«Я обычный человек, который беседует со зрителем». Интервью с Владимиром Кореневым

Внук народного артиста собрался жениться и скоро сделает его прадедушкой

В обновленном Драматическом театре имени Станиславского, теперь - электротеатре «Станиславский», новый худрук Борис ЮХАНАНОВ представил первую премьеру. Спектакль-феерия «Синяя птица» по пьесе МЕТЕРЛИНКА идет три вечера подряд. На основе известной сказки разворачивается судьба Тильтиля и Митиль, которых играют Владимир КОРЕНЕВ и его жена Алла КОНСТАНТИНОВА. Спектакль наполнен личными воспоминаниями актерской пары: детство, юность, приход в театр, сцены из сыгранных когда-то постановок, воспоминания о коллегах. Это настоящий бенефис корифеев сцены.

- Владимир Борисович, вы пришли в Театр имени Станиславского в начале 60-х при Михаиле Яншине.

Михаил Михайлович увидел меня в учебном театре в дипломном спектакле. Он собрал роскошный коллектив, и наш театр в шутку называли филиалом Театра киноактера. Потому что в труппе были Евгений Весник , Евгений Урбанский , Евгений Леонов , Лиля Гриценко . Яншина все в театре обожали. Когда он уезжал с МХАТом, где служил как артист, на зарубежные гастроли, всем привозил подарки: кому галстук, кому авторучку, кому брелок - всем, включая гримеров и рабочих сцены. Михаил Михайлович прописал у себя в квартире актрису. Тогда ведь невозможно было работать в столице, не имея прописки, и Яншин прописал у себя чужого человека. По тем временам очень неординарный и человечный поступок.

- Чем еще вам запомнился Михаил Михайлович?

Любил вкусно поесть, но ему было нельзя, он всю жизнь страдал от избыточного веса. А в нашем театре был буфет на уровне ресторана. И худрук периодически ложился в Институт питания на лечение, а потом снова набирал вес в буфете. Но Яншин не был этаким добрячком, как может показаться. Имел твердые взгляды, которые не боялся отстаивать. Например, ему не раз пеняли на то, что поддерживает отношения с диссидентами. Еще у него была страсть - бега. Половина построенного на ипподроме была наверняка возведена на те деньги, что он проиграл. Он даже актрису одну взял в труппу, потому что ее отец - жокей. Михаил Михайлович думал, что тот будет ей говорить, на какую лошадь ставить. Но этого не произошло.- Правда, что однажды зрители чуть не сорвали спектакль, когда увидели вас на сцене, то есть живого Ихтиандра из «Человека-амфибии»? - Да, это произошло на гастролях в Куйбышеве. Мне в спектакле «Дни Турбиных» дали маленькую роль юнкера, всего в несколько слов. Но едва я вышел, в зале поднялись овации. И меня с этой роли сняли.

Вы с женой, актрисой Аллой Константиновой, и учились вместе, и всю жизнь в театре вместе. Вам это никогда не мешало?

Раньше, может быть. А с годами я понял, что такое родной человек. Я скучаю без нее и должен ее видеть постоянно. Алена - актриса замечательная, и я всегда радовался ее успехам. А сейчас в «Синей птице» как она играет две сцены из «Чайки» - уровень высочайший. А потом, мужчина и женщина в театре - это разное, тут нет соперничества.Я считаю, что простые человеческие радости - семья, здоровье, друзья - это и есть счастье.- Ну, это вы сейчас так говорите, а в молодости наверняка амбиции были большие. - У меня не было честолюбия, и я никогда ни с кем не соревновался. В искусстве не надо становиться ни за кем в очередь. Главное, что каждый вечер, когда выходишь на сцену, у тебя праздник.

- А было такое, что вы заработали кучу денег и не знали, как их потратить?

