гвардии» или «белой армии». В том же ряду оказываются и черно-белая - блоковская - прокраска выписываемой картины, и «босая» (лысеющая или выбритая) вытянутая голова персонажа, напоминающая фотографический облик Гумилева 1912-1914 гг. И даже переводы «ненужной книги с редкого языка» воскрешают образ В. Шилейко, филолога-востоковеда, второго мужа Ахматовой.

Мощным образом, смыкающим былое и современное, видимое и несуществующее, у Толстой становится трамвай. Подобно «заблудившемуся трамваю» Гумилева, который на одном маршруте проскочил «через Неву, через Нил и Сену», трамвай Толстой переносит героя из настоящего в прошлое, из реальности в мечту. «Мимо симеоновского окна проходили трамваи <...> краснобокие твердые вагоны с деревянными лавками поумирали и стали ходить вагоны округлые, бесшумные, шипящие на остановках, можно было сесть, плюхнуться на охнувшее, испускающее под тобой дух мягкое кресло и покатить в голубую даль, до конечной остановки, манившей названием: "Река Оккервиль"» (335). У Толстой, как у Гумилева, трамвай пронзил эпохи и «заблудился в бездне времен.» (335).

Загадочный гидроним «Оккервиль», имеющий шведское происхождение и ныне малопонятный даже специалистам, дает у Толстой не только название «почти не ленинградской уже речке», но и возможность «вообразить себе все, что угодно» (335). Герой Симеонов не позволяет себе поехать на трамвайном маршруте до конечной остановки с названием «Река Оккервиль». Он догадывается, что там, на «краю света», «наверняка склады, заборы, какая-нибудь гадкая фабричонка выплевывает перламутрово-ядовитые отходы, свалка дымится вонючим тлеющим дымом, или что-нибудь еще, безнадежное, окраинное, пошлое» (335). Он страшится действительности, боится разочароваться. Потому для него проще и лучше «мысленно <...> замостить брусчаткой оккервильские набережные, реку наполнить чистой серой водой, навести мосты с башенками и цепями. поставить вдоль набережной высокие серые до-

ма с чугунными решетками подворотен <...> поселить там молодую Веру Васильевну, и пусть идет она, натягивая длинную перчатку, по брусчатой мостовой, узко ставя ноги, узко переступая черными тупоносыми туфлями с круглыми, как яблоко, каблуками, в маленькой круглой шляпке с вуалькой, сквозь притихшую морось петербургского утра.» (335-336).

Отсылки, аллюзии и реминисценции порождают в тексте Толстой глубину и объемность. Не воспроизводя цитату, а только указывая на нее, писатель затрагивает и пробуждает фоновый контекст, который сложен из хорошо знакомых текстов стихов и особенно романсов. И, даже не будучи воспроизведенными в произведении, стихотворно-поэтические и романсно-музыкаль-ные звуки наполняют «кружево» рассказа Толстой, порождают его трехмерность и простран-ственность.

Список литературы

Альтман М. С. Гоголевские традиции в творчестве Достоевского. Прага: Slavia, 1961. Т. 30, вып. 3. С. 443-461.

Ахматова А. А. Слушая пение // Ахматова А. А. Избранное. М., 2010. С. 95.

Гощило Е. Взрывоопасный мир Татьяны Толстой / пер. с анг. Д. Ганцевой, А. Ильенковой. Екатеринбург: Изд-во УрГУ, 2000.

Гумилев Н. С. Венеция // Гумилев Н. С. Стихотворения и поэмы. М.: Современник, 1989.

Жолковский А. К. В минус первом и минус втором зеркале // Жолковский А. К. Избранные статьи о русской поэзии (Инварианты, структуры, стратегии, интертексты). М., 2005.

Манн Ю. В. Поэтика Гоголя. М., 1988. 413 с.

Суперанская А. В. Современный словарь русских имён. М.: Айрис-пресс, 2005. 384 с.

Толстая Т. Н. Река Оккервиль: Рассказы. М.: Подкова, 1999. 567 с.

Топоров В. Н. Пространство и текст // Текст: семантика и структура. М., 1983. С. 227-284.

Топоров В. Н. Петербург и «Петербургский текст русской литературы» // Топоров В. Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ: Исследования в области мифопоэтического. М.: Прогресс, 1995. 624 с.

Тюпа В. И, Ромодановская Е. К. Словарь мотивов как научная проблема // От сюжета к мотиву. Новосибирск, 1996. 192 с.

Шахматова Е. В. Мифотворчество серебряного века // Вестник Томского государственного университета. 2009. № 322. С. 78-85.

Goscilo H. Tolstaian Times: Traversais and Transfers // New Directions in Soviet Literature. New York: St. Martin"s Press, 1992. P. 36-62.

Al"tman M. S. Gogolevskie tradicii v tvor-chestve Dostoevskogo . Slavia. Prague, 1961. Vol. 30. Iss. 3. P. 443-461.

Akhmatova A. A. Slushaya penie . Izbrannoe . Moscow, 2010. P. 95.

Goscilo H. Vzryvoopasnyj mir Tat"yany Tolstoj . Transl. by D. Ganceva, A. Il"enkova. Ekaterinburg, Ural State University Publ., 2000. P. 103-104.

Gumilyov N. S. Veneciya . Stikho-tvoreniya i poemy . Moscow, 1989. P. 117.

