Самые известные оперы мира: Моцарт и Сальери, Н. А
В ноябре 1897 г. Н.А. Римский-Корсаков предложил оперу для прослушивания узкому кругу зрителей у себя дома, а широкой публике опера была впервые представлена 18 ноября 1898 г. в Московской частной русской опере С. И. Мамонтова.
Роль Моцарта тогда исполнил В. П. Шкафер, а роль Сальери – Ф. И. Шаляпин.
Оперу «Моцарт и Сальери» Римский-Корсаков посвятил А.С. Даргомыжскому – именно этот композитор первым начал «озвучивать» пушкинские «маленькие трагедии» и стал основоположником камерной оперы. Затем к сюжетам «маленьких трагедий» обращались Цезарь Кюи («Пир во время чумы») и Сергей Рахманинов («Скупой рыцарь»).
В.П. Шкафер и Ф.И. Шаляпин в опере Н.А. Римского-Корсакова «Моцарт и Сальери»
Опера состоит из 2 сцен. Действие оперы происходит в конце XVIII в. в Вене. Действующих лиц всего 3: Моцарт (тенор), Сальери (баритон), слепой скрипач (без вокальной партии). По желанию постановщиков во второй сцене может быть введён закулисный хор.
Либретто оперы – текст «маленькой трагедии» А.С. Пушкина «Моцарт и Сальери» (с незначительными сокращениями монологов Сальери).
Сцена 1
Открывает оперу краткое оркестровое вступление (тема Сальери). В комнате в мрачном состоянии сидит Сальери, размышляя о том, что своей славы он достиг упорным трудом.
Все говорят: нет правды на земле.
Но правды нет – и выше.
Отверг я рано праздные забавы;
Науки, чуждые музыке, были
Постылы мне; упрямо и надменно
От них отрекся я и предался
Одной музыке…
Наконец Сальери стал мастером ценой того, что искусство превратил в ремесло:
Ремесло
Поставил я подножием искусству;
Я сделался ремесленник: перстам
Придал послушную, сухую беглость
И верность уху. Звуки умертвив,
Музыку я разъял, как труп. Поверил
Я алгеброй гармонию.
Однако счастье славы Сальери испытал. Но никогда никому он не завидовал, но вот сейчас:
А ныне – сам скажу – я ныне
Завистник. Я завидую; глубоко,
Мучительно завидую. – О небо!
Что же такое могло случиться, чтобы человек стал завистником?
Где ж правота, когда священный дар,
Когда бессмертный гений - не в награду
Любви горящей, самоотверженья,
Трудов, усердия, молений послан -
А озаряет голову безумца,
Гуляки праздного?.. О Моцарт, Моцарт!
В комнату входит Моцарт. По дороге к Сальери он услышал, как слепой скрипач в трактире играл его музыку: арию Керубино из «Свадьбы Фигаро». Это обстоятельство очень развеселило Моцарта, и он привёл скрипача к Сальери. Вошедшего за ним скрипача Моцарт просит: «Из Моцарта нам что-нибудь!», и скрипач играет начало арии Церлины «Ну, прибей меня, Мазетто» из оперы Моцарта «Дон-Жуан». Моцарту смешно, и он весело хохочет, но Сальери возмущён, его обуревает приступ несдерживаемой зависти (простой народ, неискушённый в искусстве, знает музыку Моцарта, но не его, Сальери), и он произносит гневный монолог:
Мне не смешно, когда маляр негодный
Мне пачкает Мадонну Рафаэля,
Мне не смешно, когда фигляр презренный
Пародией бесчестит Алигьери.
Пошел, старик.
Моцарт видит, что Сальери не в духе, и хочет его оставить, но Сальери желает знать, с чем шёл к нему Моцарт.
Нет – так; безделицу. Намедни ночью
Бессонница моя меня томила,
И в голову пришли мне две, три мысли.
Сегодня их я набросал. Хотелось
Твое мне слышать мненье…
виденье гробовое,
Незапный мрак иль что-нибудь такое...
Ну, слушай же. (Играет)
Исполненную Моцартом фантазию сочинил сам Римский-Корсаков. Это была трудная задача: передать характерные особенности музыки Моцарта. Но композитору она удалась. Сальери потрясен услышанной музыкой и недоумевает, как Моцарт мог, идя к нему с этим, остановиться и заинтересоваться каким-то трактирным скрипачом:
Ты с этим шел ко мне
И мог остановиться у трактира
И слушать скрыпача слепого! – Боже!
Ты, Моцарт, недостоин сам себя.
«Но божество мое проголодалось», – шутит Моцарт, и они решают вместе пообедать в трактире Золотого Льва.
Моцарт уходит предупредить дома, что его не будет к обеду. А Сальери предается гнетущим размышлениям. Он уверен в том, что мир должен быть избавлен от Моцарта, иначе все жрецы музыки погибнут. Своё заключение он выстраивает в следующем логическом порядке:
Что пользы, если Моцарт будет жив
И новой высоты еще достигнет?
Подымет ли он тем искусство? Нет;
Оно падет опять, как он исчезнет:
Наследника нам не оставит он.
Что пользы в нем?
Вот уже восемнадцать лет он носит с собой яд, и теперь пришёл момент, когда он пригодился. Сальери принимает окончательное решение отравить Моцарта.
Сцена 2
Особая (отдельная) комната с фортепьяно в трактире. Оркестровое вступление построено на музыке I части фантазии, которую играл Моцарт в первой сцене. Оно рисует светлый образ Моцарта.
Моцарт и Сальери сидят вместе за обеденным столом. Моцарт сосредоточен, отсутствует его обычная смешливость и лёгкая шаловливость. Его тревожит «Requiem», который он сочиняет. Сальери удивлен этому обстоятельству, он не знал, что Моцарт пишет заупокойную мессу. И вот Моцарт рассказывает, что к нему дважды приходил какой-то таинственный незнакомец, застав его только в третий свой приход. Одетый в чёрное, человек заказал ему «Requiem» и скрылся. Моцарт тут же сел писать музыку, но человек этот больше не появлялся. «Requiem» уже почти готов, и Моцарту было бы жаль с ним расстаться, но ему не дает покоя этот «чёрный человек»:
Мне день и ночь покоя не дает
Мой черный человек. За мною всюду
Как тень он гонится. Вот и теперь
Мне кажется, он с нами сам-третей
Сидит.
Сальери с деланной бодростью разубеждает Моцарта и предлагает, как советовал ему когда-то Бомарше, откупорить бутылку шампанского «как мысли черные к тебе придут» или перечесть «Женитьбу Фигаро». Моцарт знает, что Сальери был другом Бомарше и сочинил для него «Тарара», «вещь славную». Вдруг он спрашивает Сальери, правда ли, что Бомарше кого-то отравил? И вот последние, самые важные реплики трагедии:
Ах, правда ли, Сальери,
Что Бомарше кого-то отравил?
Сальери.
Не думаю: он слишком был смешон
Для ремесла такого.
Моцарт.
Он же гений,
Как ты да я. А гений и злодейство –
Две вещи несовместные. Не правда ль?
Сальери.
Ты думаешь?
(Бросает яд в стакан Моцарта)
Ну, пей же.
Моцарт пьёт, а затем идёт к фортепиано и предлагает Сальери послушать его «Requiem». Сальери потрясен и плачет. Но в небольшом ариозо изливает свою душу: он чувствует облегчение:
Как будто тяжкий совершил я долг,
Как будто нож целебный мне отсек
Страдавший член!
Моцарт, чувствуя недомогание, уходит. Оставшись один, Сальери вспоминает слова Моцарта о том, что гений и злодейство несовместны. Но тогда получается, что он, Сальери, не гений? Сальери пытается сам себя успокоить, подбирая подходящий, по его мнению, пример:
Неправда:
А Бонаротти? или это сказка
Тупой, бессмысленной толпы – и не был
Убийцею создатель Ватикана?
Но на этот риторический вопрос Сальери ответа нет. Он остаётся со своими сомнениями один на один, а опера заканчивается трагическим мотивом.
О сюжете
Сюжет оперы, как и трагедии Пушкина, построен на легенде об отравлении Вольфганга Амадея Моцарта «завистником» Антонио Сальери. Хотя следует сделать одну оговорку: достоверных фактов, подтверждающих легенду о виновности Сальери в смерти Моцарта, нет. Есть лишь домыслы и мнение Пушкина, которое, кстати, не поддерживали даже некоторые его современники, например, Катенин. Но, тем не менее, именно эта версия гибели Моцарта получила наибольшее распространение.
Конфликт произведения (как пушкинской трагедии, так и оперы Римского-Корсакова) «сосредоточен на столкновении двух противоположных типов художников: непосредственного и самобытного гения и угрюмого рационалиста и догматика. Моцарт представляет светлое начало, это чистый, не знающий расчёта, благородный художник. Сальери – фанатик, способный даже на преступление из-за своей безудержной гордыни и зависти. Это психологическое противопоставление Римскому-Корсакову блестяще удалось передать средствами музыки.
Примечание: в статье использованы иллюстрации М. Врубеля к «маленькой трагедии» А.С. Пушкина «Моцарт и Сальери». Государственный русский музей, Санкт-Петербург (1884).
Значение А. Пушкина в формировании русского музыкального искусства. Описание главных действующих лиц и ключевых событий в трагедии А. Пушкина "Моцарт и Сальери". Особенности оперы "Моцарт и Сальери" Н. Римского-Корсакова, его бережное отношение к тексту.
Министерство культуры и массовых коммуникаций РФ
Магнитогорская государственная консерватория им. М.И. Глинки
Кафедра теории и истории музыки
Курсовая работа по истории русской музыки
«Моцарт и Сальери»: маленькая трагедия А.С. Пушкина и опера Н.А. Римского-Корсакова (особенности музыкального воплощения литературного первоисточника)
Выполнила: студентка 3 курса КТИМ Кривошеева Ж.Н.
Проверила: кандидат искусствоведения, доцент Неясова И.Ю.
1. А.С. Пушкин и русская опера
Список использованной литературы
1. А.С. ПУШКИН И РУССКАЯ ОПЕРА
Если музыкант - художник, то он не может не чувствовать с той же силой музыку поэзии, с какой он чувствует поэзию музыки…
Г . Г . Нейгауз
Два величайших искусства - поэзия и музыка, неразрывные в своих древних истоках, обогащали друг друга на всем пути своего исторического развития. Вокальная мелодия родилась вместе с человеческой речью, имея с ней общий корень - интонацию как способ общения и самовыражения. В течение многих веков такие виды искусства слова, как лирика, эпос, драма существовали в неразрывном единстве с вокальной музыкой. Особенно ясно их взаимодействие можно увидеть на примере претворения творчества многих поэтов и писателей в музыке. Но ни один поэт в мире не может быть поставлен рядом с А.С. Пушкиным по тому широкому и горячему отклику, которое нашло его творчество в музыкальном искусстве.
Значение А.С. Пушкина в формировании русского музыкального искусства трудно переоценить. Почти все его гениальные создания, начиная от лирических стихотворений и кончая большими поэтическими, драматическими и прозаическими произведениями, получили достойное воплощение в музыке русских композиторов - классиков. Оперные шедевры Глинки, Даргомыжского, Балакирева, Бородина, Мусоргского, Римского-Корсакова, Чайковского, Рахманинова и других композиторов; балеты, хоры, оратории, кантаты, симфонические и камерно-вокальные произведения, свыше 2000 романсов - все эти произведения озарены гением пушкинской поэзии и составляют богатое наследие русской музыки.