Однажды я снялся в Ялте в одной картине, получил большой гонорар и решил: пойду в знаменитый ресторан «Ореанда» и закажу самое дорогое блюдо. Оказалось, что оно стоит 38 рублей. При этом зарплата у меня была 85. Блюдо называлось «кокотбардолес». Официантка как-то двусмысленно на меня посмотрела и принесла крошечную серебряную кокотницу с крышечкой. Там оказались... сосиски в томатном соусе. Она пояснила, что этот испанский соус очень сложно готовится. Ну ладно, попался я как идиот. Надо было как-то отыграться. Пришел в киногруппу к себе и похвастался, как шикарно отобедал в «Ореанде», заказав самое дорогое блюдо. На следующий день десять идиотов пришли в ресторан и тоже заказали «кокотбардолес». Надо было видеть лицо официантки! Но побить меня друзья не успели, я вечером уехал в Москву.

- Это было давно. А вообще вы покупали жене дорогие вещи: шубу, драгоценности?

Конечно, у нее же, кроме меня, никого нет. Но когда мы поженились, жили в декорационном сарае при театре, у нас ничего не было.- Но вы же москвич. Могли бы привести супругу к родителям. - Хотел быть самостоятельным. Жена воспитала меня. Я стал зарабатывать, стал профессором.

Ваша дочь играет с вами в театре, а мы все ждали, когда вырастет ваш внук и будет Коренев номер два, ведь он на вас очень похож. Но Егор, кажется, в артисты не пошел?

Не хочет, и, может быть, хорошо. Учится в Высшей школе экономики на втором курсе. У него в этом смысле голова работает. Он меня учит, как машину продать, но я не продаю, а поступаю, как у Пушкина в «Евгении Онегине»: Онегин «читал Адама Смита и был глубокий эконом», а «отец понять его не мог и земли отдавал в залог».

- Внук живет, наверное, отдельно от вас? - Да, отдельно и собирается жениться. Вот это и есть счастье - продолжение рода. Я профессией никогда не мерил счастье.

- Вы уверенный в жизни человек?

Нет, сомневающийся. Я всегда готов к самому худшему, поэтому я спокоен. Во-первых, не умею радоваться, не научили меня. Праздники не люблю, не знаю, чем заняться. Не люблю большие залы и множество людей. Петр Первый спал в шкафу. Он тоже ценил маленькие пространства.- А к путешествиям как относитесь? - Обожаю свою дачу. Люблю вкусно поесть, сам приготовить. Сосед у меня там хороший, мы с ним устраиваем пикники. Люблю готовить лагман, плов. Научился на гастролях.- А ритуал плова соблюдаете? Сначала обжарить шкварочки и выпить по стопочке... - Обязательно! У меня же целая полка интересных кулинарных книжек.

«Синяя птица». Трилогия по пьесе М. Метерлинка и воспоминаниям Алефтины Константиновой и Владимира Коренева.
Электротеатр СТАНИСЛАВСКИЙ (Москва).
Режиссер Борис Юхананов, художник Юрий Хариков

Никогда не путешествуйте с мертвецом.

У. Блейк и Дж. Джармуш

Ситуация, когда в театр приходит новый художественный руководитель и ставит спектакль, который он посвящает этому театру, стремясь обозначить свою программу, уже имела место быть в Петербурге. Это, конечно, «Алиса» Андрея Могучего в БДТ. Только у Бориса Юхананова вместо падения в глубь кроличьей норы — путешествие за синей птицей в трех вечерах. Как путешествие в загробный мир и обратно и как ритуал перехода. Историю бывшего Драматического театра им. К. С. Станиславского он «читает» словно некую «книгу мертвых».

Проводниками становятся корифеи театра — супружеская чета Владимир Коренев и Алефтина Константинова, одновременно выступающие за Тильтиля и Митиль.

Погружая свою героиню — Алису, Алису Бруновну Фрейндлих — в театральную страну чудес, Могучий оперировал исключительно образами и легендами БДТ. Реалии человеческой биографии поверялись и подменялись образами сыгранных когда-то ролей. В его композиции каждый образ был двойственным, а то и тройственным, многократно отраженным и преломленным «кривым зеркалом» театра: сквозь образы Кэрролла светились образы ролей и имиджевые «маски» артистов, а за ними теплилось человеческое. Оттого и художественный результат был пусть и вторичным, но не противоречивым.