Zholkovskij A. K. V minus pervom i minus vtorom zerkale . Izbrannye stat"i o russkojpoezii (Invarianty, struktury, stategii, interteksty) . Moscow, 2005. P. 246, 563, 564.

Mann Yu. V. Poetika Gogolya . Moscow, 1988. 413 p.

Superanskaya A. V. Sovremennyj slovar" russ-kikh imen . Moscow, Ajris-Press Publ., 2005. 354 p.

Tolstaya T. N. Reka Okkervil": Rasskazy . Moscow, Podkova Publ., 1999. 567 p.

Toporov V. N. Prostranstvo i text . Text: semantika i struktura . Moscow, 1983. P. 227-284.

Toporov V. N. Peterburg i "Peterburgskij text russkoj literatury" . Mif. Ritual. Simvol. Obraz: Issledovaniya v oblasti mifopoeticheskogo . Moscow, Progress Publ., 1995. 624 p.

Tyupa V. I., Romodanovskaya E. K. Slovar" mo-tivov kak nauchnaya problema . Ot syuzheta k motivu . Novosibirsk, 1996. 192 p.

Shakhmatova E. V. Mifotvorchestvo serebry-anogo veka . Vestnik Tomskogo gos. universiteta . 2009. № 322. P. 78-85.

Goscilo H. Tolstaian Times: Traversals and Transfers. New Directions in Soviet Literature. New York, St. Martin"s Press, 1992. P. 36-62.

"PETERSBURG TEXT" BY TATYANA TOLSTAYA (motifs in the story "The Okkervil River")

Olga V. Bogdanova Leading Researcher

Ekaterina A. Bogdanova Junior Researcher

Institute of Philological Research of Saint Petersburg State University

In the article devoted to the analysis of "The Okkervil River", a short story by Tatyana Tolstaya, a variety of motifs are distinguished and interpreted. Those refer the reader to the main motifs of Russian classical literature, however, their semantics is reconsidered by the contemporary writer and presented with different connotations. Saint Petersburg chronotope is analyzed, its simplification and shifts of spatial frameworks are considered. The ironic depreciation of the image of Saint Petersburg - Leningrad sets a playful (derisive) tone of the narration about the "little hero", Simeonov, a descendant of poor Eugene from "The Bronze Horseman" by Pushkin, as well as Gogol"s and Dostoevsky"s "little heroes".

One of the leading motifs of the narration is that of a circle, closely interacting with the image-motif of the luring "silver voice". It allows for revealing musical allusions, encouraging the development of the "romancing" intertextuality of the story.

Key words: Tatyana Tolstaya; modern Russian literature; prose; postmodernism; tradition; intertext; motif; novel.

Оборудование : мультимедийный проектор, компьютер

Организация работы : коллективная, индивидуальная

Цели урока:

• Анализ и интерпретация художественного текста повышенной стилистической трудности.
• Формирование ценностных представлений через философию рассказа "Река Оккервиль": мир виртуальный (в данном случае мир искусства) и мир реальный как две грани бытия; судьба человека, блуждающего среди этих двух миров.

Ход урока

I. Урок начинается с романса "Нет, не тебя так пылко я люблю:", который прозвучит (2 мин.). Это создаст психологический и эмоциональный настрой.

На стадии вызова применяю прием - дневники. Прошу учащихся прочитать дневниковые записи, которые они вели, читая произведение, или написанное дома небольшое эссе "Мои первые впечатления после прочтения рассказа". Это позволит определить, насколько учащиеся поняли, о чем идет речь в рассказе и насколько они готовы к обсуждению и формулировке проблемы.

Прежде чем продолжить разговор, давайте попробуем сформулировать ту проблему, над которой будем работать. Определимся, что нам важно понять в ходе наших рассуждений, что писатель хотела донести до нас, современных читателей? (через проблему выйдем на формулировку темы урока). Проблемные вопросы:

1. Какова роль искусства в жизни человека?

2. Почему люди склонны подменять реальный мир выдуманным?

Татьяна Никитична Толстая (р.1951) - прозаик, эссеист, критик, во многом определившая литературное лицо 1990-х годов, единодушно признана одним их самых ярких авторов нового поколения. Внучка Алексея Толстого и Михаила Лозинского. Первый сборник рассказов "На золотом крыльце сидели:" появился в 1987 году, затем появились еще 3 сборника, рассказ входит в книгу "Река Оккервиль". В 2000 и 2002 году вышли книги "День" и "Ночь", за роман "Кысь" в 2001 году писательница получила премию "Триумф".

Перед тем, как начать разговор о произведении, давайте предположим, почему так называется рассказ.

Данный приём повышает не только интерес к чтению, но и акцентирует внимание на такой детали, как название.

II. Работа с художественным текстом. В данной части урока реализуется этап осмысления прочитанного текста. Учащиеся получают следующий алгоритм работы:

• чтение текста с остановками;
• вопрос - прогноз по поводу развития сюжетной линии в отрывке;
• ответ - предположение, его обоснование.

Итак, читаем текст, обращая внимание на ключевые слова и словосочетания абзацев (работа ведется только индивидуально).

По ходу осмысления составляем кластеры-схемы (на доске и в тетрадях).

Остановка №1 (обращаем внимание на художественные детали, ключевые слова, помогающие раскрыть смысл рассказа и образ героя).