Глубокий реализм чувств - сильных, доступных, простых и естественных - в поэзии А.С. Пушкина сочетается с редким совершенством формы, языка, стиля. Одним из главных преимуществ, особым достоинством поэзии А.С. Пушкина Белинский считал полноту, законченность, выдержанность и стройность его созданий. Драматургия А.С. Пушкина помогла оперным композиторам особенно отчетливо ощутить психологическую лепку каждой фразы и действенное значение слова. Необычайная звуковая выразительность и внутренняя гармония пушкинского стиха часто затрагивали музыкальную фантазию композиторов. Для самого поэта музыка являлась источником вдохновения, искусством высоким, исполненным глубокого содержания. Поэтому музыкальность и напевность пушкинского стиха неслучайна.
Огромную роль в распространении влияния поэзии А.С. Пушкина на музыку сыграло безграничное многообразие его творческих интересов, затронувших почти все литературные жанры и в каждом из них оставивших гениальные образцы высокого искусства. Поэтическому дару А.С. Пушкина были одинаково подвластны мир интимных лирических чувств и героический пафос, образцы русского эпоса и народной сказки, история и современность. Поэтому каждый композитор может свободно черпать из сокровищницы пушкинского наследия наиболее близкие ему идеи.
Темы, образы, сюжеты, мысли и чувства А.С. Пушкина - источники глубоко содержательного и объемного творчества русских композиторов. Оперная «пушкиниана» в большей своей части гениальна, богата своим разнообразием, различием тем и жанров. Второе великое создание М.И. Глинки - опера «Руслан и Людмила» - является плодом творческой встречи двух гениев русского искусства. Начиная с этого гениального детища Глинки, на протяжении всего столетия разворачивается целая галерея пушкинских образов, воплощенных на оперной сцене. Могучая плеяда русских оперных композиторов отдала дань пушкинской тематике. Вслед за оперой - балетом на античный сюжет Пушкина «Торжество Вакха» (1848), Даргомыжским была создана замечательная опера «Русалка» (1855), затем «Каменный гость» (1869); в одном десятилетии были созданы столь же великие, сколь и различные оперы - народная музыкальная драма Мусоргского «Борис Годунов» (1872) и «лирические сцены» Чайковского «Евгений Онегин» (1877). Следующие два десятилетия приносят «Мазепу» (1883) и «Пиковую даму» (1890) Чайковского, «Кавказского пленника» (1883) Кюи, «Алеко» (1892) Рахманинова, «Дубровского» (1894) Направника и «Моцарта и Сальери» (1897) Римского - Корсакова. Первое и начало второго десятилетия XX ознаменовываются «Сказкой о каре Салтане» (1900) и «Золотым петушком» (1907) Римского - Корсакова, «Скупым рыцарем» (1906) Рахманинова, «Пиром во время чумы» (1900) и «Капитанской дочкой» (1911) Кюи. Этот список произведений на пушкинские темы не исчерпывает всей оперной «пушкинианы». Но, как мы видим, большинство произведений являются шедеврами русской оперной классики, определившими основные моменты в развитии главных принципов русской музыкальной драматургии и музыкального театра. Пушкинские оперы Глинки, Даргомыжского, Мусоргского, Чайковского, Римского - Корсакова и Рахманинова составляют основу репертуара русского оперного театра, его золотой фонд. Но значение Пушкина для русской музыки не ограничивается его влиянием на творчество русских композиторов, создавших оперные шедевры на темы его произведений. Творчество поэта имело огромное значение для развития всего русского оперного театра, для формирования его вокально - сценических традиций.
2. Сравнительный анализ маленькой трагедии А.С. Пушкина и оперы Н.А. Римского-Корсакова «Моцарт и Сальери»
Какая глубокая и поучительная трагедия! Какое огромное содержание и в какой бесконечно художественной форме! Ничего нет труднее, как говорить о произведении, которое велико и в целом и в частях!
В . Г. Белинский
9 декабря 1830 года А.С. Пушкин в одном из писем своим друзьям пишет: «Скажу тебе, что я в Болдине писал, как давно уже не писал». Среди многих сочинений он называет «несколько драматических сцен или маленьких трагедий», а именно: «Скупой рыцарь», «Моцарт и Сальери», «Пир во время чумы» и «Дон-Жуан».
Центральная тема «Маленьких трагедий» - судьба личности - проявляется в накаленном драматизме, тревожных переживаниях, художественно-философском анализе и обобщениях. Персонажи обладают силой воли и действуют согласно своим страстям, рожденным жизненными условиями, в которых они находятся. Душевные движения сценических лиц разнообразны: властолюбие и скупость, честолюбие и зависть, любовь и бесстрашие. Общей для героев идеей-страстью выступает жажда самоутверждения, проявляющаяся в стремлении доказать свое превосходство, исключительность. Счастье и смысл жизни для них - наслаждение. На пересечении свободы и своеволия, зависимости и произвола, страсти и рассудка, жизни и смерти возникают трагические ситуации болдинских пьес. Здесь автор выражает свои мысли о духовных ценностях и подлинном достоинстве человека. В «Маленьких трагедиях» разрываются родственные, дружеские, любовные и человеческие связи.
«Моцарт и Сальери» - самая короткая из всех «Маленьких трагедий» А.С. Пушкина. В ней поэт достиг предельной концентрации образов, чувств и слов, выражая «большое в малом». В 1826 году поэт Д.В. Веневитинов (дальний родственник А.С. Пушкина), перечисляя произведения поэта, только что вернувшегося из Михайловского, называл «Моцарта и Сальери». Окончательный текст трагедии был создан 26 октября 1830 года и был впервые опубликован в альманахе «Северные цветы на 1832 год», вышедшем из печати в Петербурге в конце 1831 года. Трагедия была показана дважды - 27 января и 1 февраля - на сцене Петербургского Большого театра.
Первоначально автор хотел выдать пьесу за перевод с немецкого, косвенно указывая таким образом на источники легенды об отравлении Моцарта, но затем отказался от литературной мистификации. Сохранилось также и первоначальное название произведения - «Зависть», однако трагедия А.С. Пушкина не только об этом пороке.
Уже первые читатели Пушкинской драмы могли увидеть за образами Моцарта и Сальери не реальных исторических лиц, а обобщенно-философский замысел, глубина которого сочетается с поразительной точностью характеристик обоих персонажей. Все это свидетельствует о поистине гениальной психологической проницательности поэта и о его широких познаниях в самых различных областях музыкального искусства и его истории.
Здесь А.С. Пушкин поставил и решил (что, естественно, не было самоцелью) проблему обобщенного раскрытия творческого облика Моцарта, тем самым опередив первые попытки музыковедов, предпринятые в данном направлении. Следует отметить тот факт, что той же осенью 1830 года начал свою работу над трехтомной «Новой биографией Моцарта» известный русский музыкально-общественный деятель и критик А.Д. Улыбышев (французское издание биографии вышло в Москве в 1843 году, русское - в 1890 - 1892 годах). А.К. Лядов называл трагедию «Моцарт и Сальери» лучшей биографией Моцарта.
Характеристика великого композитора отличается предельной точностью, глубиной и исторической достоверностью. Пушкин передал Моцарту часть своей души, поэтому образ героя необычайно лиричен: в нем запечатлелось величие гения, жизнерадостность, огромный талант. В начале первой сцены трагедии мы видим нашего героя глазами его друга - завистника Сальери. Приход к нему Моцарта воспринимается как появление ослепительного солнечного луча, разрезающего ярким светом царящий до этого полумрак. Героя сопровождают светлые, задушевные, чуть лукавые интонации, раскрывающие различные грани образа великого художника: добродушие, веселый нрав, искрометное чувство юмора. Приведя слепого старика - скрипача, Моцарт обращается к Сальери:
« …Слепой скрыпач в трактире
Разыгрывал voi che sapete . Чудо!
Не вытерпел, привел я скрыпача,
Чтоб угостить тебя его искусством. »
Затем композитор торжественно обращается к скрипачу:
« Из Моцарта нам что-нибудь! »
Старик играет мелодию знаменитой канцоны Керубино из оперы «Свадьба Фигаро», а «Моцарт хохочет» - как сказано в пушкинской ремарке. Этот хохот - счастливый смех гениального мастера, получившего доказательство признания его творений в самых простых кругах населения.
На протяжении следующих нескольких строк раскрывается другая сторона облика Моцарта - творческая. Он рассказывает Сальери:
« Намедни ночью
Бессонница меня томила,
И в голову пришли мне две, три мысли.
Сегодня я их набросал. Хотелось
Твое мне слышать мненье. »
Исходя из этих слов, можно судить о характере творческого процесса композитора: он, в отличие от Сальери, сочинял, следуя интуиции, вдохновению. Написав новое произведение, Моцарт тут же стремится услышать мнение друга по поводу новой «безделицы» и раскрывает ему программу пьесы:
« Представь себе…кого бы?
Ну, хоть меня - немного помоложе;
Влюбленного - не слишком, а слегка, -
С красоткой, или с другом - хоть с тобой, -
Я весел…Вдруг: виденье гробовое,
Незапный мрак, иль что-нибудь такое… »
Насколько нам известно, у Моцарта нет инструментальной пьесы, эмоциональное содержание которой в точности соответствовало бы такой программе. Здесь у автора была задача не цитировать композитора, а показать наиболее обобщенные черты его творчества: эмоциональное богатство, то смелое сочетание самых разнообразных и порой противоречивых человеческих чувств и переживаний, благодаря которым Моцарта называют «Шекспиром музыки». Фортепианная пьеса произвела ошеломляющее впечатление на Сальери:
« Какая глубина!
Какая смелость и какая стройность! »
В слова Сальери Пушкин вкладывает понятие истинного критерия оценки подлинно великих произведений искусства. Давая такую оценку музыке Моцарта, великий русский поэт намного опередил многих музыковедов, склонных говорить об искусстве композитора, как о галантном и бездумном.
Ещё одна сторона образа Моцарта, созданного Пушкиным, заключается в простоте, скромности и приветливости композитора, полностью отсутствующие у его собеседника.
В первой сцене трагедии Пушкина личность и творческий облик Моцарта обрисованы с предельной лаконичностью и, вместе с тем, художественной убедительностью и правдивостью. Вторая сцена вводит нас в тяжёлую, гнетущую атмосферу. Здесь Моцарт показан таким, каким он был в последние дни своей жизни: печальным, угнетённым недобрыми предчувствиями, терзаемый сомнениями.
« Ах, правда ли, Сальери,
Что Бомарше кого-то отравил? »
Эти мысли переплетались у Моцарта о заказанной ему заупокойной мессе, окружённой тайной «чёрного человека». В трагедии звучит небольшая часть Реквиема Моцарта, передающая невыразимую горечь прощания с жизнью, которую композитор так любил. Он знал, что дни его сочтены, и торопился закончить работу над произведением, которое он сам считал последним. Пушкин вводит музыку Реквиема в свою трагедию. Эту музыку играет сам Моцарт, который, как и в первой сцене, показан за фортепиано. Перед тем, как погрузить зрителя в звучание Реквиема, поэт ещё раз показывает великого композитора во всём его человеческом обаянии: угнетённый тяжёлыми предчувствиями, Моцарт находит, однако, приветливые слова для Сальери.
