Сочинение смерть обломова. Боится ли обломов смерти

Тихая смерть Обломова не есть смерть блаженного. Вся четвертая часть романа есть описание духовной смерти героя до его физической кончины. И главный мотив здесь - духовное поражение Обломова, которое выглядит как погружение в новый, теперь уже окончательный «смертный сон». Перед нами уже живой мертвец, который не хочет думать о том, что ждет его завтра (недаром сказано: «Он предчувствовал близкую смерть и боялся ее»), а лишь доволен тем, что сейчас еще имеет возможность не тревожиться об окончательном итоге своей жизни, о необходимости покаяния. Ключевыми словами четвертой части являются: «покой», «тишина», «безнадежность», «беспечность», «сон», «лень», «убаюкивание».

Для героя в этой части характерны два неравноценно представленных состояния. Первое - это недолгие вспышки раскаяния, являющиеся «все реже». Однако это раскаяние не деятельное, как в романе с Ольгой Ильинской, а созерцательное и потому унылое, отчаянное. Обломов тогда «плачет холодными слезами безнадежности». Второе состояние тревожно названо Гончаровым: «внутреннее торжество». Это полный отказ от всякого покаяния, полное самооправдание и успокоение в грехе. Гончаров пишет о своем герое, что он «вкусит временных благ и успокоится», что «каяться - нечего».

Самооправдание же заключается в том, что под свой грех, под свое греховное состояние Илья Ильич подводит философский базис: «Наконец решит, что жизнь его не только сложилась, но и создана, даже предназначена была так просто, немудрено, чтоб выразить возможность идеально покойной стороны человеческого бытия. Другим, думал он, выпадало на долю выражать ее тревожные стороны, двигать создающими и разрушающими силами: у всякого свое назначение! » .

Итог жизни Обломова - весьма неушительный. Он подводится в разговоре со Штольцем уже при окончательном прощании: «Мне давно совестно жить на свете! Но не могу идти с тобой твоей дорогой, если б даже захотел… » И слова Штольца выглядят как окончательный приговор: «Погиб ты, Илья… «.

Однако роман «Обломов» явно проникнут евангельским духом. Даже окончательная духовная гибель героя еще оставляет надежду на милосердие Господа Бога. На это милосердие надеется автор, когда лишь в намеке дает образ ангела, охраняющего могилу Обломова: «Кажется, сам ангел тишины охраняет сон его» . Надежда проглядывает и в том, как сохранился Илья Ильич в памяти людей. Еженедельно молится о нем в церкви вдова Агафья Матвеевна Пшеницына. Добрым словом вспоминает о нем Захар: «Этакого барина отнял Господь! На радость людям жил.. . Не нажить такого барина.. . помяни, Господи, его душеньку во Царствии Своем! » .

Обломов погиб для мира, для людей, погиб и духовно. Но все-таки, не делая добра, не творил он и зла. С точки зрения христианской, ему были поданы Богом такие дары, как чистое сердце, кротость, нищета духа, плач и пр. (хотя все это - в обытовленно-житейском, не духовном виде) . Обломов не смог преодолеть силой покаяния, волей к покаянию и раскаянию - «сна смертного», «уныния» духовного. В этом смысле он как бы напрасно растратил бесценные дары, отпущенные ему Богом. Но все же автор не выносит ему приговор, но выдвигает на первый план как окончательный итог - возможность Божьего милосердия.

Персонаж Обломов и автор Гончаров, создавший этот классический тип, с полным осознанием относятся к тому, что погубило этого героя, человека «голубиной души». Ответ — «обломовщина», так поясняет Илья Ильич Обломов задавшей этот вопрос Ольге. Но что же такое «обломовщина? В этом Гончаров разобрался задолго до окончания своего романа.

В 1849 году, то есть почти за десять лет до появления в печати романа «Обломов», он опубликовал большой отрывок из него, под названием «Сон Обломова», в котором рассматриваемое явление русской жизни поставил в связь с господствующим в ней общественным укладом, с природой и климатом страны, с нравами ее населения. Разберемся с каждым из этих факторов в отдельности.

Природа того благословенного уголка земли, где протекало детство Обломова, не знает «ничего грандиозного, дикого и угрюмого». Мирной природе соответствует и климат. Годовой круг совершается здесь правильно и невозмутимо: зима, не прерываемая оттепелями, продолжается как раз столько, сколько ей нужно; весна наступает дружно, и во время ее можно не опасаться внезапных вьюг; летом почти три месяца стоят ясные дни, лучи солнца только слегка жгут, но не палят нестерпимым зноем. О страшных бурях и вовсе не слыхать. Восторженный мечтатель и поэт, быть может, затоскует в этой местности. А между тем, в спокойной жизни как раз и заключается идеал Обломова.

Тишина и мир, царившие в природе, распространялись на нравы населения. Интересы жителей всецело были сосредоточены на них самих, так как отношений с населением других местностей не существовало. Исчезновение поросенка или курицы трактовалось, как событие государственной важности. Сравнительная материальная обеспеченность, гарантировавшая кусок насущного хлеба, развивала поразительную беззаботность. Живым воплощением такой беззаботности является крестьянин Онисим Суслов, изба которого с незапамятных времен висит над оврагом, ежеминутно грозя падением. Казалось бы, курице страшно войти в нее, а Онисим и не думает об опасности.