"Когда знак зодиака менялся на Скорпиона, становилось совсем уж ветрено, темно и дождливо. Мокрый, струящийся, бьющий ветром в стекла город за беззащитным, незанавешенным, холостяцким окном, за припрятанными в холоду плавлеными сырками казался тогда злым петровским умыслом, местью огромного, пучеглазого, с разинутой пастью, зубастого царя-плотника, все догоняющего в ночных кошмарах, с корабельным топориком в занесенной длани, своих слабых, перепуганных подданных:В такие-то дни, когда из дождя, мрака, прогибающего стекла ветра вырисовывался белый творожистый лик одиночества, Симеонов, чувствуя себя особенно носатым, лысеющим, особенно ощущая свои нестарые года вокруг лица и дешевые носки далеко внизу, на границе существования, ставил чайник, стирал рукавом пыль со стола, расчищал от книг, высунувших белые язычки закладок, пространство, устанавливал граммофон, подбирая нужную по толщине книгу, чтобы подсунуть под хромой его уголок, и заранее, авансом блаженствуя, извлекал из рваного, пятнами желтизны пошедшего конверта Веру Васильевну - старый, тяжелый, антрацитом отливающий круг, не расщепленный гладкими концентрическими окружностями - с каждой стороны по одному романсу".

Где и когда происходит действие? Почему это важно?

В каких произведениях Петербург - действующий герой, а не фон?

(Петербург - особенное место. Время и пространство хранят шедевры музыки, архитектуры, живописи. Город, стихия природы, искусство слиты воедино. Природа в рассказе персонифицирована, она живет своей жизнью - ветер прогибает стекла, реки выходят из берегов и текут вспять.)

Каким изображается мир, окружающий героя в начале рассказа?

Каким себя ощущает Симеонов в реальном мир и в мире фантазий?

(Симеонов

Схема №2 Приложение №3

Остановка №2.

"- Нет, не тебя! так пылко! я! люблю! - подскакивая, потрескивая и шипя, быстро вертелась под иглой Вера Васильевна; шипение, треск и кружение завивались черной воронкой, расширялись граммофонной трубой, и, торжествуя победу над Симеоновым, несся из фестончатой орхидеи божественный, темный, низкий, сначала кружевной и пыльный, потом набухающий подводным напором, восстающий из глубин, преображающийся, огнями на воде колыхающийся, - пщ-пщ-пщ, пщ-пщ-пщ, - парусом надувающийся голос, - все громче, - обрывающий канаты, неудержимо несущийся, пщ-пщ-пщ, каравеллой по брызжущей огнями ночной воде - все сильней, - расправляющий крылья, набирающий скорость, плавно отрывающийся от отставшей толщи породившего его потока, от маленького, оставшегося на берегу Симеонова, задравшего лысеющую, босую голову к гигантски выросшему, сияющему, затмевающему полнеба, исходящему в победоносном кличе голосу, - нет, не его так пылко любила Вера Васильевна, а все-таки, в сущности, только его одного, и это у них было взаимно. Х-щ-щ-щ-щ-щ-щ-щ".

Что происходит, когда появляется пластинка с голосом В.В.?

Каковы ощущения Симеонова?

Остановка №3.

"А тут и чайник закипал, и Симеонов, выудив из межоконья плавленый сыр или ветчинные обрезки, ставил пластинку с начала и пировал по-холостяцки, на расстеленной газете, наслаждался, радуясь, что Тамара сегодня его не настигнет, не потревожит драгоценного свидания с Верой Васильевной. Хорошо ему было в его одиночестве, в маленькой квартирке, с Верой Васильевной наедине, и дверь крепко заперта от Тамары, и чай крепкий и сладкий, и почти уже закончен перевод ненужной книги с редкого языка, - будут деньги, и Симеонов купит у одного крокодила за большую цену редкую пластинку, где Вера Васильевна тоскует, что не для нее придет весна, - романс мужской, романс одиночества, и бесплотная Вера Васильевна будет петь его, сливаясь с Симеоновым в один тоскующий, надрывный голос. О блаженное одиночество! Одиночество ест со сковородки, выуживает холодную котлету из помутневшей литровой банки, заваривает чай в кружке - ну и что? Покой и воля!"

Объясните, какую роль играет в рассказе Тамара?

Почему Симеонов запирается от нее и все же пускает?

Как относится к Тамаре?

Что говорит подобное отношение о самом Симеонове?

Почему в конце называет ее "родной"?

Схема №3 Приложение №3

Остановка №4.

"Семья же бренчит посудным шкафом, расставляет западнями чашки да блюдца, ловит душу ножом и вилкой, - ухватывает под ребра с двух сторон, - душит ее колпаком для чайника, набрасывает скатерть на голову, но вольная одинокая душа выскальзывает из-под льняной бахромы, проходит ужом сквозь салфеточное кольцо и - хоп! лови-ка: где-то вы теперь, Вера Васильевна, может быть, в Париже или Шанхае, и какой дождь - голубой парижский или желтый китайский - моросит над вашей могилой, и чья земля студит ваши белые кости? Нет, не тебя так пылко я люблю! (Рассказывайте! Конечно же, меня, Вера Васильевна!)"

Попробуйте воссоздать предысторию Симеонова.

Отчего бежал и по какой причине?

Что является основным в характере?