« За твоё
Здоровье, друг, за искренний союз,
Связующий Моцарта и Сальери,
Двух сыновей гармонии. »
Здесь композитор предстаёт перед нами в ореоле необычайной моральной чистоты и человечности, будучи полностью уверен в том, что:
« А гений и злодейство
Две вещи несовместные. »
В этих славах выражены и этические воззрения самого Пушкина.
Светлому облику Моцарта в трагедии противостоит облик Сальери. В первой сцене, из монолога героя мы узнаём его жизненный и творческий путь, склад характера. Мы узнаём его как человека и художника, и это прямо противоположно характеристике Моцарта. Сальери показан как упрямый, двуличный, завистливый человек, с тёмной подлой душой, который в конце трагедии становится ещё и подлым предателем, совершившим тяжкий грех. Сальери противоречив в своей любви и восхищением искусством Моцарта и в ненависти к нему. Пушкин в первом монологе Сальери показывает, что этот зловещий персонаж не был лишён положительных черт: он был трудолюбив, усерден, почитал высокое искусство в лице Глюка и Гайдна. Противоречивость была свойственна Сальери - во втором монологе он говорит:
« Что умирать? я мнил: быть может, жизнь
Мне принесёт незапные дары;
Быть может, посетит меня восторг
И творческая ночь и вдохновенье;
Быть может, новый Гайден сот ворит
Великое - и наслажуся им… »
« …и новый Гайден
Меня восторгом дивно упоил! »
Восхищение, упоение талантом друга - композитора, сочетается у Сальери с огромной завистью и ненавистью. Он восклицает:
« …и наконец нашёл
Я моего врага… »
Двойственность натуры Сальери проявляется и в том, что он мог, подсыпав яд в бокал Моцарта, до слёз восхищаться его Реквиемом. Сальери плачет, услышав Реквием Моцарта, и вместе с тем радуется тому, что ему, наконец, удалось отравить великого творца этой музыки:
«Эти слезы
Впервые лью: и больно и приятно,
Как будто тяжкий совершил я долг…»
Таким образом, главную идею трагедии Пушкина раскрывается в двух словах: «гений и злодейство». На одном полюсе - олицетворение гения - светлый облик Моцарта, творящего легко и вдохновенно, на другом - олицетворение злодейства - образ завистника Сальери, пришедшего к своей «глухой славе» тяжелыми усилиями.
Драматические сцены «Моцарта и Сальери» занимают особое место в оперном творчестве Н.А. Римского - Корсакова. Опера «Моцарт и Сальери» является первым произведением композитора на пушкинский сюжет (затем были созданы оперы «Сказка о царе Салтане», «Золотой петушок», кантата «Песнь о вещем Олеге», множество романсов). Для Римского - Корсакова было характерно глубокое проникновение в идейно - художественную сущность пушкинских творений, в содержащиеся в них философско - эстетические и этические концепции.
«Моцарт и Сальери» относится к жанру камерной оперы. Она чрезвычайно лаконична - в ней всего две картины, как и в трагедии Пушкина две сцены. Действующих лиц - тоже, как и у Пушкина, два (если не счмтать бессловесной роли скрипача). Хор (ad libitum) участвует лишь в исполнении моцартовского Реквиема за сценой. В опере нет арий, ансамблей и других широко развитых оперных форм, встречающихся в классических операх. Линия, начатая Даргомыжским в «Каменном госте», была достойно продолжена Римским - Корсаковым (а затем - Кюи в опере «Пир во время чумы» и Рахманиновым в опере «Скупой рыцарь»). Свое произведение композитор посвятил памяти Даргомыжского.
Драматургия произведения отличается удивительной динамичностью, стремительностью развития событий и образов. Человеческий и творческий облик главных героев произведения - Моцарта и Сальери - показан с различных сторон.
Первая сцена «Моцарта и Сальери» была закончена композитором в виде изложения для голоса и фортепиано 10 июля 1897 года, а сочинение и оркестровка всего произведения были завершены 5 августа того же года. 25 ноября 1898 года опера была впервые поставлена в Москве на сцене Русской частной оперы. Постановкой дирижировал И.А. Труффи; декорации и эскизы костюмов принадлежат М.А. Врубелю; партию Сальери исполнял Ф.И. Шаляпин, Моцарта - В.П. Шкафер. Известно также исполнение оперы в домашней обстановке, где обе партии - Моцарта и Сальери - пел Ф.И. Шаляпин, а партию фортепиано исполнял С.В. Рахманинов. Премьера оперы в Петербургском Мариинском театре состоялась 21 декабря 1905 года, произведя на публику сильное впечатление.
Асафьев Избранные труды Т3 (с. 215): «21 декабря 1905 года, в бенефис артистов хора, в Мариинском театре впервые была исполнена опера «Моцарт и Сальери» с участием Шаляпина (Сальери). Дирижировал Ф.М. Блуменфельд. Хорошо запомнился на всю жизнь этот спектакль. Шаляпин пел так, что невозможно было не запечатлеть в сознании малейшую деталь его интонаций или пропустить хоть мгновение из его сценического облика. В целом опера «Моцарт и Сальери» воспринималась как высокая трагедия, и образ Сальери -- на грани самых глубоких шекспировских образов. В драме я никогда не видел и не слышал ничего подобного шаляпинской передаче пушкинского замысла».
«Однажды я набросал небольшую сцену из пушкинского «Моцарта и Сальери», причём речитатив длился у меня свободно, впереди всего прочего, подобно мелодиям последних романсов. Я чувствовал, что вступаю в какой-то новый период и что овладеваю приёмом, который у меня являлся до сих пор как бы случайным или исключительным».
«Летом 1897 года в Смычкове я сочинял много и безостановочно…я принялся за пушкинского «Моцарта и Сальери» в виде двух оперных сцен речитативно - ариозного стиля. Сочинение это было действительно чисто голосовым; мелодическая ткань, следящая за изгибами текста, сочинялась впереди всего; сопровождение, довольно сложное, образовывалось после, и первоначальный набросок его весьма отличался от окончательной формы оркестрового сопровождения. Я был доволен; выходило нечто для меня новое и ближе всего подходящее к манере Даргомыжского в «Каменном госте», причём, однако форма и модуляционный план в «Моцарте» не были столь случайными, как в опере Даргомыжского. Для сопровождения я взял уменьшённый состав оркестра. Обе картины были соединены фугообразным интермеццо, в последствии мной уничтоженным» («Летопись» стр.290).
«Общее с «Каменным гостем», родоначальником жанра русской декломационно - мелодической оперы, прежде всего - отношение к пушкинскому слову» (Соловцов А.А. с.121).
Драматизм, психологическая насыщенность, драматургический лаконизм «Маленьких трагедий» Пушкина в сочетании с необычайной выразительностью стиха, побудили Римского - Корсакова отнестись к тексту с максимальной бережностью. В музыкальных партиях «Моцарта и Сальери» композитор сознательно стремился к музыкальному раскрытию не только содержания, но и мелодии пушкинского стиха. В «Маленьких трагедиях» этот стих в высокой степени музыкален. Здесь Пушкин пользуется приемом enjambement (от французского глагола enjamber - перешагнуть), который заключается в том, что слова, относящиеся по смыслу к какой - либо стихотворной строке, переносятся в следующую. Например, в первом монологе Сальери предложения «Поверил я алгеброй гармонию» и «Тогда уже дерзнул» приобретают следующее метрическое построение:
« Поверил
Я алгеброй гармонию. Тогда
Уже дерзнул… »
Такое построение придает стиху трагедии непринужденность живой речи и, вместе с тем, ритмическую гибкость. Пушкин также пользуется сильными смысловыми ударениями на первых слогах стиха, хотя трагедия написана ямбом, требующим ударения на четных слогах:
« Все говорят: нет правды на земле.
Но правды нет - и выше. Для меня
Так это ясно, как простая гамма. »
Также стоит отметить применение поэтом своеобразной игры цезур, целью которой является достижение наибольшей смысловой и интонационной выразительности стиха, вместе с естественностью поэтической течи. Все это помогло Римскому - Корсакову наметить пути новых творческих исканий для обогащения интонационно - музыкальной русской речи, которой придавали огромное значение русские композиторы.
Опера «Моцарт и Сальери» начинается кратким оркестровым вступлением, в котором композитор создает сосредоточенное, печально - торжественное построение, вводящее слушателя в атмосферу событий, развертывающихся в трагедии. Уже здесь композитор пользуется приемом, широко применяемым им на протяжении всего произведения: музыка вступления содержит ясно выраженные черты обобщения и своеобразного развития некоторых стилистических особенностей и характерных черт музыки венских классиков конца XVIII века. Первые четыре такта поручены всему составу оркестра, очень небольшому в этом произведении. Здесь композитор ограничился струнной группой, двумя валторнами, одной флейтой, одним гобоем, одним кларнетом, одним фаготом. Композитор мастерски использовал весь этот состав, скромные масштабы которого находятся, с одной стороны, в полном соответствии с камерным замыслом произведения, а с другой - как бы напоминают небольшие оркестры того времени. Яркий момент вступления - соло гобоя, начинающееся в пятом такте. Эта выразительная мелодия в дальнейшем преобразуется в тему, которой композитор, по - видимому, придавал значение характеристики Моцарта. Скорбный оттенок этой мелодии своеобразно предвещает трагическую учесть Моцарта.
Первая сцена оперы обрамлена двумя большими монологами Сальери. Именно здесь в тексте либретто Римский - Корсаков произвел некоторые сокращения, опустив в первом монологе двенадцать строк, во втором - пять строк. Эти сокращения коснулись тех мест, которые посвящены Глюку, а именно его опере «Ифигения», а также его идеологическому сопернику Печчини. Римский - Корсаков посчитал целесообразным необходимость сокращений монологов Сальери в связи с общим планом композиции, так как время, прошедшее после создания пушкинской трагедии, сделали глюковскую реформу уже достоянием истории. Римский - Корсаков выпустил те конкретные исторические моменты, которые были важны для Пушкина, но, в то же время, не имеющие важного значения для выявления сути противоречий между Моцартом и Сальери. Этим самым композитор повышает степень обобщения в своем произведении.
Первый монолог начинается размышлениями Сальери, в первых же словах которого звучит пессимистическое отрицание «правды на земле». Эти развымления ни у Пушкина, ни у Римского - Корсакова еще не обличают злодейского характера Сальери, здесь раскрываются тяжелые переживания мастера - труженика, страстно любящего свое искусство. Затем темп музыки несколько замедляется, и вокальная партия приобретает ариозный характер. Особенно выразительная интонация возникает на словах «звучал орган», непосредственно вводящая в ту стихию музыкального искусства, о которой говорит Сальери. Там, где в вокальной партии говорится об органе, в оркестре слышится его звучание, благодаря характеру музыки и тембральным средствам, примененным композитором. Такая изобразительность, образно передающая специфику музыкального искусства, о которой повествует Сальери, наблюдается и в дальнейшем. Тонкое, суховатое клавесинное звучание возникает в оркестре тогда, когда речь идет о беглости пальцев, достигаемой в процессе игры на клавишных инструментах.
Чрезвычайно важное значение в первом монологе Сальери имеет то место, где на словах «Достигнул степени высокой » появляется первая тема из оркестрового вступления к опере. Этот музыкальный материал можно обозначить как тема служения искусству. Она звучит очень торжественно и патетично там, где Сальери говорит о «новых тайнах», открытых Глюком в искусстве, и о своих собственных достижениях. Речь героя звучит здесь величественно и гордо.