Нравы окрестного населения передались и обитателям обломовской усадьбы, которая создала добродушного и апатичного Илью Ильича. Еда и сон при полном безделии – такова жизнь родителей Обломова и всех его домочадцев. Об обеде советовались всем домом: всякий предлагал свое меню, даже престарелая тетка приглашалась к совету. После обеда наступал сон, во время которого в доме не было ни одной бодрствующей души. Преобладание физических потребностей, таких как еда и сон, вело к тому, что умственные запросы глохли и, наконец, совсем исчезли. Неразвитость «обломовцев» доходила до колоссальных пределов: так, например, кроме старика Обломова, все путали и названия месяцев и порядок чисел; зато знали великое множество всяких примет и рабски в них верили. Разговаривать обломовцам друг с другом решительно было не о чем, так как, по ироническому заключению автора, их умственные сокровища были взаимно исчерпаны, а новостей они получали мало. Как ни жалка и ни убога такая жизнь, другой они не желали, потому что другая жизнь была бы сопряжена с разнообразием, переменами и случайностями, а этого обитатели обломовской усадьбы боялись, как огня. До чего велик был их страх перед всякой новостью, показывает эпизод с получением письма, событием в обломовской жизни экстраординарным.

Картина их быта будет достаточно полной, если добавить, что среди обломовцев даже серьезного интереса к хозяйству не существовало. Они принимались за починку пришедшего в ветхость сооружения не раньше, чем это вызывалось крайней необходимостью. Мостик, например, исправили только тогда, когда Антип свалился с него в канаву вместе с лошадью и бочкой. Нет необходимости доказывать, что подобное сытое и бездельное житье было возможно только во время крепостного права, когда все окупал и оплачивал труд «трехсот Захаров».

Вот в какой среде прошли детские годы Ильи Ильича Обломова. Автор усиленно подчеркивает, что эта среда должна была оказать огромное влияние на формирование умственного и нравственного существа героя. Достаточно припомнить воспитание маленького Илюши в родительском доме. К нему с самого рождения была приставлена старая преданная нянька, в обязанности которой входило «смотреть» за ребенком. Смотрение это заключалось в неустанной борьбе с проявлениями живости и самостоятельности в характере мальчика. Влиять на умственное развитие ребенка няня не могла. И питала его воображение только своими, разнеживающими самолюбие, сказками о добрых молодцах, очень похожих на Илью Ильича.

В большинстве сказок фигурировала добрая волшебница, которая покровительствовала своему любимцу и, в конце концов, женила его на неслыханной красавице, Милитрисе Кирбитьевне. Маленького Илюшу под впечатлением таких сказок начинало тянуть в чудный край, где не надо трудиться и где ждет его своя Милитриса. Влияние родителей не только не являлось противовесом влиянию няни, но, наоборот, усиливало его. Мать Илюши предоставила ребенка старухе только отчасти: она, в свободное от хозяйственных забот время, следила за тем, чтобы солнышко не напекло сыну голову, чтобы он не убежал в овраг и тому подобное. Еще больше, чем няня, мать разнеживала самолюбие ребенка: не стесняясь присутствия сына, она любила разговаривать с домочадцами об его будущности, причем ставила его героем какой-нибудь созданной ей блистательной эпопеи.

Когда из ребенка Илья Ильич сделался отроком, основа его воспитания мало изменилась, несмотря на то, что вместо няньки при нем безотлучно находился теперь крепостной мальчик Захарка. Только что проснется Илюша, Захарка уже стоит у кровати и, как бывало нянька, натягивает ему чулки, надевает башмаки, а Илюша, уже четырнадцатилетний мальчик, только и знает, что подставляет ему то одну, то другую ногу. И не один Захарка в его распоряжении, стоит ему только мигнуть – уже трое-четверо слуг кидаются исполнять его желание. Не удивительно, что Илюша, подобно тепличному растению, рос медленно и вяло. Единственное, что могло побороть влияние подобного воспитания, так это учение в пансионе дельного и энергичного немца Штольца, управлявшего соседним имением.

Штольц тотчас же вступил в упорную борьбу с системой воспитания обломовцев, которые, согласившись подвергнуть Илюшу школьному учению только потому, что без него было не достигнуть шитого мундира чиновника, всячески противодействовали Штольцу в его попытках подчинить мальчика строгому режиму его пансиона. Немецкая настойчивость, возможно, и преодолела бы влияние обломовцев на Илюшу, если бы последний не нашел себе союзника в лице сына Штольца, Андрея, который так привязался к Илюше, что и переводы за него делал и уроки ему подсказывал. Это избавляло Илюшу от необходимости трудиться, а труд был единственным средством борьбы с «обломовщиной».