Борис Юхананов получил в наследство не столько театр-легенду, сколько театральную труппу с легендарной репутацией «пожирателей» главных режиссеров.

Сразу скажу, в «Синей птице» сцепление личного и художественного планов в большей степени механическое. Владимир Коренев и Алефтина Константинова то действуют как Тильтиль и Митиль в обстоятельствах сказки Метерлинка и окружении сюрреалистических поп-артовских образов, то выступают от собственного лица, рассказывая истории из своей личной или художественной биографии, а то и разыгрывают целые сцены из спектаклей, сыгранных 50 лет назад в театре-которого-уже-нет. А молодые коллеги иллюстрируют эти истории образами разной степени художественного достоинства.

Швы между этими планами как-то даже нарочито выставлены напоказ, обозначая двойственную задачу, поставленную режиссером.

Каждый из трех вечеров сделан с преобладанием каких-то определенных жанровых задач, определенной тональности. Первый, «Путешествие», — самый насыщенный, чистая феерия и выставка достижений «сюрреалистического хозяйства». Второй, «Ночь», — прозрачный и медитативный — ритуал, протекающий на фоне величественно-безжизненного лунного пейзажа. Третий, «Блаженство», самый противоречивый, слеплен из того, что не вошло в первые два, и тяготеет к шоу, варьете. Ад представлен в виде цирка, «блаженства» вываливаются на арену в пушистых полиэстеровых костюмах, как персонажи незатейливого утренника.

Модернизированный сюжет «Синей птицы» подробнейшим образом изложен в либретто. Поэтому обозначу только завязку: постаревшие Тильтиля и Митиль засыпают в салоне Боинга 777 (модель в разрезе практически в натуральную величину представлена на сцене), Душа света — стюардесса поправляет им пледы, все дальнейшее — их сон…

Сцены из спектакля. Фото О. Чумаченко

Как и в любой феерии, здесь торжествуют художественное беззаконие и фантазия. По сцене степенно разгуливают гигантские вороны, отдаленно похожие на синих вреднючек из «Желтой подводной лодки», изредка оглашая ее хриплым карканьем. Бабушка и дедушка Тильтиля и Митиль представлены в виде несколько заторможенных, но зато вечно юных богов-олимпийцев. У каждой из душ вещей свой пластический «выход», аранжированный, как в театре Но, и соответствующим образом озвученный музыкально. Когда В. Коренев вспоминает про съемки «Человека-амфибии», на экране показывают кадры подводного мира из фильма (экзотические красоты которого, как известно, снимались в аквариуме — за бедностью черноморской флоры и фауны), а по залу над головами зрителей проплывают, шевеля хвостами, гигантские рыбины. Живой план постоянно сопрягается с изобретательной видеографикой и озвучен настоящим живым оркестром, расположенным, будто на церковных «хорах», на балконе, за спинами зрителей, отчего музыка Дмитрия Курляндского чудесным образом обволакивает весь зал.

Центральный дуэт, в зависимости от ситуации, то старательно играет малышей во фланелевых пижамках (особенно преуспел Коренев, подсюсюкивая и используя весь арсенал дефектов речи), то выступает от первого лица, но тоже — в манере, чем-то напоминающей творческий вечер на канале «Россия».

Коснусь лишь того, как представлены некоторые из эпизодов. Те, где рассказ и образ, им спровоцированный, вступают в интересную «химическую реакцию».

Так, в одной из первых сцен-сновидений Алефтина Константинова вспоминает о том, как в годы войны, ее, шестилетнюю девочку, и маму гнали в Германию. Обоз был расстрелян, мама погибла, и дальше девочку воспитывала бабушка. В какой-то момент рассказа героиню окружают гигантские елочные ретро-игрушки: здесь и снегурочка, и огромная ватная птичка, и пара позолоченных солдат в ушанках, которые целятся в нее… Образ детства как чего-то волшебного и опасного (яркого, но нечеткого) пронизан ощущением угрозы, дан как в непосредственном чувственном восприятии, так и в преломлении восприятием ребенка рассказов старших участников событий.