Но образ Сальери не остается неизменным. Перелом намечается уже в первом монологе. Музыка, отражая изгибы текста, постепенно приобретает все более и более тревожный характер, как бы ставя под сомнение ту «выс о кую степень », которую герой достиг в искусстве. Сальери признается сам себе в зависти к Моцарту и, ослепленный этим чувством, называет его «гуляка праздный ». Речь Сальери тоже изменилась: прежняя патетика и величавая торжественность сменилась тревогой и взволнованностью. В эволюции облика Сальери очень важна сцена его встречи с Моцартом, принесшим другу только что написанную «безделицу». В словах Сальери - приветливость, но музыка дает понять, что в душе его уже зреет мысль о чудовищном преступлении. На словах «О, Моцарт, Моцарт !» появляется второй, основной мотив Сальери. Интонация лаконичного мотива (нисходящая хроматика в неторопливом движении) приобретают особо мрачный оттенок на фоне оркестрового сопровождения. Римский - Корсаков в своих сказочных операх охотно пользуется увеличенными гармониями для обрисовки злых сил. То же он делает и в данном фрагменте, применяя увеличенное трезвучие, семантическое значение которого говорит о недобрых замыслах героя.
Как бы в ответ на возглас Сальери - входит сам Моцарт. Его появление сопровождается музыкой совсем иного плана, выдержанная в стиле самого Моцарта и рисующая начальные контуры образа героя. Первый мотив, из которого далее вырастает вся музыкальная характеристика образа, очень характерен для венской классической музыки конца XVIII - начала XIX столетий. Но здесь Римский - Корсаков еще не раскрывает той глубины творческого гения Моцарта, которая будет показана дальше. Здесь перед нами обаятельный, чистый душой человек, радующийся встрече с другом. Певучие, задушевные интонации вокальной партии Моцарта резко контрастируют с суровой и жесткой партией Сальери. В тексте пушкинской трагедии стоит ремарка: «Старик играет арию из Дон - Жуана». Римский - Корсаков остановил свой выбор на арии Церлины из первого акта оперы Моцарта, начинающейся словами «Ну, прибей меня, Мазетто». Те восемь тактов, которые скрипач играет в опере, представляют собой несколько упрощенное изложение начала арии Церлины: мелодия воспроизведена полностью, гармоническое построение в основном - тоже, благодаря ненавязчивому сопровождению альтов, на фоне которого звучит солирующая скрипка; и, что самое главное, ария сохраняет свою грациозность и поэтическое очарование. Так, преломившись через призму бытового музицирования, впервые в опере прозвучала музыка Моцарта. Здесь Римский - корсаков пошел по пути творческого обобщения наиболее характерных черт музыки Моцарта, показанных с точки зрения восприятия того времени, к которому относится создание оперы «Моцарт и Сальери».
Далее следует эпизод, где Моцарт играет свою фортепианную пьесу. Данное произведение, написанное Римским - Корсаковым, имеет решающее значение для понимания музыкальной драматургии всей оперы: программное содержание пьесы явно связано с судьбой Моцарта, с его тревожными предчувствиями. Это значение пьесы Римский - Корсаков раскрывает теми средствами, которыми располагает оперная музыкальная драматургия. Кроме того, здесь с огромной художественной силой показана подлинно шекспировская глубина моцартовской музыки. Это не просто стилизация, а удивительно проникновенная передача наиболее характерных черт творчества Моцарта. Пьесу, исполняемую Моцартом, можно назвать фантазией, так как она по типу очень близка к тем фортепианным произведениям, которым Моцарт давал такое жанровое определение. Оптимистическое светлое начало оттеняется лирическими раздумьями, появляющимися в процессе лаконичного развития первой темы. Эта небыстрая изящная мелодия сначала безмятежно светла, но затем в ней слышится печаль, даже жалоба. Резким контрастом к ней звучит вторая часть пьесы, воспринимающаяся как драматически - взволнованная импровизация. Во второй части фантазии преобладает суровый, трагический колорит. Основной музыкальный образ второй части - драматические аккорды, чередующиеся с бурно - взволнованными гаммаобразными взлетами. Эта пьеса в точности соответствует по своему образному строю пушкинской программе. Тематический материал пьесы развивается в конце первой и второй сцены оперы, постепенно насыщаясь в процессе этого развития все более и более значительным содержанием. Так, оркестровое вступление ко второй сцене оперы целиком построено на первой теме этой пьесы и слушатель действительно представляет себе Моцарта с другом. После тяжелых аккордов, изображающих «виденье гробовое », в конце шестого такта второй части пьесы появляется краткий, но чрезвычайно выразительный и зловещий мотив. Он развивается в оркестре тогда, когда Моцарт признается:
« Мне день и ночь покоя не дает
Мой черный человек. За мною всюду,
Как тень, он гонится. Вот и теперь
Мне кажется, он с нами сам - третей
Сидит » .
Этот же мотив звучит в оркестре в конце оперы, когда уходит отравленный Моцарт и на сцене остается один Сальери. Здесь этот мотив говорит уже о сбывшихся тяжелых предчувствиях Моцарта. И, наконец, заключительные такты оперы построены на тематическом материале, завершающем фортепианную пьесу.
В партии Сальери, когда он дает оценку музыки Моцарта, появляются новые выразительные интонации: «Какая глубина! Какая смелость и какая стройность!» Гармонические сочетания и оркестровая ткань этих тактов подтверждают то, что Римский - Корсаков придавал особое значение месту, где Пушкин сжато и точно сформулировал основные свойства настоящего произведения искусства. После ухода Моцарта оркестр напоминает слушателю о черных мыслях Сальери - еще раз звучит лейтмотив преступления (сначала в обращении, затем в основном виде).
Во втором монологе образ Сальери также неоднозначен. В соответствии с этим музыка показывает различные грани его облика. В тексте второго монолога Сальери Римский - Корсаков также произвел некоторые сокращения. В самом начале монолога, перед тем, как Сальери, пытаясь мотивировать готовящееся им преступление, задает вопрос: «Что пользы, если Моцарт б у дет жив?», - в оркестре еще раз звучит лейтмотив преступления, но уже более зловеще. Затем из него же вырастает фраза в оркестре, дающая ответ на вопрос завистника. Таким же гневным ответом на решение Сальери отравить Моцарта звучат стремительные ниспадающие хроматические ходы, возникающие в оркестре подобно голосу бури, слышимой и тогда, когда падает занавес. Если при первом появлении темы преступления увеличенное трезвучие возникло «мимоходом», в виде неприготовленного задержания, как бы указывая на промелькнувшую и тотчас же исчезнувшую мысль, то теперь оно становится самостоятельным созвучием, не требующим разрешения; этим усиливается мрачно - фатальная окраска темы преступления, которой и заканчивается второй монолог Сальери.
Перед заключительными аккордами оркестрового эпизода, когда завершается первая сцена оперы, в нижнем регистре развертывается цепь терцовых последовательностей, основанная на тематическом материале последних двух тактов фортепианной пьесы. Они еще более усиливают драматическое напряжение, непрерывно возрастающее до конца сцены.
Небольшое оркестровое вступление ко второй сцене построено на теме первой части оперы. Из ее второй части заимствованы зловещие ходы, сопровождающие в оркестре рассказ Моцарта о «черном человеке», заказавшем ему Реквием.
Музыка всей второй сцены выдержана в трагических тонах. Резким диссонансом по отношению к ним звучит реплика Сальери, лицемерно пытающегося развеселить Моцарта: «…и, полно! что за страх ребячий?». Это лицемерие подчеркнуто и в музыке, когда Сальери поет нечто вроде песенки на фоне аккомпанемента в стиле сентиментальных построений XVIII века. Теми же чертами наделена и мелодия из оперы Сальери «Тарар», которую напевает Моцарт, чтобы немного развеяться. Но черные мысли вновь приходят к нему, прорываясь в реплике:
«Ах, правда ли Сальери,
Что Бомарше кого- то отравил?»
Моцарт тотчас сам отказывается от такого предположения, ибо оно не совместимо с обликом Бомарше как творца произведений, которые так высоко ценил композитор:
«А гений и злодейство
Две вещи несовместные».
Эта фраза у Пушкина имеет значение идейного центра произведения. Такое же значение придавал ей и Римский - Корсаков. Это единственное место в опере, где над всеми нотами вокальной партии проставлены акценты. Тем самым Римский - Корсаков, которому была близка этическая направленность трагедии Пушкина, указал исполнителю партии на необходимость именно такой трактовки данного места. которая должна подчеркнуть его кульминационное значение в идейном содержании произведения.
Следует отметить, что в вокальных партиях оперы обозначения силы звука и других штрихов исполнения практически отсутствуют. Композитор в этом отношении хотел предоставить певцам полную свободу, желая добиться как можно более естественной декламационной выразительности, приближающейся к той непринужденности разговорной речи, которой отличается ритмика пушкинского стиха.
Затем следует сцена отравления. В пушкинской ремарке сказано: «Сал ь ери бросает яд в стакан Моцарта». В музыке последний раз звучит мотив преступления. Зловещие хроматизмы, звучащие в средних и нижних голосах в виде ниспадающих диссонирующих ходов, чередуются со столь же зловещими короткими аккордами - это снова связанное с мотивом убийства увеличенное трезвучие. Замедленное движение (poco piu lento) придает особую значительность последнему появлению темы преступления.
До самого конца трагедии Пушкина и оперы Римского - Корсакова облик Сальери остается сложным и противоречивым. Создателем и непревзойденным исполнителем партии Сальери в опере был, как известно, Шаляпин. Его трактовка роли Сальери может служить ключом к пониманию этого образа. Тем более, что Шаляпин неоднократно пел партию Сальери в присутствии автора оперы, и, очевидно, пользовался его указаниями. Шаляпин своей интерпретацией раскрывал всю сложность образа Сальери, подчеркивал двойственность его облика и двойственность его отношения к Моцарту. Дочь великого артиста И. Ф. Шаляпина рассказывала о шаляпинском исполнении партии Сальери: «Мне кажется, что эта роль была одной из лучших в репертуаре Федора Ивановича.
Как умно, проникновенно и глубоко он пел, почти читал монолог Сальери. Как слушал он Моцарта; сначала спокойно, со все возрастающим удивлением, переходящим в испуг…
Надо было видеть выражение лица Сальери, когда он всыпал яд в чашу друга. Это было страшно, потому что Сальери - Шаляпин заставлял вас понять всю силу его трагедии.
Но сильней всего была сцена после ухода Моцарта. С каким отчаянием смотрел ему в след Сальери, как трагически безнадежно звучала у него последняя фраза, и как рыдал он, упав головой на рояль» (Соловцов).
Затем, среди воцарившейся тишины раздается возбужденный возглас Сальери: «Ну, пей же!» . В этот момент в оркестре появляется тональность Реквиема - d - moll. Затем, подобно прощанию с жизнью, звучит скорбная, предвещающая интонации Реквиема мелодия вокальной партии Моцарта, прерываемая драматическими выразительными аккордами оркестра.