Влияние последней усиливалось тем, что Илья Ильич, с детства наблюдавший крепостнические порядки, при которых между «людьми» и «господами» проводилась настолько резкая грань, что дворовый мальчик за жалобу на дурное обращение с ним Илюши, вместо справедливого удовлетворения получал колотушки, — чувствовал себя барином. В этом отношении чрезвычайно характерна его ссора с Захаром, осмелившимся сказать, что раз «другие меняют квартиры, то почему бы не переехать и Илье Ильичу». Обломов пришел в величайшее негодование и разнес Захара:

— Другой работает без устали, — говорит он, — бегает, суетится, не поработает, так и не поест, другой кланяется, другой просит, унижается. А я? Ну-ка, реши, как ты думаешь, другой – я, а?.. Да разве я мечусь, разве я работаю? Мало ем, что ли? Худощав или жалок на вид? Разве недостает мне чего-нибудь? Кажется, подать, сделать есть кому? Я ни разу не натянул себе чулок на ноги, как живу, слава Богу. Стану ли я беспокоиться? Из чего мне? И кому я это говорю? Не ты ли с детства ходил за мной? Ты все это знаешь, видел, что я воспитан нежно, что я ни холода, ни голода не терпел, нужды не знал, хлеба себе не зарабатывал, и вообще черным делом не занимался.

Сознание Обломова затемнилось настолько, что появилась гордость от преимущества ничегонеделания. Обломов возмущается от одного только сравнения его с другими.

Крепостное право было фундаментом такой жизни. Захары и сотни Захаров делали ненужным проявление собственной инициативы, собственной деятельности. Не было необходимости в жизненной борьбе. Отсюда — полная беспомощность, боязнь жизни.

Вывод:
Гончаров – большой мастер эпизода, выявляющего подлинную суть характера героя. Сон Обломова – это стремление писателя проникнуть в тайну души, всецело раскрыть образ, проанализировать поступки героя, показать его мировоззрение. Сон – это особое состояние человека. Чувства, испытываемые во время сна-видения, обладают особой значимостью: они в точности транслируют те чувства, которые человек испытывает в жизни реальной. Во всеобъемлющей картине сна показан собирательный образ Обломовки, этого общества, в котором нет места всему деятельному, прогрессивному, мыслящему. Сон Обломова – это ключевое событие, образец эпизода, это грань, за которой начинается истинное понимание романа.

План статьи

I. Вступление
Время появления отрывка «Сон Обломова».
Место его в романе

II. Основная часть
Обломов, как причина «обломовщины».
а) Природа:
— отсутствие «грандиозного, дикого и угрюмого»,
— отсутствие борьбы с природой,
— отсутствие поэтических впечатлений.

б) Климат.

в) Нравы населения:
— мелочность,
— ограниченность интересов,
— беззаботность,
— отсутствие случайностей.

г) Усадьба:
— преобладание физических потребностей,
— неразвитость,
— страх перед переменами,
— отношение к хозяйству,
— причины его.

д) Влияние Обломовки на Обломова.
— детство,
— отрочество.

III. Заключение. Обломов и «другие».

Текст работы размещён без изображений и формул.
Полная версия работы доступна во вкладке "Файлы работы" в формате PDF

Сон и Смерть равно смежают очи,

Кладут предел волнениям души,

На смену дня приводят сумрак ночи,

Дают страстям заснуть в немой тиши.

К. Бальмонт

Почему жизнь и смерть часто сравнивают со сном? Что происходит с человеком в то время, когда он оказывается во власти сына Велеса и Мары? Чу! Слышите, как в полночной тишине раздается мерное посапывание? Это засыпает человек. Он закутывается в одеяло как в кокон, обнимает подушку и… Тс! Человек заснул! Он больше не слышит ритма жизни, страсти не раздирают его, и душа не кровоточит, страдая от неразделенной любви или несправедливости бытия. Человек спит! Постойте! Да спит ли он? А может Семаргл, стоящий на посту между жизнью и смертью, погиб, покинул бренное тело?

Э, нет! Еще нет. Семаргл пока охраняет бренное тело Обломова. Но долго ли он еще сможет поддерживать тлеющий огонь жизни Ильи Ильича? Да и живет ли главный герой романа И.А. Гончарова? Увы, Обломов лишь существует. Он заплутал во времени, потерялся, сник. Его жизнь подобна сну, а сон, как утверждают люди, напоминает смерть. Что происходит с героем? Почему он пребывает в забытьи? Ответы на эти вопросы найдет пытливый читатель в детстве Илюши.

Огромное влияние на жизнь героя оказали окружение и обстановка, в которой он рос. В Обломовке все было спокойно и мирно, никто никуда не спешил; везде царили сон и безделье, которые прерывались лишь для приема пищи, что имело важное значение для жителей деревни. Илья Ильич, как подчеркивает писатель, в раннем возрасте был активным и любопытным ребенком, но со временем его пыл и интерес к жизни понемногу угасали. Герой постепенно теряет живость, тучнеет и становится похожим на жителей Обломовки.

Илья существует. Его жизнь походит на сон: ко всему новому преступно безразличен, ничего не читает, никуда не ходит. Обломов лишь просиживает все время безвылазно дома. Ему комфортно и уютно на диване в халате. Почему он так себя ведет? Почему так безразличен к миру? А виной всему воспитание. Героя не научили трудиться, не сформировали самостоятельность и гасили любознательность. Родители и прислуга делали все, чтобы Илюша не отлучался из семейного поместья и оставался всегда под присмотром. В итоге Обломов действует лишь по принуждению. Именно Штольц и Ольга предпринимают отчаянные попытки спасти друга, вырвать его из цепких лап забвения. Но их усилия тщетны. Суета жизни пугает Обломова. Илья Ильич ищет и находит спасение во сне, отдавшись которому, забывает о мирской суете.