Опишите настоящее Симеонова.

(Предпочитает собственные фантазии, реальная жизнь с заботами оскорбляет его эстетическое чувство, воспоминания тяготят его, настоящее его устраивает, он хозяин созданного мира, никто не покушается на его свободу).

Остановка №5.

"Мимо симеоновского окна проходили трамваи, когда-то покрикивавшие звонками, покачивавшие висячими петлями, похожими на стремена, - Симеонову все казалось, что там, в потолках, спрятаны кони, словно портреты трамвайных прадедов, вынесенные на чердак; потом звонки умолкли, слышался только перестук, лязг и скрежет на повороте, наконец, краснобокие твердые вагоны с деревянными лавками поумирали, и стали ходить вагоны округлые, бесшумные, шипящие на остановках, можно было сесть, плюхнуться на охнувшее, испускающее под тобой дух мягкое кресло и покатить в голубую даль, до конечной остановки, манившей названием: "Река Оккервиль". Но Симеонов туда никогда не ездил. Край света, и нечего там было ему делать, но не в том даже дело: не видя, не зная дальней этой, почти не ленинградской уже речки, можно было вообразить себе все, что угодно: мутный зеленоватый поток, например, с медленным, мутно плывущим в ней зеленым солнцем, серебристые ивы, тихо свесившие ветви с курчавого бережка, красные кирпичные двухэтажные домики с черепичными крышами, деревянные горбатые мостики - тихий, замедленный, как во сне мир; а ведь на самом деле там наверняка же склады, заборы, какая-нибудь гадкая фабричонка выплевывает перламутрово-ядовитые отходы, свалка дымится вонючим тлеющим дымом, или что-нибудь еще, безнадежное, окраинное, пошлое. Нет, не надо разочаровываться, ездить на речку Оккервиль, лучше мысленно обсадить ее берега длинноволосыми ивами:"

Что такое для Симеонова "река Оккервиль"?

Понимает ли он, что образ, который он создал, может не соответствовать реальной действительности?

(Название рассказа символично. "Река Оккервиль" - название конечной трамвайной остановки, место, не изведанное для Симеонова, но занимающее его воображение. Оно может оказаться прекрасным, где "зеленоватый поток" с "зеленым солнцем", серебристые ивы", "деревянные горбатые мостики", а, может, там ":какая-нибудь гадкая фабричонка выплескивает перламутрово-ядовитые отходы, или что-нибудь еще, безнадежное, окраинное, пошлое". Река, символизирующая время, - меняет свой цвет - сначала она кажется Симеонову "мутно-зеленым потоком", позже - "уже зацветшей ядовитой зеленью". В то же время "река Оккервиль" - символ прекрасного, но иллюзорного мира.)

Остановка №6.

"Подать голубой туман! Туман подан, Вера Васильевна проходит, постукивая круглыми каблуками, весь специально приготовленный, удерживаемый симеоновским воображением мощеный отрезок, вот и граница декорации, у режиссера кончились средства, он обессилен, и, усталый, он распускает актеров, перечеркивает балконы с настурциями, отдает желающим решетку с узором как рыбья чешуя, сощелкивает в воду гранитные парапеты, рассовывает по карманам мосты с башенками, - карманы распирает, висят цепочки, как от дедовских часов, и только река Оккервиль, сужаясь и расширяясь, течет и никак не может выбрать себе устойчивого облика".

Чем была для Симеонова Вера Васильевна? (идеал красоты)

Назовите романсы, которые она исполняет.

Какое значение они имели в жизни Симеонова?

(Возвышали в собственных глазах).

Остановка №7.

"Осень сгущалась, когда он покупал у очередного крокодила тяжелый, сколотый с одного краешка диск, - поторговались, споря об изъяне, цена была очень уж высока, а почему? - потому что забыта напрочь Вера Васильевна, ни по радио не прозвучит, ни в викторинах не промелькнет короткая, нежная ее фамилия, и теперь только изысканные чудаки, снобы, любители, эстеты, которым охота выбрасывать деньги на бесплотное, гоняются за ее пластинками, ловят, нанизывают на штыри грамофонных вертушек, переписывают на магнитофоны ее низкий, темный, сияющий, как красное дорогое вино, голос. А ведь старуха еще жива, сказал крокодил, живет где-то в Ленинграде, в бедности, говорят, и безобразии, и недолго же сияла она и в свое-то время, потеряла бриллианты, мужа, квартиру, сына, двух любовников, и, наконец, голос, - в таком вот именно порядке, и успела с этими своими потерями уложиться до тридцатилетнего возраста, с тех и не поет, однако живехонька. Вот как, думал, отяжелев сердцем, Симеонов, и по пути домой, через мосты и сады, через трамвайные пути, все думал: вот как... И, заперев дверь, заварив чаю, поставил на вертушку купленное выщербленное сокровище, и, глядя в окно на стягивающиеся на закатной стороне тяжелые цветные тучи, выстроил, как обычно, кусок гранитной набережной, перекинул мост, - и башенки нынче отяжелели, и цепи были неподъемно чугунны, и ветер рябил и морщил, волновал широкую, серую гладь реки Оккервиль, и Вера Васильевна, спотыкаясь больше положенного на своих неудобных, придуманных Симеоновым, каблуках:"

Объясните, почему Симеонову стало тяжело, когда он узнал, что Вера Васильевна жива?