Поразителен по силе художественного воздействия прием, примененный Римским - Корсаковым в эпизоде, когда Моцарт в последний раз садится за фортепиано и играет Реквием. Здесь Римский - Корсаков ввел четырнадцать тактов гениального моцартовского творения. Реквием в опере - не просто удачно введенная страница моцартовской музыки, а драматургическая кульминация, подготовленная всем ходом событий в трагедии Пушкина, и музыкой Римского - Корсакова. Фортепиано, которого нет в составе оркестра Реквиема, звучит на протяжении этих тактов, в соответствии с требованиями сцены. В то время, когда образцы Реквиема рождаются под пальцами Моцарта, слышится реальное звучание оркестра, а затем и хора - печально - торжественного. Применение здесь Реквиема логически обусловлено замыслом Римского - Корсакова, который построил эту трагическую кульминацию на музыке Моцарта, писавшуюся в последние дни его жизни. В облике Моцарта нет внутренней противоречивости, которая так характерна для Сальери. Но образ Моцарта отнюдь не прост. В музыке, связанной с ним резко контрастируют две сферы. Одна рисует обаятельного человека, радующегося жизни, человека с открытой, отзывчивой душой, доверчивого и глубоко сердечного. Другая - показывает Моцарта, томимого недобрыми предчувствиями.
Создание Пушкиным в 1830 году «Маленьких трагедий» показало возможность сосредоточения в малой форме глубочайших философских мыслей и жизненных наблюдений. В своих небольших по объему, но необыкновенно значительных по содержанию пьесах Пушкин достиг психологически яркой обрисовки сложных коллизий и характеров, пользуясь лаконичными средствами.
«Маленькие трагедии» Пушкина сыграли огромную роль в истории русской оперы, послужив толчком к созданию ряда опер малой формы, они оказались основой новаторских исканий в оперном творчестве русских композиторов.
Группа опер, созданных на неизменные тексты «Маленьких трагедий» Пушкина(«Каменный гость» Даргомыжского, «Моцарт и Сальери» Римского - Корсакова, «Пир во время чумы» Кюи, «Скупой рыцарь» Рахманинова), можно назвать музыкальными трагедиями малой формы. Авторы всех этих опер не только следовали идейной концепции и композиционной структуре трагедий Пушкина, но и стремились музыкально проинтонировать каждое слово пушкинского текста, передать все детали изгибы, нюансы его стиха. Благодаря этому, в речитативе, ставшем основой вокальной формы всех выше названных произведений, получили яркое воплощение особенности строя русской поэтической речи. «Маленькие музыкальные трагедии» на тексты Пушкина явились самыми характерными национальными образцами оперы малой формы.
В таких речитативно - декламационных операх композиторы отказываются от замкнутых сольных номеров, ансамблей, хоров. Эти особенности опер малой формы обусловлены особенностями литературного источника, в свою очередь определяющего закономерности построения либретто. В вокальных партиях, в основном используются те выразительные средства и построения, которые сближают оперу с драматическим произведением: декламационное монологическое высказывание, диалог, незамкнутые ариозные эпизоды.
Существенной особенностью «Маленьких трагедий» Пушкина является та роль, которую в драматургии этих произведений играет музыка. В «Моцарте и Сальери» музыка - основной двигатель действия и важнейшее средство обрисовки образа Моцарта. Важной чертой драматургии, идущей непосредственно от пушкинских трагедий, является почти полный отказ от внешнего действия и перенесение центра тяжести на раскрытие внутреннего мира героев. Это тем более важно что героями здесь являются психологически яркие натуры.
Не смотря на то, что музыка в речитативно - декламационной опере скрупулезно следует за текстом, она не является только внешней иллюстрацией, но значительно обогащает образное содержание трагедии, а иногда переставляет смысловые акценты по сравнению с литературным оригиналом. Так, в «Моцарте и Сальери», оттолкнувшись от ремарок Пушкина, Римский - Корсаков гораздо шире, чем в трагедии развил образ Моцарта. Кроме небольшой по объему, но глубоко эмоциональной вокальной партии, он ввел в оперу музыкальные цитаты из произведений композитора и органически связанную с интонационной характеристикой Моцарта музыку его импровизации. Этим Римский - Корсаков не только подчеркнул основную идейную концепцию произведения, но и усилил звучание важной для него темы прославления художника - творца и этического воздействия красоты искусства.
«Моцарт и Сальери» отличается замечательной композиционной цельностью и единством. Композитор использовал в опере и гибкую вокальную декламацию, и сквозные вокально - оркестровые характеристики, и инструментальные эпизоды. Но, несмотря на важную роль оркестра, в опере превалирует вокальное начало.
Таким образом, подводя итог, можно сформулировать основные особенности оперы «Моцарт и Сальери». К ним относятся:
Ограниченное количество числа действующих лиц оперы и, за счет этого, углубленное раскрытие главных образов и основной сюжетной линии;
Максимальная концентрация действия, почти не допускающая ввода отстраняющих эпизодов, не связанных с действием бытовых сцен;
Заостренность внимания на тонких оттенках переживаний героев, на деталях;
Экономность применения музыкально - тематического материала;
Преобладание лаконичных вокальных оперных форм;
Функция оркестра заключается в характеристике образов, комментировании действия, раскрытии подтекста, кратком проведении определенного тематически существенного материала;
Возрастание монологического принципа и преобладание внутренних психологических конфликтов;
Основное внимание сосредоточено на раскрытии судьбы отдельной человеческой личности, ее внутреннего мира.
Таким образом, обращение Римского - Корсакова к лирико - психологическому содержанию пушкинской трагедии, привело к лаконичности и концентрированности действия в его музыкальном воплощении. Трудная задача создания многогранных психологических характеристик при ограниченности вокальных форм и малом масштабе произведения была выполнена композитором в значительной степени благодаря художественной весомости претворенных в музыке словесных текстов, их концентрированности, лаконичности, композиционной стройности.
Опера «Моцарт и Сальери» не принадлежит к основному руслу творчества Римского - Корсакова, и тем не менее ее идейно - эстетическая сущность как бы в миниатюре отражает общее художественно - эстетическое миросозерцание композитора. Основной темой творчества Римского - Корсакова всегда было воспевание красоты в самых разнообразных ее проявлениях - в человеческом бытии, в природе, в искусстве. И в опере «Моцарт и Сальери» композитор был вдохновлен той же великой идеей прославить красоту искусства, творчества. Носителем этой идеи для него явился лучезарный гений музыки - Моцарт.
«Моцарт и Сальери» - произведение высокого и зрелого мастерства, обогатившая музыкально - декламационный стиль Римского - Корсакова, произведение, в котором композитор искал и наметил новые пути своего оперного творчества. Эта опера ничуть не уступает более масштабным произведениям композитора ни в глубине отражения действительности, ни в актуальности тематики, ни в тонкости психологического анализа.
пушкин корсаков трагедия опера моцарт
ИСПОЛЬЗОВАНАЯ ЛИТЕРАТУРА
1. Бэлза И. Моцарт и Сальери: Трагедия Пушкина: Драматические сцены Римского-Корсакова. -- М.: Музгиз, 1953.
2. Гозенпуд А.А. Русский оперный театр XIX века. -- Л.: Музыка, 1971.
3. Левик Б. «Каменный гость» А. Даргомыжского, «Моцарт и Сальери» Н. Римского-Корсакова, «Скупой рыцарь» С. Рахманинова. -- М.; Л.: Музгиз, 1949.
4. Мейлих Е.И. Н.А. Римский-Корсаков (1844-1908): Краткий очерк жизни и творчества: Попул. монография. -- Л., 1978.
5. Оперы Н.А. Римского-Корсакова: Путеводитель. -- М., 1976.
6. Пекелис М. Драматургия Пушкина и русская опера // Сов. музыка. -- 1937. -- № 5. --С. 45-60.
7. Пушкин А.С. Полное собрание сочинений в десяти томах. Т 7. --М.: Наука,1965.
8. Пушкин в русской опере: «Каменный гость» Даргомыжского, «Золотой петушок» Римского-Корсакова / СПб гос. консерватория им. Н.А. Римского-Корсакова, -- СПб., 1988.
9. Рацкая Ц.С. Н.А. Римский-Корсаков: монография.-- М., 1977.
10. Римский-Корсаков Н.А. Летопись моей музыкальной жизни. --9-е изд. -- М., 1982.
11. Розенберг Р. Русская опера малой формы конца XIX -- начала XX века // Русская музыка на рубеже XX века. -- М., 1991.
12. Русская опера XIX века: Сб. тр. ГМПИ им. Гнесиных. -- М., 1991.
13. Соловцов А. Н.А. Римский-Корсаков. Очерк жизни и творчества. -- М.: Музыка, 1984.
14. Цуккерман В.А. Музыкально-теоретические очерки и этюды. Вып. 2.: О музыкальной речи Римского-Корсакова. -- М., 1975.
15. Яковлев В. Пушкин и музыка. Изд. 2-е. -- М., 1957.
16. Ярустовский Б.М. Драматургия русской оперной классики: работа русских композиторов-классиков над оперой. -- М.: Музгиз, 1953.
Подобные документы
Особенности литературной оперы. Взаимодействие музыкального и литературного текстов на идейно-образном, сюжетном, структурно-композиционном, языковом уровнях. Виды, способы и формы вокализации поэтического текста трагедии "Моцарт и Сальери" в опере.
курсовая работа , добавлен 24.09.2013
Место камерных опер в творчестве Н.А. Римского-Корсакова. "Моцарт и Сальери": литературный первоисточник как оперное либретто. Музыкальная драматургия и язык оперы. "Псковитянка" и "Боярыня Вера Шелога": пьеса Л.А. Мея и либретто Н.А. Римского-Корсакова.
дипломная работа , добавлен 26.09.2013
Биография жизни и уникального творчества Вольфганга Амадея Моцарта. Музыкальные способности великого австрийского композитора. Связь его музыки с разными национальными культурами (особенно итальянской). Популярность пушкинской трагедии "Моцарт и Сальери".
презентация , добавлен 22.12.2013
Рассмотрение особенностей оперы Н.А. Римского-Корсакова. Выявление характерных черт героинь произведений. Сравнение комплекса музыкально-выразительных средств, с помощью которых композитор определяет принадлежность героини-женщины к тому или иному миру.
статья , добавлен 29.10.2014
Моцарт есть высшая, кульминационная точка, до которой красота досягала в сфере музыки. Биография. "Идоменея". "Похищения из сераля". "Свадьбы Фигаро". "Дон Жуан". "Волшебная флейта". Скончался Моцарт в ночь с 4-го на 5-е декабря 1791 года.
реферат , добавлен 30.08.2007
Биография Н.А. Римского-корсакова - композитора, педагога, дирижера, общественного деятеля, музыкального критика, участника "Могучей кучки". Римский-Корсаков - основоположник жанра оперы-сказки. Претензии царской цензуры к опере "Золотой петушок".
презентация , добавлен 15.03.2015
Основные этапы жизненного пути и анализ творчества Н.А. Римского-Корсакова. Характеристика оперного творчества композитора. Женский образ в опере "Псковитянка", "Майская ночь" и "Снегурочка", "Царская невеста", а также в симфонической сюите "Шехеразада".
курсовая работа , добавлен 14.06.2014
К шести годам маленький музыкант исполнял сложные виртуозные произведения. В Лондоне Вольфганг близко познакомился с известным музыкантом Иоганном Христианом Бахом. Вольфганга называли "чудом ХVIII века". Моцарт воплощает мир человеческих чувств.
реферат , добавлен 09.04.2007
Семья, детские годы Вольфганга Амадея Моцарта, раннее проявление таланта маленького виртуоза. Начальный период жизни в Вене. Семейная жизнь Моцарта. Работа над произведением Реквием. Творческое наследие композитора. Последняя опера "Волшебна флейта".