Такое поведение героя подобно побегу от реальности: неразделенной любви, невозможности перестать быть ведомым и от необходимости принимать решения и отвечать за свои поступки. Жизнь Обломова тихая, незаметная. В ней нет эмоций, нет страстей. Впрочем, нет и самой жизни. Нет наслаждения и яркости. Сон, глубокий и долгий. Сон, плавно переходящий в смерть.

Тс! Слышите? Нет? Да, дыхания не слышно. Человек совершил переход из жизни в смерть. Заметил ли он, что умер? Нет. Почему? А жил ли он? Нет. Он существовал.

Жизнь - сон, а сон - смерть. Не веришь? Попробуй проснуться…

В июне этого года исполняется 200 лет со дня рождения Ивана Александровича Гончарова, известного нам всем по роману «Обломов» - его проходят в школе. Проходят - но чаще всего не понимают. Мы предлагаем нашим читателям по-новому взглянуть на эту хорошо забытую классику. Взглянуть по-христиански.

«Нежась на мягкой постели, славы себе никогда не добудешь…» - казалось бы, нет никакого резона оспаривать это утверждение великого Данте. И все же в русской культуре имеется факт, ставящий под сомнение его очевидную правоту. Илья Ильич Обломов - патологический ленивец, всю свою жизнь провалявшийся в мягкой постели, вдруг стал одним из самых известных героев отечественной литературы, причем как раз благодаря этому самому безудержному валянию на диване. Никаких иных свершений и подвигов автор романа Обломову не приписал. Этот странный успех оказался бы легко объясним, будь роман Гончарова сатирой, высмеиванием порока. Но нет, в ряд сатирических персонажей Илья Ильич Обломов явно не попадает. Конечно, автор иногда посмеивается над своим незадачливым героем, однако в целом выписывает Обломова с огромной симпатией и уважением: «…В нем было то, что дороже всякого ума: честное, верное сердце! Это его природное золото; он невредимо пронес его сквозь жизнь. Он падал от толчков, охлаждался, заснул наконец, убитый, разочарованный, потеряв силу жить, но не потерял честности и верности. Ни одной фальшивой ноты не издало его сердце, не пристало к нему грязи. Не обольстит его никакая нарядная ложь, и ничто не совлечет на фальшивый путь; пусть волнуется около него целый океан дряни, зла; пусть весь мир отравится ядом и пойдет навыворот, - никогда Обломов не поклонится идолу лжи, в душе его всегда будет чисто, светло, честно… Это хрустальная, прозрачная душа; таких людей мало; это перлы в толпе! Его сердце не подкупишь ничем, на него всюду и везде можно положиться».

Не так уж много в мировой литературе найдется столь откровенных признаний автора в любви к своему персонажу. Тем более непонятно, в чем же секрет популярности этого героя, о котором у читателей даже спустя полтора столетия после выхода романа в свет все еще нет однозначного мнения - положительный он или отрицательный. Можно ли считать честным и верным человека, целиком посвятившего себя отлеживанию боков на диванчике? И наоборот: можно ли бездельника и лежебоку уважать и любить за искренность и сердечную чистоту? Таких вопросов после прочтения романа возникает множество.

Но главная загадка «Обломова» все же в другом. Видимо, что-то предельно значимое для каждого из нас сумел высказать здесь Гончаров, какую-то очень важную струну задел он в душе русского человека. Да так сильно, что звучит она, не умолкая, по сей день, и вряд ли утихнет в обозримом будущем. Еще в XIX веке Н. А. Добролюбов писал: «…В каждом из нас сидит значительная часть Обломова…». Правда, под этими словами он имел в виду некую особенность русского национального характера, обусловленную тогдашним укладом жизни и политическим строем. Но вот уже давным-давно нету ни строя того, ни уклада. Все изменилось до неузнаваемости: сверхскорости, сверхнагрузки, огромное количество информации, обрушивающееся на нас ежедневно… Нынешняя жизнь абсолютно не похожа на размеренную дрему патриархальной Обломовки. Однако сам главный герой романа как социальный тип непонятным образом умудрился просочиться сквозь все культурные, политические и цивилизационные перемены, и в главных своих чертах остаться все тем же Обломовым - прекраснодушным лентяем с золотым сердцем и отвислым животом.

Мужик в трениках, валяющийся на диване перед телевизором и горестно вздыхающий, когда жена просит его вынести мусорное ведро, - типичное проявление современной обломовщины, вполне нормально соседствующее с покорением космоса, нанотехнологиями и большим адронным коллайдером. И не стоит воспринимать этот образ, как заведомо карикатурный. Разве не случалось каждому из нас прятаться от важных, но неприятных решений за хрестоматийной фразой «Я подумаю об этом завтра», дополняя ее иронической перелицовкой латинской мудрости: «Не откладывай на завтра то, что можно отложить на послезавтра»? Разве нет у каждого из нас таких вот - «отложенных на послезавтра» - проблем, которые годами отравляют нам жизнь, хотя решить их можно было бы за пару дней решительного действия? Видимо, все же ошибался Добролюбов, и вовсе не продуктом своей эпохи был Илья Ильич. Корни обломовщины лежат в куда более глубинных пластах человеческого бытия. Они способны давать свои ядовитые побеги на любой исторической и социальной почве, потому что носителем этой беды является сам человек, в какую бы эпоху он ни жил.