(Выдуманный мир потрясен до основания, произошло неизбежное столкновение с действительностью, его иллюзии могут быть разрушены, она наполняла его жизнь красотой).

Остановка №8.

"Глядя на закатные реки, откуда брала начало и река Оккервиль, уже зацветавшая ядовитой зеленью, уже отравленная живым старушечьим дыханием, Симеонов слушал спорящие голоса двух боровшихся демонов: один настаивал выбросить старуху из головы, запереть покрепче двери, изредка приоткрывая их для Тамары, жить, как и раньше жил, в меру любя, в меру томясь, внимая в минуты одиночества чистому звуку серебряной трубы, поющему над неведомой туманной рекой, другой же демон - безумный юноша с помраченным от перевода дурных книг сознанием - требовал идти, бежать, разыскать Веру Васильевну - подслеповатую, бедную, исхудавшую, сиплую, сухоногую старуху, - разыскать, склониться к ее почти оглохшему уху и крикнуть ей через годы и невзгоды, что она - одна-единственная, что ее, только ее так пылко любил он всегда, что любовь все живет в его сердце больном, что она, дивная пери, поднимаясь голосом из подводных глубин, наполняя паруса, стремительно проносясь по ночным огнистым водам, взмывая ввысь, затмевая полнеба, разрушила и подняла его - Симеонова, верного рыцаря, - и, раздавленные ее серебряным голосом, мелким горохом посыпались в разные стороны трамваи, книги, плавленые сырки, мокрые мостовые, птичьи крики, Тамары, чашки, безымянные женщины, уходящие года, вся бренность мира:И, с нежностью и с жалостью глядя на пробор в ее слабых белых волосах, будет думать: о, как мы разминулись в этом мире! "Фу, не надо", - кривился внутренний демон, но Симеонов склонялся к тому, что надо".

Кого олицетворяют демоны? (романтика и реалиста)

Какой ожидает увидеть Симеонов Веру Васильевну и почему такой?

Схема №4 Приложение №3

(Были предназначены друг для друга, но разминулись во времени, та, какой он хочет видеть, не разрушила бы его иллюзий, настоящая для него отвратительна. О Симеонове можно сказать, что он человек, тонко чувствующий "песни нежный хмель", говоря уже словами Верлена. Наводнение, потоп, граница существования, а он как ценность слушает музыку. Заработанные деньги тратит на очередную пластинку, а есть будет по-прежнему плавленый сыр. Наконец, не послушался внутреннего демона, пошел к живой Вере Васильевне. Это начало пути к реальному.)

В следующем абзаце назовите ключевые слова? ("оскорбительно - за пятак", "желтые хризантемы", "присыпаны перхотью", "отпечаток большого пальца", "одинокие фрукты", "старуха плохо видит", "берега крошились")

О чем эти детали говорят? (предрекают неудачу, о дисгармонии)

Остановка №9.

"Он позвонил. ("Дурак", - плюнул внутренний демон и оставил Симеонова.) Дверь распахнулась под напором шума, пения и хохота, хлынувшего из недр жилья, и сразу же мелькнула Вера Васильевна, белая, огромная, нарумяненная, черно- и густобровая, мелькнула там, за накрытым столом, в освещенном проеме, над грудой остро, до дверей пахнущих закусок, над огромным шоколадным тортом, увенчанным шоколадным зайцем, громко хохочущая: Вера Васильевна рассказывала, задыхаясь от смеха, анекдот: она изменяла ему с этими пятнадцатью, еще когда он маялся и мялся у ворот, перекладывая дефектный торт из руки в руку, еще когда он ехал в трамвае, еще когда запирался в квартире и расчищал на пыльном столе пространство для ее серебряного голоса, еще когда впервые с любопытством достал из пожелтевшего рваного конверта тяжелый, черный, отливающий лунной дорожкой диск, еще когда никакого Симеонова не было на свете, лишь ветер шевелил траву и в мире стояла тишина. Она не ждала его, худая, у стрельчатого окна, вглядываясь в даль, в стеклянные струи реки Оккервиль, она хохотала низким голосом над громоздящимся посудой столом, над салатами, огурцами, рыбой и бутылками, и лихо же пила, чаровница, и лихо же поворачивалась туда-сюда тучным телом. Она предала его. Или это он предал Веру Васильевну? Теперь поздно было разбираться." "Вера Васильевна крикнула через стол: "Грибков передайте!" и Симеонов передал, и она поела грибков".

Какой была на самом деле Вера Васильевна?

Что произошло в душе Симеонова, когда он увидел В.В. такой, какой она была на самом деле?

Кто кого предал?

(мир рухнул, не выдержал столкновения с действительностью).

Остановка №10.

"У дверей симеоновской квартиры маялась Тамара - родная! - она подхватила его, внесла, умыла, раздела и накормила горячим. Он пообещал Тамаре жениться, но под утро, во сне, пришла Вера Васильевна, плюнула ему в лицо, обозвала и ушла по сырой набережной в ночь, покачиваясь на выдуманных черных каблуках: А Симеонов против воли прислушивался, как кряхтит и колышется в тесном ванном корыте грузное тело Веры Васильевны, как с хлюпом и чмоканьем отстает ее нежный, тучный, налитой бок от стенки влажной ванны: Поцелуев торопился с чаем, а Симеонов, заторможенный, улыбающийся, шел ополаскивать после Веры Васильевны, смывать гибким душем серые окатыши с подсохших стенок ванны, выколупывать седые волосы из сливного отверстия:голос, восстающий из глубин, расправляющий крылья, взмывающий над миром, над распаренным телом Верунчика, пьющего чай с блюдечка, над согнувшимся в своем пожизненном послушании Симеоновым, над теплой, кухонной Тамарой, над всем, чему нельзя помочь, над подступающим закатом, над собирающимся дождем, над ветром, над безымянными реками, текущими вспять, выходящими из берегов, бушующими и затопляющими город, как умеют делать только реки".