реферат , добавлен 27.11.2010
Детство и юность Римского-Корсакова, знакомство с Балакиревым, служба на "Алмазе". Произведения композитора: музыкальная картина "Садко", симфонические сюиты "Антар" и "Шехеразада". Увертюры, симфонические сюиты из опер и транскрипции оперных сцен.
(Иллюстрация И. Ф. Рерберг )
Моцарт и Сальери - второе произведение А. С. Пушкина из цикла маленькие трагедии. Всего автор планировал создать девять эпизодов, но не успел осуществить свой замысел. Моцарт и Сальери написано на основе одной из существующих версий гибели композитора из Австрии - Вольфганга Амадея Моцарта. Замысел написания трагедии возник у поэта задолго до появления самого произведения. Он несколько лет вынашивал его, собирал материал и обдумывал саму идею. Пушкин для многих продолжал в искусстве линию Моцарта. Он писал легко, просто, с вдохновением. Именно поэтому тема зависти была близка поэту, также как и композитору. Разрушающее человеческую душу чувство не могло не заставить его задуматься над причинами его появления.
Моцарт и Сальери - произведение, открывающее самые низшие человеческие черты, обнажающее душу и показывающее читателю истинную натуру человека. Идея произведения - раскрытие перед читателем одного из семи человеческих смертных грехов - зависти. Сальери завидовал Моцарту и движимый этим чувством ступил на путь убийцы.
История создания произведения
Задумана трагедия и предварительно набросана была в селе Михайловском в 1826 году. Она является второй по счету в сборнике маленьких трагедий. Долгое время наброски пылились у поэта на его рабочем столе, и лишь в 1830 году трагедия полностью была написана. В 1831 году она была впервые опубликована в одном из альманахов.
При написании трагедии Пушкин опирался на газетные вырезки, сплетни и рассказы обычных людей. Именно поэтому, нельзя считать произведение «Моцарт и Сальери» исторически верным с точки зрения правдивости.
Описание пьесы
Пьеса написана в двух действиях. Первое действие разворачивается в комнате Сальери. Он рассуждает о том, есть ли на земле истинная правда, о своей любви к искусству. Далее к его беседе присоединяется Моцарт. В первом действии Моцарт рассказывает другу о то, что сочинил новую мелодию. Он вызывает зависть и чувство неподдельной злости у Сальери.
Во втором действии события разворачиваются более стремительно. Сальери уже принял решение и несет своему другу отравленное вино. Он считает, что Моцарт больше ничего не сможет принести музыке, после него не будет тех, кто сможет также писать. Именно поэтому, по мнению Сальери, чем раньше он уйдет из жизни, тем лучше. И вот в последний момент он передувает, колеблется, но уже поздно. Моцарт выпивает яд и отправляется в свою комнату.
(М. А. Врубель "Сальери всыпает яд в бокал Моцарта", 1884 )
Главные герои пьесы
В пьесе всего три действующих героя:
- Старик со скрипкой
У каждого персонажа есть свой характер. Критики отмечали, что герои не имеют ничего общего с их прототипами, именно поэтому, можно смело говорить о том, что все действующие лица трагедии вымышленные.
Второстепенный герой, написан по образу жившего ранее композитора Вольфганга Амадея Моцарта. Его роль в произведении раскрыть сущность Сальери. В произведении он предстает жизнерадостным, веселым человеком, обладающим абсолютным слухом и настоящим даром к музыке. Не смотря на то, что его жизнь трудна, он не теряет любовь к этому миру. Также существует мнение, что Моцарт дружил с Сальери много лет и не исключено, что также он мог завидовать ему.
Полная противоположность Моцарта. Мрачный, хмурый, недовольный. Он искренне восторгается произведениями композитора, но зависть, которая закрадывается в душу, не дает покоя.
«....когда священный дар,
Когда бессмертный гений - не в награду
Любви горящей, самоотверженья
Трудов, усердия, молений послан, -
А озаряет голову безумца,
Гуляки праздного!.. О Моцарт, Моцарт! …»
Зависть и слова композитора об истинных служителях музыки порождают в Сальери желание убить Моцарта. Однако, содеянное не приносит ему удовольствия, ведь гений и злодейство вещи не совместимые. Герой является близким другом композитора, он всегда находится рядом и тесно общается с его семьей. Сальери - жестокий, безумный, охваченный чувством зависти. Но, не смотря на все отрицательные черты, в последнем действии в нем просыпается что-то светлое и в попытках остановить композитора, он демонстрирует это читателю. Сальери далек от общества, он одинокий и угрюмый. Пишет музыку для того, чтобы прославится.
Старик со скрипкой
(М. А. Врубель "Моцарт и Сальери слушают игру слепого скрипача", 1884 )
Старик со скрипкой - герой олицетворяет собой настоящую любовь к музыке. Он слеп, играет с ошибками, этот факт злит Сальери. Старик со скрипкой талантлив, он не видит нот и публики, но продолжает играть. Несмотря на все сложности, старик не отказывается от своей страсти, показывая тем самым, что искусство доступно всем.
Анализ произведения
(Иллюстрации И. Ф. Рерберг )
Пьеса состоит из двух сцен. Все монологи и диалоги написаны белым стихом. Первая сцена происходит в комнате Сальери. Ее можно назвать экспозицией трагедии.
Главная мысль произведения - истинное искусство не может быть безнравственным. Пьеса обращена к вечным вопросам жизни и смерти, дружбы, человеческих взаимоотношений.
Выводы пьесы Моцарт и Сальери
Моцарт и Сальери - знаменитое произведение А. С. Пушкина, собравшее в себе воедино реальную жизнь, философские размышления, автобиографические впечатления. Поэт верил, что гений и злодейство - вещи несовместимые. Одно не может существовать с другим. В своей трагедии поэт наглядно показывает данный факт. Несмотря на свою краткость, произведение затрагивает важные темы, которые в сочетании с драматическим конфликтом создают уникальную сюжетную линию.
МОЦАРТ И САЛЬЕРИ
Драматические сцены А.С. Пушкина (1830 г.)
Музыка Н.А. Римского-Корсакова, соч. 48 (1897 г.)
Памяти А.С. Даргомыжского
Действующие лица
МОЦАРТ. . . . . . . тенор
САЛЬЕРИ. . . . . . . баритон
СЛЕПОЙ СКРИПАЧ [непоющий]
Во второй сцене закулисный хор (ад либит.)
Комната. ЗАНАВЕС.
Все говорят: нет правды на земле.
Но правды нет – и выше. Для меня
Так это ясно, как простая гамма.
Родился я с любовию к искусству;
Ребенком будучи, когда высоко
Звучал орган в старинной церкви нашей,
Я слушал и заслушивался – слезы
Невольные и сладкие текли.
Отверг я рано праздные забавы;
Науки, чуждые музыке, были
Постылы мне; упрямо и надменно
От них отрекся я и предался
Одной музыке. Труден первый шаг
И скучен первый путь. Преодолел
Я ранние невзгоды. Ремесло
Поставил я подножием искусству;
Я сделался ремесленник: перстам
Придал послушную, сухую беглость
И верность уху. Звуки умертвив,
Музыку я разъял, как труп. Поверил
Я алгеброй гармонию. Тогда
Уже дерзнул, в науке искушенный,
Предаться неге творческой мечты.
Я стал творить; но в тишине, но в тайне,
Не смея помышлять еще о славе.
Нередко, просидев в безмолвной келье
Два, три дня, позабыв и сон и пищу,
Вкусив восторг и слезы вдохновенья,
Я жег мой труд и холодно смотрел,
Как мысль моя и звуки, мной рождены,
Пылая, с легким дымом исчезали.
Что говорю? Когда великий Глюк \
Явился и открыл нам новы тайны |
(Глубокие, пленительные тайны), |
Что так любил, чему так жарко верил, |
И не пошел ли бодро вслед за ним |
Безропотно, как тот, кто заблуждался |
И встречным послан в сторону иную? /
Усильным, напряженным постоянством
Я наконец в искусстве безграничном
Достигнул степени высокой. Слава
Мне улыбнулась; я в сердцах людей
Нашел созвучия своим созданьям.
Я счастлив был: я наслаждался мирно
Своим трудом, успехом, славой; также
Трудами и успехами друзей,
Товарищей моих в искусстве дивном.
Нет! никогда я зависти не знал,
О, никогда! – ниже, когда Пиччини \
Пленить умел слух диких парижан, |
Я Ифигении начальны звуки. /
Кто скажет, чтоб САЛЬЕРИ гордый был
Когда-нибудь завистником презренным,
Змеей, людьми растоптанною, вживе
Песок и пыль грызущею бессильно?
Никто!... А ныне – сам сказу – я ныне
Завистник. Я завидую; глубоко,
Мучительно завидую. – О небо!
Где ж правота, когда священный дар,
Когда бессмертный гений – не в награду
Любви горящей, самоотверженья,
Трудов, усердия, молений послан –
А озаряет голову безумца,
Гуляки праздного?... О Моцарт, Моцарт!
[Входит Моцарт.]
Ага! увидел ты! а мне хотелось
Тебя нежданной шуткой угостить.
Ты здесь! – Давно ль?
Сейчас. Я шел к тебе,
Нес кое-что тебе я показать;
Но проходя перед трактиром, вдруг
Услышал скрыпку... Нет, мой друг, САЛЬЕРИ!
Смешнее отроду ты ничего
Не слыхивал... Слепой скрыпач в трактире
Разыгрывал "Voi che sapete". Чудо!
Не вытерпел, привел я скрыпача,
Чтоб угостить тебя его искусством.
[Входит слепой старик со скрыпкой.]
Из Моцарта нам что-нибудь!
[Старик играет арию из Дон-Жуана; Моцарт хохочет.]
И ты смеяться можешь?
Ах, САЛЬЕРИ!
Ужель и сам ты не смеешься?
Мне не смешно, когда маляр негодный
Мне пачкает Мадонну Рафаэля,
Мне не смешно, когда фигляр презренный
Пародией бесчестит Алигьери.
Пошел, старик.
Постой же: вот тебе,
Пей за мое здоровье.
[Старик уходит.)
Ты, САЛЬЕРИ,
Не в духе нынче. Я приду к тебе
В другое время.
Что ты мне принес?
Нет – так; безделицу. Намедни ночью
Бессонница моя меня томила,
И в голову пришли мне две, три мысли.
Сегодня их я набросал. Хотелось
Твое мне слышать мненье; но теперь
Тебе не до меня.
Ах, Моцарт, Моцарт!
Когда же мне не до тебя? Садись;
Я слушаю.
МОЦАРТ [за фортепиано]
Представь себе... кого бы?
Ну, хоть меня – немного помоложе;
Влюбленного – не слишком, а слегка –
С красоткой, или с другом – хоть с тобой,
Я весел... Вдруг: виденье гробовое,
Внезапный мрак иль что-нибудь такое...
Ну слушай же.
Ты с этим шел ко мне
И мог остановиться у трактира
И слушать скрыпача слепого? – Боже!
Ты, Моцарт, недостоин сам себя.
Что ж, хорошо?
Какая глубина!
Какая смелость и какая стройность!
Ты, Моцарт, бог, и сам того не знаешь;
Я знаю, я.
Ба! право? может быть...
Но божество мое проголодалось.
Послушай: отобедаем мы вместе
В трактире Золотого Льва.
Я рад. Но дай схожу домой сказать
Жене, чтобы меня она к обеду
Не дожидалась.
Жду тебя; смотри ж.