Жизнь трогает…

Лень всегда прямо пропорциональна свободе. Для несвободного человека лень - недостижимая роскошь. Очень трудно представить себе ленивого раба на галере, или, скажем, солдата-первогодка в армии. По мере увеличения степени свободы повышается и возможность выбора, в том числе - между «делать или не делать». Когда свобода становится абсолютной, появляется возможность не делать вообще ничего. Конечно, Обломов был далек от таких идеальных «высот духа», однако по условиям жизни своей он был к

Что случилось?

Да что: жизнь трогает!

ним гораздо ближе, чем большинство современных людей. Не очень богатый, но все же - дворянин, Илья Ильич был весьма свободен в материальном отношении и мог нежиться на мягкой постели сколько душе угодно, а любое воздействие извне воспринимал как личную трагедию:

«- Ах!.. - произнес Обломов, махнув рукою.

Что случилось?

Да что: жизнь трогает!

И слава Богу! - сказал Штольц.

Как слава Богу! Если б она все по голове гладила, а то пристает, как, бывало, в школе к смирному ученику пристают забияки: то ущипнет исподтишка, то вдруг нагрянет прямо со лба и обсыплет песком… мочи нет!»

Конечно, любого из нас сегодня «жизнь трогает» куда чаще и чувствительнее, чем мелкого землевладельца с тремя сотнями крепостных в родной Обломовке. Потому и в искусстве пролеживания диванных пружин мы преуспели куда меньше Обломова. Но, положа руку на сердце, - кроме ежедневной необходимости бежать утром на работу, много ли у нас еще причин, не позволяющих в полной мере уподобиться Илье Ильичу?

Внешние обстоятельства жизни определяют лишь уровень нашей свободы и, соответственно, - степень лени, которую мы можем себе позволить в рамках этой свободы. Способность же преодолевать лень зависит от нашей жизненной философии и миропонимания, от тех идеалов, к которым мы стремимся. И, разбираясь в причинах обломовщины, в первую очередь нужно попытаться рассмотреть за диванным затворничеством Ильи Ильича его идеалы. Потому что именно в системе ценностей человека можно найти объяснение его словам, поступкам, да и всему образу жизни.

И здесь мы обнаружим, что идеал обломовщины, по сути своей, - религиозный, напрямую отправляющий нас к богословскому пониманию истории мира и человека. На родине Обломова «…добрые люди понимали ее (жизнь) не иначе, как идеалом покоя и бездействия, нарушаемого по временам разными неприятными случайностями, как-то: болезнями, убытками, ссорами и между прочим трудом. Они сносили труд как наказание, наложенное еще на праотцев наших , но любить не могли, и где был случай, всегда от него избавлялись, находя это возможным и должным».

С детских лет Обломовым усвоено отношение к любому труду, как к наказанию Адама и Евы за грехопадение - …в поте лица твоего будешь есть хлеб, доколе не возвратишься в землю, из которой ты взят, ибо прах ты и в прах возвратишься (Быт 3 :19). Соответственно, рай понимается Ильей Ильичем как некое блаженное ничегонеделанье человека, освобожденного от необходимости трудиться ради удовлетворения своих первичных потребностей:

«- Разве не все добиваются того же, о чем я мечтаю? Помилуй! - прибавил он смелее. - Да цель всей вашей беготни, страстей, войн, торговли и политики разве не выделка покоя, не стремление к этому идеалу утраченного рая ?

И утопия-то у тебя обломовская, - возразил Штольц.

Все ищут отдыха и покоя, - защищался Обломов».

Кривой идеал

В нынешней же, постсоветской, действительности он востребован с новой силой, причем совсем необязательно в среде предпринимателей - как раз там куда более распространены воззрения Штольца: «Труд - образ, содержание, стихия и цель жизни». Но, согласно статистике, предпринимателями у нас в стране являются всего лишь 3% населения. И разве не к обломовскому утраченному раю стремится какой-нибудь офисный работник, вкалывающий целый год в предвкушении двухнедельного летнего отдыха в пятизвездочном отеле где-нибудь на Анталийском побережье, с прислугой - «тремя сотнями Захаров», дармовой жратвой от пуза и такой же дармовой выпивкой?

Почему же столь актуальным представляется во все времена противостояние этих двух идей - труда и отдыха как взаимоисключающих смыслов жизни человека? Кто прав из главных героев романа - Обломов или Штольц? Думается, однозначный ответ здесь невозможен. Потому что неправы оба, хотя за каждым стоит также и своя правда. Обломов остро чувствует некую противоестественность труда, его тягость и болезненность, которым противится вся его природа. Штольц, напротив, - видит в труде главное предназначение человека. Но раз уж в романе это понятие рассматривается в контексте потерянного рая и наказания прародителей человечества, есть резон выяснить, как понимается отношение между трудом, бездельем и райским блаженством в религиозной традиции, к которой принадлежал Обломов, - в православном христианстве.

Откуда взялся труд

В фильме «Формула любви» деревенский кузнец Степан, разломав вдребезги карету графа Калиостро, утверждал, что к колесам сподручней пробираться через крышу. И цитировал при этом латинскую поговорку: труд - уже сам по себе есть наслаждение.