Объясните смысл последней сцены.

Какова роль в этой сцене Симеонова?

Каков смысл эпизода?

(жизнь нанесла удар по иллюзиям)

Как вы можете оценить характер Симеонова? Он сильный или слабый человек?

Какова роль художественной детали в создании образа? Перечислите их.

В чем причина жизненного крушения Симеонова?

(В финале рассказа Симеонов с вместе с другими поклонниками помогает скрашивать быт певицы. Это по-человечески очень благородно. Но исчезли поэзия и очарование, автор подчеркивает это реалистическими деталями: "Согнувшийся в своем пожизненном послушании", Симеонов ополаскивает после Веры Васильевны ванну, смывая "серые окатышки с подсохших стенок, выколупывая седые волосы из сливного отверстия".)

Схема №5 Приложение №3

Прочитаем стихотворение (наизусть 1 ученик) французского поэта Поля Верлена из книги "Романсы без слов" "Целует клавиши прелестная рука:"

Какие общие мотивы есть в рассказе и стихотворении?

Осмысление чего есть в обоих произведениях?

(искусство украшает жизнь человека и утешает его, "усталого и скорбящего").

Вернемся к тем проблемам, которые мы обозначили в начале урока.

Да, с одной стороны, искусство украшает жизнь человека, а с другой, человек склонен подменять реальный мир на мечты.

Всегда ли это хорошо? В нашей жизни такое случается? К чему может это привести?

Стадия рефлексии - завершающая стадия урока в режиме технологии критического мышления. Приложение №2.

Что открыл для вас рассказ Т.Н.Толстой?

Новейшая литература постсоциалистического пространства сложна и многообразна. Во многом современный этап может быть рассмотрен как итог художественных экспериментов XXвека и как начало формирования на основе великого и трагического опыта новых литературных тенденций, обновление творческого метода, обращение к вечным нравственным ориентирам посредством литературы постмодернизма.

Цели и задачи:

Познакомить с ярким представителем поэтики постмодернизма;

Пробудить интерес к чтению современной литературы в лучших ёё образцах;

Помочь понять проблемы нашей действительности посредством изучения произведений Т.Н. Толстой;

Углубить знания учащихся по литературе;

Активизировать креативные способности учеников;

Способствовать развитию самостоятельности в процессе исследования художественного произведения.

Ожидаемый результат.

Написание учащимися сочинения – рассуждения, проявление интереса к современной русской литературе.

Скачать:

Предварительный просмотр:

Пояснительная записка.

Актуальность:

Новейшая литература постсоциалистического пространства сложна и многообразна. Во многом современный этап может быть рассмотрен как итог художественных экспериментов XX века и как начало формирования на основе великого и трагического опыта новых литературных тенденций, обновление творческого метода, обращение к вечным нравственным ориентирам посредством литературы постмодернизма.

Цели и задачи:

Познакомить с ярким представителем поэтики постмодернизма;

Пробудить интерес к чтению современной литературы в лучших ёё образцах;

Помочь понять проблемы нашей действительности посредством изучения произведений Т.Н. Толстой;

Углубить знания учащихся по литературе;

Активизировать креативные способности учеников;

Способствовать развитию самостоятельности в процессе исследования художественного произведения.

Ожидаемый результат.

Написание учащимися сочинения – рассуждения, проявление интереса к современной русской литературе.

Информационные источники.

1. Липовецкий М. Контекст: мифология творчества (Татьяна Толстая) // Русская литература в зеркале критики: Хрестоматия для студ. филол. фак. высш. учеб. заведений / Сост. С.И. Тимина, М.А. Черняк, Н.Н. Кякшто. – СПб.: Филологический факультет СПбГУ; М.: Издательский центр «Академия», 2003

2. Толстая Т. Ночь. - Эксмо, 2010

Конфликт мечты и реальности в рассказе Т.Н. Толстой

«Река Оккервиль».

Цели : Обучающие:

1. Продолжить знакомство учащихся с лучшими образцами современной литературы.

2. Овладевать приёмами анализа и синтеза при чтении художественного

произведения.

3. Представить Т. Толстую как писателя – постмодерниста (неосентименталиста),

продолжившего тему судьбы «маленького человека».

4. Помочь ученикам понять смысл трагедии Симеонова, обозначить

причины трагедии.

Развивающие:

Формировать думающую, умеющую понимать идею художественного текста личность через осмысление проблематики произведения.

Воспитывающие:

1. Развивать интеллектуальную и эмоциональную сферу учащихся.

2. Осмыслить понятия:

«жизненные ценности»; «понимание внутреннего мира человека», «любовь».

Метод:

1. Аналитическое чтение рассказа.

2. Исследование художественно-композиционного пространства произведения.