Не менее чудесную метаморфозу претерпевает рассказ Коренева об отце, красавце-адмирале, герое войны и любимце женщин, знавшем «Онегина» наизусть и выучившем за полтора месяца китайский язык в разговорном объеме. «Сон Татьяны», стилизованный в духе китайской оперы и исполненный русской чтицей — Татьяной с насурьмленными бровями и китайским переводчиком-медведем (он же Онегин), звучит взволнованно и страстно и аранжирован «бегущей строкой» комикса под старинную черно-белую миниатюру.

Густая культурологическая окрошка из оживших цитат не дает зрителям заскучать. Незатейливые (прямо скажем) рассуждения Владимира Коренева о преимуществах творческого метода Феллини («он дает надежду!») перед методом Тарковского вызывают к жизни двух — буквально — «светочей» мирового кинематографа с лампочками на том месте, где полагается быть голове. Анимированный Достоевский мечет молнии из глаз, будто языческий Перун, в то время как колоритный черт на пружинных ногах и с мохнатым загривком охаживает кнутом Наполеона, а могильщики в ватниках цитатами из «Гамлета» комментируют происходящее. Не говоря уж о том, что смерть и загробный мир на протяжении трех вечеров представлены в самом разнообразном виде — от уже упомянутых могильщиков до египетского пантеона богов на фоне игрушечного кремлевского мавзолея.

Сцены из спектакля. Фото В. Луповского

А теперь я скажу очень опасную и, возможно, несправедливую вещь. Какое бы эффектное «платье» ни шил Борис Юхананов, факт остается фактом: короли — голые. И в художественной «оправе» образа, и когда пытаются донести со сцены истории из своей жизни. Рассказы Константиновой звучат более искренно, а у Коренева обернуты в жирный слой театральных баек и анекдотов, но погоды эта разница не делает.

Как ни крути, выходит, что в жизни Владимира Коренева нет более яркого воспоминания, чем съемки «Амфибии», и их эхо — длиною в жизнь. Самым пикантным «романом» оказываются письма поклонницы, в каждом из которых она присылала кусочек фото своего обнаженного тела… В какой-то момент женщина-коллаж в обтягивающем трико появляется на сцене, вылезая прямиком из гигантского конверта и танцуя соблазнительный танец. И когда в тот же конверт она уводит за собой Владимира Коренева, старика с нечеткой дикцией, в этом есть что-то щемящее…

Оказывается, что в жизни Алефтины Константиновой были большие роли, но, увы, «реконструкция» «Чайки» в том виде, в каком нам ее показывают — с патетическими восклицаниями и заламыванием рук, — не выдерживает никакой критики. А про давние спектакли сказать, в сущности, нечего, кроме того, что они были «замечательные».

Сцены из спектакля. Фото В. Луповского

Так же нечего сказать и про август 1991 года. Среднестатистический набор эмоций людей, проведших 19 августа у экрана телевизора и переживавших за дочь, уехавшую в Москву, приходится расцвечивать танцами БТРов под «Лебединое озеро».

Ни одна из этих историй как не поддается мифологизации, так и не дает сокровенного знания о человеке.

Все усилия, кажется, брошены на то, чтобы представить свою жизнь — на сцене и вне ее — в самом что ни есть мещански-пристойном виде. Жизнь, в которой никто и никогда не изменил «ни жене, ни отечеству», с честью преодолевая все искушения и соблазны, от А. Вертинской до полного барака пылких ивановских ткачих, где нашему герою в двадцатилетнем возрасте пришлось провести ночь во время концертного «чёса».

Самое больше потрясение: когда Коренев пылко говорит о том, что «в нашем театре не было ни интриг, ни подсиживаний, мы, актеры, позаботились об этом», он говорит со всей искренностью и верой, на какую только способен.