Мысль формально красивая, но вряд ли этот афоризм родился в голове римского крестьянина или раба. Скорее уж, наслаждение в труде находил какой-нибудь предшественник графа Толстого - патриций, выращивающий на досуге капусту для собственного удовольствия.

В церковнославянском языке слово труд - одно из обозначений болезни, страдания. И это вполне соответствует библейскому пониманию труда. По христианскому вероучению, необходимость трудиться в поте лица своего, равно как и связь труда со страданием, стала для человека прямым следствием грехопадения. Это, конечно, ни в коем случае не означает, будто человек был создан для блаженного безделья. Просто то творческое участие в преобразовании лица Земли, к которому первые люди были призваны Богом, действительно было радостным и не предполагало каких-либо болезненных проявлений. А вот труд в современном понимании появился лишь тогда, когда человек отпал от своего Создателя, решив жить по собственной воле. И сразу же столкнулся с необходимостью в поте лица возделывать землю, которая стала взращивать ему сорняки вместо злаков и вместо радости питать его скорбью. Бог предоставил ему все блага этого мира даром. Но после грехопадения человек оказался вынужденным прилагать огромные усилия для добычи мизерных крупиц этого отвергнутого им Божьего дара.

Любой труд - результат разрыва связи человека с Богом. Поэтому наивно было бы рассматривать его вне контекста этого разрыва - по-штольцевски просто, как некое самодостаточное благо. Однако не менее наивна также и попытка Обломова уклониться от труда, в надежде через это уклонение вернуть себе утраченное райское блаженство. Дело в том, что нет и не может быть рая (а, следовательно, и райского блаженства) без Бога. «Где Христос, там и Небо», - говорил святитель Иоанн Златоуст. Вернуть утраченный рай человеку возможно только через возвращение к Богу. Любой другой путь - уклонение от труда или, напротив, его обожествление, - сами по себе в равной степени неспособны привести в рай. Хотя, конечно же, они несут в себе и свои маленькие удовольствия, которые ошибочно принимаются за отблеск рая как ленивцами, так и трудоголиками.

Ведь Андрей Штольц в известном смысле тоже искатель потерянного рая, как подлинного смысла и цели собственного бытия. Более того, он полагает, что уже нашел этот смысл: «Так когда же жить? - с досадой на замечания Штольца возразил Обломов. - Для чего же мучиться весь век?» - «Для самого труда, больше ни для чего. Труд - образ, содержание, стихия и цель жизни, по крайней мере моей».

Однако при всем внешнем благородстве этих слов за ними сквозит какая-то жуткая метафизическая пустота, уподобляющая человека общественному насекомому - термиту, пчеле, или муравью. Идейное безделье Обломова против безыдейного трудолюбия Штольца - вот главная оппозиция романа Гончарова. И немудрено, что по сей день читатели не могут сойтись во мнениях - кто из них двоих прав. Потому что хрен ничуть не слаще редьки.

Бог Обломова

Обломов показан в романе человеком, не чуждым духовной жизни, знающим, что такое молитва. Но даже здесь Бог для него является не целью, а скорее вспомогательным средством к достижению настоящего «божества» Ильи Ильича - отдыха и покоя:

«В горькие минуты он страдает от забот, перевертывается с боку на бок, ляжет лицом вниз, иногда даже совсем потеряется; тогда он встанет с постели на колена и начнет молиться жарко, усердно, умоляя Небо отвратить как-нибудь угрожающую бурю. Потом, сдав попечение о своей участи Небесам, делается покоен и равнодушен ко всему на свете, а буря там как себе хочет».

Бог - как анестезиолог, помогающий избавиться от страданий и забот, - вот что стоит за «идеалом отдыха и покоя» у Ильи Ильича. Конечно, подобная религиозность будет лишь все глубже загонять человека в трясину его заблуждения. Однако каков же верный путь к утраченному раю? Думается, таковым можно считать некий синтез лучших черт личности как Обломова, так и Штольца, которыми они могли бы взаимно восполнить ущербность друг друга. У Штольца это способность к планомерному целенаправленному действию, которой недостает лишь настоящей, достойной цели. У Обломова - неудовлетворенность жизнью современного ему общества, тоска по утраченному в грехопадении счастью человечества. Очевидно, что сочетание этих двух качеств могло бы дать тот результат, который мы видим в жизнеописании большинства православных святых - многолетний осознанный труд, направленный к обретению Царства Небесного. Которое, по словам Христа, …силою берется, и употребляющие усилие восхищают его (Мф 11 :12).

…Уклонись от зла

Универсальная формула святости выражена в словах Священного Писания: уклонися от зла и сотвори благо (Пс 33 :15). Парадоксальность фигуры Обломова, удивительное сочетание в нем красоты душевной и житейского безобразия вполне можно объяснить простым и очевидным фактом: он, как умел, старался осуществить в себе эту формулу, но… лишь наполовину! Диван стал для него крепостью, где он пытался скрыться от зла и бессмысленности светского общества, занятия, интересы и мотивы которого (вполне приемлемые, с точки зрения Штольца) для Обломова - куда более мерзкая форма существования, чем его собственное диванное бездействие:

«Свет, общество! Ты, верно, нарочно, Андрей, посылаешь меня в этот свет и общество, чтоб отбить больше охоту быть там. Жизнь: хороша жизнь! Чего там искать? интересов ума, сердца? Ты посмотри, где центр, около которого вращается все это: нет его, нет ничего глубокого, задевающего за живое. Все это мертвецы, спящие люди, хуже меня, эти члены света и общества!