3. Провести частичный сопоставительный анализ рассказа Т. Толстой «Река Оккервиль» и стихотворения А.А. Блока «Незнакомка».

4. Эвристический метод реализован через домашнее задание. (Д/З)

Оборудование урока:

1. Учащиеся заранее получили распечатки домашнего задания. (Можно продиктовать вопросы под запись в тетрадь по литературе)

2. Презентация.

3. Записи на доске.

4.Распечатки рассказа Т.Н. Толстой «Река Оккервиль» получены учениками заранее. Дома рассказ прочитан.

4. Распечатки стихотворения А.А. Блока «Незнакомка» выданы учителем в классе.

5.Если есть интерактивная доска, то композиционно - пространственное звучание рассказа отображено на ней («заполнение» постепенное и в тетрадях по литературе), возможна работа с классной доской и в тетрадях по литературе.

Домашнее задание, выданное учащимся вместе с распечатками рассказа.

1. Вспомните, что такое МЕТОНИМИЯ. Какой эффект достигается при использовании этого тропа (см. начало рассказа)? Что мы понимаем о том, как Симеонов относится к Вере Васильевне?

2. Расскажите о жизни Симеонова в его холостяцкой квартирке. Какие слова или словосочетания вы считаете ключевыми для понимания мироощущения героя?

3. Какими словами Симеонов обозначает семейную жизнь?

4. Какой образ в виртуальном (Виртуальный (лат.) – возможный, такой, который должен или может появиться при определённых условиях) мире – мире мечты Симеонова – оказывается постоянным?

5. Что произошло в жизни Симеонова, отчего виртуальный мир реки Оккервиль начал меняться? Какие чувства испытывает Симеонов?

6. Что произошло с жизнью Симеонова, когда он оказался на дне рождения Веры Васильевны? Почему ЭТА Вера Васильевна вызывает у Симеонова такую неприязнь?

7. Какое впечатление на Симеонова производит голос Веры Васильевны?

Ход урока.

(Записи на доске оформлены заранее)

На экране:

(На слайде: Постмодернизм (определение).

Понятие «постмодерн» достаточно широко, но мы будем подразумевать под постмодернизмом прежде всего современную литературу. Хотя постмодернистская поэтика оппозиционна к классической литературе, но она в то же время и не существует без нее, без реминисценций из классики. Чужое становится авторским, другим, а другое - нашим. В литературе постмодернизма нет авторского отношения к героям. Автор отстранен и зачастую является лишь наблюдателем. Т. Толстую в рамках течений и направлений постмодернизма исследователи относят к неосентименталистам. (Слайд) Для нее значима жизнь частная, конкретно чья-то.

Говоря об интертекстуальности, характерной для постмодернизма, сегодня на уроке мы вспомним стихотворение А.А. Блока «Незнакомка». Это стихотворение поможет нам понять идею рассказа Т.Толстой «Река Оккервиль», а рассказ Т.Толстой заставит засиять новыми гранями стихотворение А. Блока, что, думается, даст ответ на вопрос, скрытый в теме урока: в чем же конфликт мечты и реальности в рассказе Т.Толстой «Река Оккервиль».

Какое произведение вспоминается нами, когда мы читаем начало рассказа Т. Толстой «Река Оккервиль»? (А.С. Пушкин «Медный всадник»)

Обратим внимание на эпиграф к уроку. (Читаю эпиграф). Заметим, что Т.Толстая в первых строках рассказа воспроизводит ту же картину. Как вы думаете, почему, для чего? (Создается атмосфера тревоги, катастрофы, ожидание чего-то страшного.) Но поэма «Медный всадник» заявляет и одну из «сквозных» тем в русской литературе 19 века.

Вспомните, какую? (Тему «маленького человека») (Слайд «Люди с отшиба»)

Д/З – Расскажите о жизни Симеонова в его холостяцкой квартирке.

(Рассказывает один ученик, возможны дополнения к его рассказу)

Д/З – Какие слова или словосочетания являются, по-вашему, ключевыми для понимания мироощущения героя? (одиночество, хорошо ему было, покой и воля). Заметьте, что эти слова помогли (бы) сделать пересказ ярким и точным.

На сегодняшнем уроке мы постараемся зрительно воплотить композиционно-пространственный план рассказа. Это поможет нам в понимании идеи произведения.

(смотрю в схему)

Одиночество …

Но было ли столь лелеемое Симеоновым одиночество полным? (Нет, он был наедине с Верой Васильевной. Это было похоже на свидание).

Д/З - Вспомним, что такое метонимия?

(Метонимия (гр.)- переименование. Употребление названия одного предмета вместо названия другого на основании внешней или внутренней связи между ними).

Д/З - Найдите этот художественный прием в тексте. Какой эффект достигается при использовании метонимии?

(У Симеонова не просто свидание, а особые, тайные, любовные отношения с Верой Васильевной. И это, по мнению Симеонова, «у них было взаимно»)

Д/З - Какими словами обозначает Симеонов семейную жизнь?

(Западня, ловит душу, ухватывает её, набрасывает скатерть на голову)

А где же оказывается душа Симеонова, вырвавшаяся из воображаемого семейного плена? («… в темном, огнями наполненном магическом кругу, очерченным голосом Веры Васильевны… »)

И что же, снова плен? ...