Сцены из спектакля. Фото В. Луповского

Вот и выходит: что жизнь, что роли, что история театра — сплошной фейк, аберрации и подмены непрочной человеческой памяти. И порою человеческая жизнь куда длиннее театральной…

Что мы имеем в остатке.

«Окружение» обыграло королей. «Синяя птица» стала парадом боевой мощи «Электротеатра», всей его материально-технической и художественной базы. И я не иронизирую, а честно говорю про ансамблевость, музыкальность, спетость, станцованность и — главное — мультивосприимчивость молодой части труппы, в короткие сроки освоившей китайский и японский языки, шаманское горловое пение и — под началом представителя великого клана Кавамура — основы театра Но, причем не формально, а со всей его ритуальной строгостью и внутренним сосредоточением.

В. Афанасьев (Рудаков), А. Константинова (Алла).
Фото В. Луповского

Амбиции старейшин, купающихся во внимании на протяжении трех вечеров, удовлетворены.

Трудно недооценить степень режиссерского лукавства Бориса Юхананова, равно удовлетворившего аппетиты ветеранов труппы и закатившего пышные проводы бывшему Театру им. Станиславского. Заклинание духов старого театра, их ублажение и последующее изгнание можно считать выполненным.

Вот только скажите: одной ли мне показалось, что, когда в сцене с бабушкой и дедушкой Тильтиля и Митиль героев укладывают на деревянный стол, чтобы проверить, как выросли «дети», с них снимают мерки для гроба?

Если не только мне, значит, этических вопросов к спектаклю больше, чем эстетических.

Приглашение посмотреть первую часть (всего их три) «Синей птицы» Бориса Юхананова приняла с удовольствием.

Юханановские спектакли, не будучи их большой поклонницей, я, тем не менее, время от времени посматривала: такая немыслимая фантазия в театрах встречается нечасто. С самого начала Электротеатра хотела увидеть то, что режиссер делает сейчас, когда отвечает не только за свои личные работы, но и, будучи руководителем, за весь творческий процесс.

К тому же Электротеатр - это глобально перестроенный Театр им.Станиславского, который, в прежние времена, я частенько посещала, зная там не только зрительный зал и фойе, но и закулисье. Хотелось посмотреть, что получилось из театра после его глобальной реконструкции.
Получилось, в общем-то, хорошо. Придется, конечно, привыкнуть к экслектике, объединению старины глубокой и авангарда, но места для публики стало намного больше, а поскольку билеты проверяют непосредственно на входе в зал, есть возможность заскочить в предбанник, полистать театральную литературу в киоске, съесть пирожок и посетить туалет (оч.уютный!).
Зал теперь сочетает прежний (снаружи, туда не поднималась) балкон и ступенчатый амфитеатр со стульями. Последний не слишком элегантен…. Но, видимо, театру он необходим именно в таком виде.

Что до спектакля…
Заявлено, что продолжительность 1 части «Синей птицы», которую мы смотрели, 3 часа 30 минут. На самом деле, длится он больше - возможно, из-за того, что антракты не короткие. Во втором антракте всех попросили из зала выйти; возможно, это требовалось для того, чтобы выловить стайку симпатичных… летающих акул, угнездившихся под потолком.

Постановка сочетает в себе текст классического произведения Мориса Метерлинка, воспоминания актера Владимира Коренева (Ихтиандр!) и его супруги, Алефтины Константиновой, а также много-много всего иного, придуманного Борисом Юханановым - например, тех же летающих акул; пляску веселых пингвинов; явление Тарковского и Феллини, а также Демона на высоких «копытах»; рождение Душ предметов, проходящее в традициях театра Но; чтение глав из «Евгения Онегина» на китайском языке… ну, и, в общем, много чего другого.

В общем, очень понравилось, и немалые часы действия пролетели незаметно, хотя для меня - это все было не совсем равномерно… То просто дух захватывало и хотелось продлить очарованье, то - подобно горьковскому Барону, воскликнуть: «Дальше!».