Что водит их в жизни? Вот они не лежат, а снуют каждый день, как мухи, взад и вперед, а что толку? Войдешь в залу и не налюбуешься, как симметрически рассажены гости, как смирно и глубокомысленно сидят - за картами. Нечего сказать, славная задача жизни! Отличный пример для ищущего движения ума!

Разве это не мертвецы? Разве не спят они всю жизнь сидя? Чем я виноватее их, лежа у себя дома и не заражая головы тройками и валетами?

…А наша лучшая молодежь, что она делает? Разве не спит, ходя, разъезжая по Невскому, танцуя? Ежедневная пустая перетасовка дней! А посмотри, с какою гордостью и неведомым достоинством, отталкивающим взглядом смотрят, кто не так одет, как они, не носят их имени и звания. И воображают несчастные, что еще они выше толпы: „Мы-де служим, где, кроме нас, никто не служит; мы в первом ряду кресел, мы на бале у князя N, куда только нас пускают“… А сойдутся между собой, перепьются и подерутся, точно дикие! Разве это живые, не спящие люди? Да не одна молодежь: посмотри на взрослых.

Собираются, кормят друг друга, ни радушия.. ни доброты, ни взаимного влечения!

…Третьего дня, за обедом, я не знал, куда смотреть, хоть под стол залезть, когда началось терзание репутаций отсутствующих: „Тот глуп, этот низок, другой вор, третий смешон“ - настоящая травля! Говоря это, глядят друг на друга такими же глазами: „вот уйди только за дверь, и тебе то же будет“… Зачем же они сходятся, если они таковы? Зачем так крепко жмут друг другу руки?»

Что-то напоминает эта картина, не правда ли? Достаточно поменять несколько устаревших слов - и вот перед нами вполне адекватное изображение сегодняшней светской тусовки. Нравы «элиты», развлечения и критерии успешности «золотой молодежи» - все нынче осталось примерно тем же, что и во времена Обломова. Ну разве что «терзание чужих репутаций» теперь происходит еще и в социальных сетях, а предметом гордости, в придачу к одежде, стали дорогие авто и модные гаджеты. Сами же люди «креативного класса» с той далекой поры изменились весьма незначительно. И отчаянный вопрос Обломова продолжает звучать сегодня с неменьшим напряжением, чем полтораста лет назад:

Бог - как анестезиолог, помогающий избавиться от страданий и забот, - вот что стоит за «идеалом отдыха и покоя» у Ильи Ильича.

«…Кажется, люди на взгляд такие умные, с таким достоинством на лице, а только и слышишь: «Этому дали то, тот получил аренду». - «Помилуйте, за что?» - кричит кто-нибудь. «Этот проигрался вчера в клубе; тот берет триста тысяч!» Скука, скука, скука!.. Где же тут человек? Где его целость? Куда он скрылся, как разменялся на всякую мелочь?

Что-нибудь да должно же занимать свет и общество, - сказал Штольц, - у всякого свои интересы. На то жизнь…»

Но это лишь для него, Андрея Штольца, - жизнь. Для Ильи Ильича такое времяпровождение - очевидное зло, от которого он старается уклониться всеми силами. Однако для того, чтобы стяжать Царство Небесное, мало лишь удалиться от зла. Нужно еще сотворить благо.

…И сотвори благо

Современник Гончарова, святитель Феофан Затворник, ссылаясь на великих учителей Церкви, писал: «Уклонение от зла и творение добра - это две ноги, которыми совершают шествие свое путем богоугодной жизни люди богобоязненные. Опытные, впрочем, в различении духовных порядков находят между ними отличия, которые не бесполезно знать ревнителям совершенства нравственного. …Василий Великий говорит: „Не тому, кто совершен, прилично воздержание от зла, но только еще начинающему. Должно сперва, как от худого пути, удалиться от привычки к порочной жизни, а потом уже приступить к совершению добрых дел“».

Блаженный Августин прилагает к этому: « мало - не вредить, не убивать, не красть, не блудничать, не обманывать, не лжесвидетельствовать. Уклонясь от зла, не можешь еще с уверенностью говорить: теперь я безопасен, все сделал, буду иметь покойную жизнь, увижу дни благие. Ибо следует не уклоняться только от зла, но и делать благое. Мало - не ограбить: надобно одеть нагого. Не ограбил: уклонился ты от зла. Но не сделаешь при сем добра, если не введешь странного в дом, не упокоишь его и не снабдишь нужным. И всегда так надо уклоняться от зла, чтоб тут же делать и добро,- или уклоняться от зла не бездействием, а деланием добра, противоположного ему».

Вера без дел мертва. Но точно так же мертвы без дел и дружба, и любовь, и умственные способности человека, и самые благие его намерения. Cogito ergo sum! «Я мыслю, следовательно, я существую!» - сказал когда-то Рене Декарт. Но мало для человека просто существовать и сознавать свое существование. Личность человека складывается из его поступков в ситуации выбора, когда ему необходимо преодолеть себя для того, чтобы подняться над собой, нынешним. В человеке есть некая заданность, неудовлетворенность тем, что ты есть сейчас, и устремленность к тому, каким ты должен стать. Без усилий в этом направлении его жизнь так и останется всего лишь мыслящим существованием.