Где же Симеонов чувствует себя действительно свободным ? (В мечте, в виртуальном мире, построенном им на берегу реки Оккервиль).

Прочтем, а что за мир выстраивает в своем воображении Симеонов?

Обратимся к тетрадям. Давайте вернемся в пространство рассказа. На каком берегу мы расположили виртуальным мир Симеонова? (На противоположном реальности)

2. Обозначим ключевые «детали», «приметы» мечты Симеонова на «том» берегу реки.

(заполняем по ходу урока таблицу «Композиционно-художественное пространство…»)

Ребята, в самом начале урока я сказала об интертекстуальности (т.е взаимопроникновении) литературы постмодернизма и классической литературы. И в этой связи вспомню следующие строки:

И каждый вечер, в час назначенный…

….

(наизусть) Смотрю за тёмную вуаль…

Узнали? Да, это блоковская «Незнакомка». А почему я вспомнила именно это стихотворение? (Детали «мечты» Симеонова и детали - приметы Незнакомки схожи. Для лирического героя стихотворения Незнакомка- та же мечта. Это представление некого идеала. Назовите схожие детали: «девичий стан, одна, тёмная вуаль»)

Как вы понимаете стих Блока «Дыша духами и туманами»? (Она – Незнакомка, она прекрасна и тайна в ней самой, её образ таинствен.) Послушаем, каким диссонансом строкам Блока звучат слова Симеонова: «…и туман по такому случаю подать голубой. Подать голубой туман! Туман подан…» Почему так режут слух эти слова? (Симеонов вдруг оказывается среди пошлых посетителей ресторана, он вдруг оказывается там своим, «завсегдатаем». И туман-то подан потому, что, возможно, мечта уже иссякает?)

И Симеонов, усталый, что делает со своей мечтой? (читаем)

(Разрушает её). Он покидает ресторан, декорации меняются…

Какое событие произошло в жизни Симеонова, отчего виртуальный мир реки Оккервиль начал меняться? Какие чувства испытал Симеонов?

(«Отяжелев сердцем….»)

1. Обратимся к записям на доске.

На морфинг происходит не только с рекой, но и с героиней любовного романа Симеонова. Что же происходит? Какой видит Веру Васильевну Симеонов?

И всё же какой она всё ещё осталась для Симеонова?

Что происходит и с реальностью в это же время? (Мир рушится)

Почему добыть адрес Веры Васильевны в уличной адресной будке для Симеонова «оскорбительно»?

(Реальность начинает вторгаться в мечту)

Что же происходит на берегу симеоновской реки Оккервиль в то время, как он едет в трамвае по добытому адресу Веры Васильевны?

Морфинг происходит не только с рекой но и … «Он позвонил…». Куда мы поместим Веру Васильевну в нашем пространстве? На гранитную набережную Оккервиля? Нет. В реальность.

Что происходит с жизнью Симеонова, когда он оказывается на дне рождения Веры Васильевны? «Жизнь его была раздавлена, переехана пополам…» Почему Вера Васильевна за шумным столом вызывает у Симеонова такую неприязнь? (Она более живая, чем сам Симеонов)

И тогда Симеонов начинает мстить своей мечте. Как? «Топтал серые высокие дома на реке Оккервиль…» Но … оказывается, что вдруг, совсем неожиданно Симеонов понимает, что его оккервильские берега - уже не его. Прочитайте об этом.

! - Симеонову не нужна была другая Вера Васильевна, он знал только ту, с гранитного оккервильского берега. Вера Васильевна настоящая оказалась незнакомкой, но, увы, не блоковской, совсем нет. А почему?

Вернемся в начало рассказа.

С чего началась любовь Симеонова к Вере Васильевне (Слушал ее романсы) Какое впечатление на Симеонова производил голос Веры Васильевны? (Она пела только для него, голос ее был обращен только к нему.)

Последовал ли Симеонов за голосом Веры Васильевны (Нет, он так и не смог оторваться от берега, так и остался в магическом кругу, среди игрушечных домиков.) Я ПОКАЗЫВАЮ СХЕМУ НА ДОСКЕ. В этом то и есть конфликт Симеонова с миром и самим собой.

Верунчика привозят к Симеонову домой. Слышит ли он голос Веры Васильевны с пластинки? (Нет, он прислушивается к звукам в своей квартире, к тому, что делает Верунчик.)

Продолжите ассоциативный ряд: ВЕРА (НАДЕЖДА-ЛЮБОВЬ). Разрушена надежда (т.е.МЕЧТА, и Симеонов не в силах удержать в себе любовь. Он оказался слаб)

Вернемся к строкам стихотворения А. Блока. Что позволяет лирическому герою стихотворения, невзирая на пошлость окружающей его жизни, сохранить «в душе сокровище»? («И ВИЖУ БЕРЕГ очарованный и очарованную ДАЛЬ») Это и есть возможность оторваться от обыденности и не предать то, что «живет в моем сердце больном» - ЛЮБОВЬ. Для Симеонова нет места ни в мире мечты, ни в реальности. В этом смысл трагедии героя, несчастье жизни «маленького человека».

Д/З - Выберите для себя высказывание критиков А.Александровой или Л.Бахнова. (Слайд) Согласны или не согласны вы с их мнением? Докажите свою точку зрения, опираясь на содержание прочитанного вами рассказа Т.Толстой «Река Оккервиль».