Нет! не могу противиться я доле
судьбе моей: я избран, чтоб его
остановить – не то мы все погибли,
Мы все, жрецы, служители музыки,
Не я один с моей глухою славой...
Что пользы, если Моцарт будет жив
И новой высоты еще достигнет?
Подымет ли он тем еще искусство? Нет;
Оно падет, как он исчезнет:
Наследника нам не оставит он.
Что пользы в нем? Как некий херувим,
Он несколько занес нам песен райских,
Чтоб, возмутив бескрылое желанье
В нас, чадах праха, после улететь!
Так улетай же! чем скорей, тем лучше.
Вот яд, последний дар моей Изоры.
Осьмнадцать лет ношу его с собою –
И часто жизнь казалась мне с тех пор
Несносной раной,
и сидел я часто \
С врагом беспечным за одной трапезой, |
И никогда на шепот искушенья |
Хотя обиду чувствую глубоко, |
Хоть мало жизнь люблю. /
Все [же] медлил я.
Как жажда смерти мучила меня, -
Что умирать? я мнил: быть может, жизнь
Мне принесет внезапные дары;
Быть может, посетит меня восторг
И творческая ночь и вдохновенье;
Быть может, новый Гайден сотворит
Великое – и наслажуся им...
Как пировал я с гостем ненавистным,
Быть может, мнил я, злейшего врага
Найду; быть может, злейшая обида
В меня с надменной грянет высоты –
Тогда не пропадешь ты, дар Изоры.
И я был прав! и наконец нашел
Я моего врага, и новый Гайден
Меня восторгом дивно напоил!
Теперь – пора! заветный дар любви,
Переходи сегодня в чашу дружбы.
Особая комната в трактире; фортепиано.
Моцарт и САЛЬЕРИ за столом.
Что ты сегодня пасмурен?
Ты верно, Моцарт, чем-нибудь расстроен?
Обед хороший, славное вино,
А ты молчишь и хмуришься.
Признаться
Мой "Requiem" меня тревожит.
Ты сочиняешь "Requiem"? Давно ли?
Давно, недели три. Но странный случай...
Не сказывал тебе я?
Так слушай.
Недели три тому, пришел я поздно
Домой. Сказали мне, что заходил
За мною кто-то. Отчего – не знаю,
Всю ночь я думал: кто бы это был?
И что ему во мне? Назавтра тот же
Зашел и не застал опять меня.
На третий день играл я на полу
С моим мальчишкой. Кликнули меня;
Я вышел. Человек, одетый в черном,
Учтиво поклонившись, заказал
Мне "Requiem" и скрылся. Сел я тотчас
И стал посать – и с той поры за мною
Не приходил мой черный человек;
А я и рад: мне было б жаль расстаться
С моей работой, хоть совсем готов
Уж ъРеqуиемъ. Но между тем я...
Мне совестно признаться в этом...
Мне день и ночь покоя не дает
Мой черный человек. За мною всюду
Как тень он гонится. Вот и теперь
Мне кажется, он с нами сам-третий
И полно! что за страх ребячий?
Рассей пустую думу. Бомарше
Говаривал мне: "Слушай, брат САЛЬЕРИ,
Как мысли черные к тебе придут,
Откупори шампанского бутылку
Иль перечти "Женитьбу Фигаро"".
Да! Бомарше ведь был тебе приятель;
Ты для него «Тартар» сочинил,
Вещь славную. Там есть один мотив...
Я все твержу его, когда я счастлив...
Ла ла ла ла... Аx, правда ли, САЛЬЕРИ,
Что Бомарше кого-то отравил?
Не думаю: он слишком был смешон
Для ремесла такого.
Он же гений,
Как ты да я. А гений и злодейство –
Две вещи несовместные. Не правда ль?
Ты думаешь?
[Бросает яд в стакан Моцарта.]
Ну, пей же.
Здоровье, друг, за искренний союз,
Связующий Моцарта и САЛЬЕРИ,
Двух сыновей гармонии.
Постой, постой!... Ты выпил... без меня?
МОЦАРТ [бросает салфетку на стол]
Довольно, сыт я.
[Идет к фортепиано]
Слушай же, САЛЬЕРИ,
Мой "Requiem".
CORO ad libit. (за кулисами)
Requiem aeternam dona eis, Domine!
Ты плачешь?
Эти слезы
Впервые лью: и больно и приятно,
Как будто тяжкий совершил я долг,
Как будто нож целебный мне отсек
Страдавший член! Друг Моцарт, эти слезы...
Не замечай их. Продолжай, спеши
Еще наполнить звуками мне душу...
Когда бы все так чувствовали силу
Гармонии! Но нет: тогда б не мог
И мир существовать; никто б не стал
Заботиться о нуждах низкой жизни;
Все предались бы вольному искусству.
Нас мало избранных, счастливцев праздных,
Пренебрегающих презренной пользой,
Единого прекрасного жрецов.
Не правда ль? Но я нынче нездоров,
Мне что-то тяжело; пойду засну.
Прощай же!
До свиданья.
Ты заснешь
Надолго, Моцарт! Но ужель он прав,
И я не гений? Гений и злодейство
Две вещи несовместные. Неправда:
А Бонаротти? или это сказка
Тупой, бессмысленной толпы – и не был
Убийцею создатель Ватикана?
На текст (с небольшими сокращениями) одноименной "маленькой трагедии" А. С. Пушкина.
Действующие лица:
МОЦАРТ (тенор)
САЛЬЕРИ (баритон)
СЛЕПОЙ СКРИПАЧ (без пения)
ВО ВТОРОЙ СЦЕНЕ ЗАКУЛИСНЫЙ ХОР (ПО ЖЕЛАНИЮ)
Время действия: конец XVIII века.
Место действия: Вена.
Первое исполнение: Москва, 6 (18) ноября 1898 года.
«Памяти А.С.Даргомыжского» - так значится на титульном листе этой оперы. Это авторское посвящение. В нем глубокий смысл. Это признание Римским-Корсаковым огромной заслуги Даргомыжского в создании жанра камерной оперы. Но не только этого. Даргомыжский положил начало «озвучиванию» гениальных пушкинских «маленьких трагедий», написанных, можно смело сказать, как идеальные оперные либретто. И это посвящение - также знак признательности за это. После Даргомыжского и Римского-Корсакова к «маленьким трагедиям» обратились Цезарь Кюи («Пир во время чумы», 1900) и Сергей Рахманинов («Скупой рыцарь», 1905).
К сожалению, это замечательное произведение Римского-Корсакова недооценено: его стремятся слушать (и смотреть) на большой оперной сцене. При этом слушатель почти всегда испытывает разочарование от отсутствия оперно-театральных эффектов, да и оркестр был преднамеренно взят композитором уменьшенного состава, тогда как оно производит гораздо большее впечатление в камерной - если не сказать, домашней - обстановке. Кстати, свидетели рождения этого шедевра, в частности, замечательная певица Н.И.Забела (жена художника М.А.Врубеля), исполнявшая все женские лирические партии в операх Римского-Корсакова, восторженно отзывались именно о камерном исполнении этой оперы (правда, речь идет о таких корифеях, как Ф.Шаляпин, исполнивший в такой обстановке обе партии, и С.Рахманинов, аккомпанировавший на рояле). В этом смысле заслуживают внимания слова самого композитора: «Боюсь, не есть ли «Моцарт» просто камерная музыка, способная производить впечатление в комнате с фортепиано, без всякой сцены и теряющая свое обаяние на большой сцене. Ведь таков почти и «Каменный гость»; но тот все-таки несколько более декоративен. Там все-таки Испания, кладбище, статуя, Лаура с песнями, - а у меня комната, обыденные костюмы, хотя бы и прошлого столетия, и разговоры, разговоры. Отравления Моцарта никто даже и не заметит. Слишком все интимно и по-камерному. Может быть, и инструментовать-то его вовсе не следовало; по крайней мере, это мне приходило много раз в голову». Как бы то ни было, если желать дать оперный спектакль, не прибегая к сценическим ухищрениям «большой» оперы, трудно найти произведение более благодарное, чем «Моцарт и Сальери».
Опера
Сцена 1. Опера начинается кратким оркестровым вступлением, которое построено на теме Сальери из его первого монолога. Когда занавес поднимается, мы видим комнату, в которой сидит Сальери. Он в мрачном, подавленном настроении. Он размышляет о том, благодаря какому упорному труду он достиг славы и признания. Его путь был труден и тернист. Он рано отверг праздные забавы, науки, чуждые музыке, были постылы ему. Его занимала только музыка.
В конце концов он достиг мастерства, и ремесло поставил подножием искусству, «перстам придал послушную, сухую беглость и верность уху». И вот, достигнув в искусстве степени высокой, он насладился счастьем славы. Нет, никогда он, Сальери, не был завистником презренным. А ныне... «А ныне - сам скажу - я ныне завистник». И завидует Сальери Моцарту, этому гуляке праздному. «О Моцарт, Моцарт!» - стоном вырывается из груди Сальери. Входит Моцарт. Он хотел незаметно войти, но Сальери, по-видимому, увидел его, раз произнес его имя (Моцарт и не думал, что его имя сейчас все время у Сальери на устах). По дороге к Сальери Моцарт услышал, как слепой скрипач в трактире играл арию Керубино «Voi che sapete» из его «Свадьбы Фигаро». Это так развеселило Моцарта, что он привел скрипача к Сальери (входит скрипач). Моцарт просит его: «Из Моцарта нам что-нибудь!» Скрипач играет начало арии Церлины «Ну, прибей меня, Мазетто» из «Дон-Жуана». Слушая это, Моцарт смеется. Сальери же совсем не смешно. То, что он говорит в осуждение этого развлечения Моцарта - «Мне не смешно, когда маляр негодный мне пачкает Мадонну Рафаэля», или пародией бесчестит Алигьери (Данте. - A.M.) - все это, несомненно, лишь для того, чтобы скрыть приступ бешеной зависти. Сальери выгоняет старика скрипача. Моцарт хочет оставить Сальери, видя, что он не в духе и ему не до него, хотя он хотел кое-что показать Сальери. Но Сальери удерживает его и настойчиво спрашивает, что Моцарт принес ему. Моцарт говорит, что это так, безделица, две-три мысли, которые пришли ему в голову, когда его мучила бессонница. Моцарт остается. Он поясняет Сальери, что с ним было: он в замечательном расположении духа, «влюблен не слишком, а слегка», с красоткой или с другом («хоть с тобой»), весел... «Вдруг: виденье гробовое, внезапный мрак иль что-нибудь такое...» Моцарт играет. Фантазия, которую он исполняет, целиком сочинена Римским-Корсаковым. Ему с поразительным мастерством удалось передать характерные особенности музыки Моцарта. В соответствии с приведенным Моцартом рассказом о своем состоянии эта фантазия распадается на две части: первая - отличается светлой лиричностью, вторая - полна трагического пафоса. Сальери потрясен этой музыкой. Он недоумевает, как Моцарт мог, идя к нему с этим, остановиться и заинтересоваться каким-то трактирным скрипачом. «Ты, Моцарт, недостоин сам себя», - говорит Сальери. Он называет Моцарта богом. «Но божество мое проголодалось», - иронично замечает Моцарт, и они решают вместе пообедать в трактире Золотого Льва. Моцарт уходит, чтобы предупредить дома, что его не будет к обеду. Сальери остается один, он предается еще более гнетущим размышлениям. Теперь его неотступно преследует мысль о том, что мир должен быть избавлен от Моцарта, иначе все - не только он, Сальери, - все жрецы музыки погибнут. Он достает яд, который носит с собой вот уже восемнадцать лет. Были минуты, когда он хотел покончить с собой, но это не было еще отчаяние последней степени, ему еще казалось, что жизнь принесет внезапные дары, что его посетит восторг и вдохновенье, что, наконец, он встретит еще своего злейшего врага, и тогда эта склянка сослужит ему службу. И вот пришел этот момент: «Теперь пора! Заветный дар любви, переходи сегодня в чашу дружбы».