Например, рождение Душ даже утомило… А ведь большая сцена перед этим, когда появляющиеся одна за другой минутки складывались в часы - и в часы, как меру времени, и в механизм, это время показывающий… в общем, это была красивая сцена.

Большинство образов, рождавшихся, на наших глазах, было прекрасным. То возникал бесконечный хоровод гигантских ёлочных игрушек (и замечательное: «Замерзли, бедные? Вот туда идите…», после чего игрушки исчезали). То - отец героя, красавец в белой адмиральской шинели, оттанцовывал под песню квартета «Аккорд». То - Дедушка и Бабушка, прекрасные, как греческие Боги, помолодевшие и похорошевшие, но так безразмерно тоскующие в вечном своем сне.
А какие замечательные вОроны бродили по сцене!..

Сказка. И вдруг - совсем бытовой рассказ, анекдот, интерактив с залом…
Не только метерлинковские Дедушка и Бабушка восставали из небытия, но и актеры, выходившие когда-то на сцену Театра Станиславского…

Ну, а если пофилософствовать, то вчера мы увидели историю о том, как «бездны мрачной на краю», у кромки выжигающего жизнь огня, можно остановиться на миг… зацепиться краешком памяти за какую-то мелочь - надбитую тобой миску, пару слов, сказанных в танце, снятую с полки старую книгу, «бородатый» анекдот… и не только сохранить себя в рядах живущих, но и притянуть поближе к нам тех дорогих, кто когда-то покинул нас и «уехал дальше, чем за море»…

Пойду ли смотреть оставшиеся две части трилогии? Пойду (особенно если опять пригласят).
Желательно - чуть попозже, чтобы уложилось во мне то, что несомненно понравилось и обдумалось то, что вызвало недоумение.

Огонь, Хлеб, Время и Демон.
Костюмы Анастасии Нефедовой -

Спектакль на все времена - во МХАТе имени Горького сегодня отмечают столетие легендарной "Синей Птицы". Это единственная постановка Станиславского, дожившая до наших дней в своeм первозданном виде. Декорации, костюмы, музыка - такие же, как в прошлом веке. А в зале - по-прежнему неизменный аншлаг.

Репортаж Марии Торлоповой.

Память о лучших спектаклях МХАТа бережно хранят в музее, в Камергерском переулке. Здесь и костюмы, и реквизит и даже фрагменты декораций. Легендарной "Синей птице" посвящена лишь крохотная часть экспозиции, но это не потому, что показывать нечего. Дело в том, что все оригинальные костюмы, декорации и реквизит сейчас на сцене, в действующем спектакле МХАТа имени Горького.

Константин Станиславский долго ломал голову, как сделать спектакль волшебным. Однажды он зашел ночью в спальню к своим детям и увидел, как по переулку едет карета. Свет от фонаря упал на стену и осветил тень. Так появилась целая сцена "ночь". А композитор Илья Сац, чтобы написать музыку Воды, провел целый день на крыше под дождем.

Маргарита Юрьева, народная артистка России: "Всегда в человеке, особенно в актере, должна быть сказка внутри. Это волшебство какое-то, фантазия, то, что есть в детях".

"Синюю птицу", как самое дорогое сокровище, одно поколение мхатовцев передает другому. На этом спектакле выросли Алексей Баталов, Николай Озеров, Евгения Добровольская. "Синяя птица" была для них счастливым билетом в театральную жизнь.

Евгения Добровольская, народная артистка России: "У меня была встреча с замечательными артистами МХАТа, вот того поколения. Константин Градополов, Сахар наш замечательный. И мы были в этом спектакле детьми".

Спектакль ни разу не исчезал из репертуара. Но после того, как МХАТ перевели на хозрасчет, в день играли по две "Синих птицы", чтобы сэкономить. Тогда из постановки убрали две картины - она стала короче. Но осталась такой же волшебной.

Мария Павлова, Наталья Медведева, актрисы МХАТа им. Горького, исполнительницы ролей Митиль и Тильтиля: "У нас было много накладок всяких, клетка не пролезала, алмаз не зажигался. Но все это уже отрегулировали. И сейчас играем с удовольствием! Потому что когда ты играешь и слышишь, как замирают голоса детишек - это дорогого стоит!"