Ты умен? - приложи свой ум к какому-то доброму делу. Ты дружишь? - узнай, как идут дела у твоего друга и помоги ему, если он нуждается в твоей помощи. Ты любишь? - сделай хотя бы что-нибудь ради любимого, начни перестраивать свою жизнь сообразно этой любви.

Илья Ильич в значительной мере сумел уклониться от зла, насквозь пропитавшего современное ему общество. И эта благородная чистота его души, его категорическое неприятие лжи и лицемерия, беззлобие его и преданность дружбе делают Обломова столь дорогим и близким автору романа, а вместе с ним - и читателям. Однако, уклоняясь от зла, Обломов не совершил никакого блага. На эту «ногу» в

Для христианина жизнь - путь уподобления Христу. А у Христа, как известно, дивана не было.

деле благочестия Илья Ильич не просто хромал - она у него вообще атрофировалась от многолетнего безделья. И, увы, никакого иного финала у истории Обломова не могло быть, кроме того, о котором с горечью говорит его друг Андрей Штольц:

А был не глупее других, душа чиста и ясна, как стекло; благороден, нежен, и - пропал!

Настоящее имя лени

Так что же это за беда роковым образом перепахала судьбу Обломова, а вместе с ним - сгубила и продолжает губить огромное число других людей, столь же добрых и благородных душою? Это тихое зло столь незаметно, что обратить на него внимание получается далеко не всегда, хотя в каждом из нас оно неотлучно присутствует с самого момента нашего рождения. Действие его очень точно описал в забавном стишке поэт Игорь Губерман:

Бывает, проснешься как птица

Крылатой пружиной на взводе,

И хочется жить и трудиться…

Но к завтраку это проходит.

Лишь разобравшись в том, почему человеку не хочется жить и трудиться, можно понять, что же такое - обломовщина.

Как уже было сказано, любой труд является результатом отпадения человека от Бога. Даже молитвенный труд святых - прямое следствие этой метафизической катастрофы, когда самое естественное для человека занятие - общение со своим Создателем, вдруг оказалось сопряжено с болезненным усилием и преодолением в себе какого-то темного, косного начала. Гончаров назвал это начало обломовщиной. В более широком смысле люди привыкли называть его ленью. Но если последовательно развивать мысль об отпадении людей от Бога, то с неизбежностью придется признать: этим темным началом в человеке является… смерть. Это ее мягкое прикосновение чувствуем мы, когда в нежной истоме валяемся на диване после пробуждения или сытного обеда. Это ее голос вкрадчиво говорит о любом деле: «Брось, отложи, ведь можно сделать это и завтра. А сейчас - отдохни, поспи часок-другой». Лень - не что иное, как стремление к распаду, к необратимому рассеянию энергии, к полному прекращению всяких процессов в человеческом теле и душе. Лень - это умирание, образ смерти, пропитывающий каждую секунду жизни человека. Ее идеал - постепенное уподобление человека сначала животному, а затем и неживой органике, жалкой куче гниющего мяса.

Стремление Обломова к потерянному раю можно рассматривать как стихийную попытку спастись от этого тихого, но беспощадного врага - смерти: ведь в раю человек был бессмертен. Однако путь Ильи Ильича к райскому блаженству оказался изначально обреченным на неудачу. Смерть караулила его как раз под маской лени - того самого бездействия, в котором он надеялся обрести спасение от зла окружающего его мира. И Обломову не хватило целой жизни, чтобы распознать ее под этой, казалось бы, такой безобидной личиной.

Зачем мы живем?

Святитель Игнатий (Брянчанинов) писал: «Земная жизнь есть не собственно жизнь, но непрестанная борьба между жизнью и смертью: попеременно мы уклоняемся то к той, то к другой, колеблемся между ними, оспариваемся ими».

Но ведь так или иначе, а умереть предстоит каждому из нас. Два метра земли на кладбище, да лопух над могилой - вот финал жизненного пути как ленивца, так и трудоголика. Не все ли равно - проваляемся мы всю свою жизнь на диване или будем трудиться не покладая рук? Можно рассуждать и так, но лишь в том случае, если смерть рассматривается как окончательная и абсолютная точка в человеческом существовании.

Илья Ильич отнюдь не был убежденным материалистом. И главная ошибка его как христианина была в неправильной оценке собственной земной жизни. Обломов рассматривал ее как некое досадное препятствие к вечному покою и радости, которые должны наступить после смерти. Этот покой он надеялся хотя бы частично обрести еще здесь, на Земле, спрятавшись на диване от окружавшей его суеты. Но земная жизнь - не стихийное бедствие, которое нужно терпеливо переждать под теплым одеялом. Путь к утраченному раю - это труд исправления себя, своих больных наклонностей, искаженных грехом свойств своей души. Иначе говоря - труд воссоздания в себе того человека, каким хотел бы видеть нас Бог. Для христианина жизнь - путь уподобления Христу. А у Христа, как известно, дивана не было.

Фотоматериалы предоставлены Киноконцерном «Мосфильм