Эту философскую сказку писали и ставили для взрослых. О чем плачет душа собаки, почему умершие просят чаще их вспоминать, и где прячется загадочная Синяя птица, дети, может, и не до конца понимают. Но все до одного мечтают увидеть "Синюю птицу" снова.

Лариса Жуковская, актриса МХАТа им. Горького: "Это необычный спектакль. Он бессмертен, он поставлен бессмертным режиссером Константином Станиславским. Этот спектакль будет идти вечно. Пока жив театр, он будет идти!"

За сто лет на сцене спектакль сыграли более пяти тысяч раз. В театре говорят - Синей птице впору стать символом МХАТа наравне со знаменитой чайкой.

Информация предоставлена «Электротеатром Станиславский»

Пролог. Вселенский аэропорт, в котором вороны-диспетчеры управляют движением небесных объектов. Великие радости совершают ритуальный проход по облакам. Мать, отец, Тильтиль (Владимир Борисович Коренев) и Митиль (Алефтина Константиновна Константинова) безмятежно спят в «Боинге-777». Душа Света в облике стюардессы обходит салон. Действие первое. Рождество Тильтиль и Митиль просыпаются и мечтают о пирожных. Сквозь эту сцену проходят видения: процессия елочных игрушек; детское воспоминание Алефтины Константиновны о войне; встреча с умершей бабушкой; песня пингвинов, танец стюардесс и летчиков; рассказ Владимира Борисовича об отце и матери; китайская интермедия и чтение «Евгения Онегина» на китайском языке. К Тильтилю и Митиль приходит Фея Берилюна и просит найти Синюю птицу для ее больной внучки. Алефтина Константиновна вспоминает свою послевоенную жизнь с бабушкой в деревне. Фея Берилюна обещает Тильтилю и Митиль, что они увидятся с умершими братишками и сестренками в Стране Воспоминаний. Звучит реквием по ушедшим актерам театра. Фея дарит Тильтилю волшебную шапочку с алмазом, который помогает видеть души животных, предметов и стихий. Ритуал рождения Часов, Огня, Хлеба, Пса, Кошки, Воды, Молока, Сахара проходит в правилах театра Но. Рассказ Владимира Борисовича о Феллини, Тарковском и Достоевском вызывает к жизни новых персонажей: Демона, Чиновников XIX века, Могильщиков и Наполеона. Тильтиль пугается, что проснулся отец, резко поворачивает алмаз волшебной шапочки, и души оживших предметов не успевают вернуться в привычное состояние - теперь им придется отправиться в путешествие за Синей птицей вместе с детьми. Действие второе. Камлание Кошка творит заговор против власти человека, Пес вовлекается в конфликт. В них борются две натуры, человеческая и звериная. Камлание, ритуал изгнания человека происходит на ковре-самолете, перелетающем из тундры в Баку. Шаманский обряд: варганы, бубны, экстатические скороговорки. Фея прерывает камлание и призывает двигаться дальше. Теперь предводительницей путешествия станет Душа Света. В солнечном Баку, а затем в заснеженном кинотеатре Коренев и Константинова вспоминают о съемках фильма «Человек-амфибия» и о своей юности. Фея отправляет Тильтиля и Митиль навестить умерших бабушку и дедушку, а персонажей просит не ходить с ними. Действие третье. Страна Воспоминаний В Стране Воспоминаний Тильтиль и Митиль встречаются с бабушкой и дедушкой в образах олимпийцев, с Воронами и хором Синих Дроздов. Владимир Борисович вспоминает о коллегах по Театру им. К.С.Станиславского: Михаиле Яншине, Евгении Урбанском и Евгении Леонове. Алефтина Константиновна рассказывает, как играла с Урбанским в спектакле «Такая любовь» по пьесе Павла Кагоута. Бьют часы. Синий дрозд становится черным, совершенно обычным. Тильтиль и Митиль спешат вернуться к Фее.