Сцена 2. Особая, как сказано у Пушкина (то есть отдельная) комната в трактире; фортепиано. Оркестровое вступление к этой сцене строится на музыке первой части фантазии, которую играл Моцарт в первой сцене. Таким образом, если вступление к первой картине вводит нас в мир мрачных мыслей Сальери, вступление ко второй сцене рисует светлый, ясный образ Моцарта.
Оба композитора сидят вместе за обеденным столом. Теперь в сумрачном и хмуром настроении пребывает Моцарт. Его тревожит его «Requiem». Сальери удивлен, он не знал, что Моцарт пишет заупокойную мессу. Моцарт рассказывает Сальери, что к нему дважды приходил какой-то таинственный незнакомец и не заставал его. На третий раз застал. Этот человек, одетый в черное, заказал ему «Requiem» и скрылся. Моцарт тут же сел писать, но человек этот больше не появлялся. Да это и к лучшему: «Requiem» уже почти готов, и Моцарту было бы жаль с ним расстаться. Но Моцарту не дает покоя этот «черный человек», ему чудится, что он преследует его как тень, да и теперь ему кажется, что он с ними здесь - третий. Сальери с деланной бодростью разубеждает Моцарта, предлагает, как советовал ему когда-то Бомарше, откупорить бутылку шампанского («как мысли черные к тебе придут») или перечесть «Женитьбу Фигаро». Моцарт вспоминает, что Сальери был другом Бомарше и сочинил для него «Тарара», «вещь славную» (Моцарт напевает из нее мотив). Вдруг он вспоминает и спрашивает Сальери, правда ли, что Бомарше кого-то отравил? Сальери отвечает: «Не думаю: он слишком был смешон для ремесла такого». «Он же гений, - рассуждает Моцарт, - как ты да я. А гений и злодейство - две вещи несовместные». «Ты думаешь?» - вопрошает Сальери и с этими словами бросает яд в стакан Моцарта. Моцарт поднимает тост за здоровье Сальери, за их союз, связующий «двух сыновей гармонии» (Моцарт пьет). Моцарт идет к фортепиано и предлагает Сальери послушать его «Requiem». Звучит его начало. Сальери потрясен, он плачет. В небольшом ариозо он изливает свою душу. Он чувствует облегчение: «Как будто тяжкий совершил я долг, как будто нож целебный мне отсек страдавший член!» Моцарт, видя слезы Сальери, восклицает: «Когда бы все так чувствовали силу гармонии!» Но тут же сам себя перебивает: нет, так быть не может, кто бы тогда заботился о нуждах «низкой жизни». «Нас мало, избранных счастливцев праздных, пренебрегающих презренной пользой, единого прекрасного жрецов». Моцарт чувствует, что нездоров, и уходит. Сальери остается один. Он вспоминает слова Моцарта о том, что гений и злодейство несовместимы. Но что же тогда он, Сальери, не гений? «Неправда, - в отчаянии он пытается сам себя убедить, - а Бонаротти? или это сказка тупой, бессмысленной толпы - и не был убийцею создатель Ватикана?» Без ответа остается это восклицание Сальери. Трагическим мотивом тяжелых предчувствий Моцарта заканчивается опера.
А. Майкапар
История создания
В начале 1897 года Римский-Корсаков положил на музыку небольшую сцену из «маленькой трагедии» Пушкина «Моцарт и Сальери». Летом композитор написал еще две сцены, а в августе того же года завершил оперу. Многие причины побудили его обратиться к этому сюжету.
«Лучшей биографией Моцарта» назвал А. К. Лядов пушкинскую трагедию. Содержательность ее мыслей при лаконизме изложения поразительна: здесь поэтически точно и рельефно воссоздан облик великого музыканта, поставлены важные вопросы о сущности искусства, о роли этического начала в нем, охарактеризован творческий процесс художника. «Какая глубокая и поучительная трагедия, - восторженно писал о ней В. Г. Белинский. - Какое огромное содержание и в какой бесконечно художественной форме!» Помимо того, она свидетельствует и многосторонних познаниях поэта: он отлично знал творческую судьбу Моцарта. Известна ему была и биография его старшего современника итальянского композитора Антонио Сальери, жившего в Вене. Смерть Моцарта, его похороны до сих пор окутаны романтической тайной, что дало пищу для различных толкований причин, приведших его к гибели. Среди них бытовала и окончательно еще не опровергнутая версия о том, будто Моцарта отравил Сальери. Пушкин воспользовался этой версией: его увлекла мысль противопоставить гению, которому все подвластно, мучительные сомнения завистливого соперника.
Пушкинская драма, шедевр высокой поэзии, законченная в 1830 году (первые наброски, по-видимому, относятся к 1826 году), неоднократно ставилась на сцене (премьера в Петербурге в 1832 году).
Римский-Корсаков преклонялся перед Пушкиным. Особенно пленяла его мудрость поэта в прославлении оптимического, этически совершенного начала в деятельности человека. Сам композитор стремился отразить в своей музыке светлые стороны жизни. Неудивительно поэтому, что его привлек лучезарный облик Моцарта. Вместе с тем одной из ведущих тем творчества Римского-Корсакова явилось воспевание могучей созидательной силы искусства. Так возник образ благородного Левко в «Майской ночи», или пастуха Леля в «Снегурочке», или гусляра Садко в одноименной опере. Разработке этой темы посвящена и «маленькая трагедия» Пушкина. Обратившись к ней, композитор хотел также решить еще одну, на сей раз специфически музыкальную задачу.
В эти годы Римский-Корсаков особое внимание уделял мелодической выразительности, следствием чего явилось создание около 50 романсов. В той же манере была задумана и опера. «Сочинение это, - указывал композитор, - было действительно чисто голосовым; мелодическая ткань, следящая за изгибами текста, сочинялась впереди всего; сопровождение, довольно сложное, образовалось после, и первоначальный набросок его весьма отличался от окончательной формы оркестрового сопровождения». Образцом композитору послужил «Каменный гость» Даргомыжского, также выдержанный в ариозно-речитативной манере. Подобно Даргомыжскому, Римский-Корсаков писал музыку на почти неизмененный пушкинский текст (только внес в монологи Сальери небольшие сокращения). Вслед за ними к «маленьким трагедиям» Пушкина обратились Ц. А. Кюи («Пир во время чумы», 1900) и С. В. Рахманинов («Скупой рыцарь», 1905).
В ноябре 1897 года Римский-Корсаков показал «Моцарта и Сальери» у себя на дому. «Всем понравилось. В. В. Стасов много шумел», - позже отмечал композитор. Публичная премьера состоялась 6 (18) ноября 1898 года на сцене Русской частной оперы (театр С. И. Мамонтова). В роли Сальери выступил Ф. И. Шаляпин, имевший большой, все более возраставший успех. Гениальный актер очень любил эту роль и, по его желанию, опера часто давалась русскими музыкальными театрами. (На сцене петербургского Мариинского театра впервые была поставлена в 1905 году).
Музыка
«Моцарт и Сальери» - самая лаконичная опера Римского-Корсакова. Ее отличает тончайшая психологическая разработка образов, что вызывает непрерывную текучесть музыкальной ткани. Однако отдельные эпизоды действия четко обрисованы. Богатством мелодического содержания отмечена эта опера.
Краткое оркестровое вступление передает сосредоточенно-печальное настроение. Возникает первый монолог Сальери «Все говорят: нет правды на земле! Но правды нет и выше». Еще ничто не предвещает трагической развязки: это раздумья человека, прошедшего большой жизненный путь. Центральное место монолога приходится на слова «Я, наконец, в искусстве безграничном достигнул степени высокой» - в этом месте звучит печальный мотив вступления. Приход Моцарта характеризуется более светлой музыкой, которую завершает мелодия арии из моцартовского «Дон-Жуана» (ария Церлины «Ну, прибей меня, Мазетто»), исполненная уличным скрипачом. Следующий важный эпизод - фортепианная фантазия, сочиненная Римским-Корсаковым в духе Моцарта. Содержание ее определяется следующими словами: «Я весел… Вдруг: виденье гробовое, внезапный мрак иль что-нибудь такое…» Второй монолог Сальери насыщен большим напряжением; под конец звучат драматические эпизоды из фантазии Моцарта.
В оркестровом вступлении ко второй сцене (картине) использованы начальные, светлые страницы той же фантазии: так усиливается контраст к последующим эпизодам, в которых все более нагнетается трагический колорит. Зловеще, как приговор Сальери, задумавшему убить Моцарта, звучат слова последнего: «Гений и злодейство две вещи несовместные». После исполнения отрывка из Реквиема проникновенной теплотой выделяются слова: «Когда бы все так чувствовали силу гармонии! Но нет: тогда б не мог и мир существовать». Заключительный краткий монолог Сальери, предельно драматичный, завершается торжественно-мрачными аккордами.
М. Друскин
Казалось бы, после триумфа «Садко » мысли композитора должны были устремляться к продолжению найденного и отшлифованного в этой опере до совершенства русского эпического стиля. В архиве композитора сохранилось несколько сценарных разработок и вариантов либретто по мотивам былин («Добрыня Никитич», «Данила и Василиса Микулишна», «Илья Муромец» и другие, предложенные в разное время разными авторами). Учитывая провагнеровские настроения близкого окружения Римского-Корсакова, нетрудно понять выражаемое им желание «развить» «Садко» до трилогии или тетралогии. В частности, И. Ф. Тюменев, ученик Римского-Корсакова в прошлом и либреттист «Царской невесты» и «Пана воеводы» в будущем, работая над переводом текста вагнеровского «Кольца нибелунгов», все время вспоминал о Римском-Корсакове: «Что если бы такую трилогию... составить из наших народных былин и самые музыкальные темы взять от того же народа, из созданных им песен, чтобы творцом и текста и музыки был как бы сам народ... а композитор - русский же человек, вооруженный знанием современной музыкальной техники, выбрал бы из этого народного материала все наиболее ценное и наиболее подходящее и вставил его в драгоценную оправу художественной обработки. Для такой великой задачи, на мой взгляд, более соответствующего человека, чем Николай Андреевич, и сыскать было нельзя». На это композитор отвечал, что «прежние [былинные напевы] все более или менее уже известны из сборников», а кроме того, обработка былинных сюжетов для театра представляет большие затруднения. Позже, после «Пана воеводы», Тюменев все-таки вернулся к идее былинной трилогии на основе «трех поездочек Ильи Муромца» и составил либретто, но тогда мысли Римского-Корсакова были уже прочно заняты «Китежем».
Сценаристу «Кащея» Е. М. Петровскому в свою очередь казалось странным, что «опера-былина до сих пор остается единственной», и он попытался привлечь внимание композитора к былинам о Потоке. После окончания «Садко» новые сюжеты подробно обсуждались с В. И. Бельским, причем как былинные либо исторические древнерусские, так и «иностранные». На протяжении 90-х годов Римский-Корсаков неоднократно говорил о своем желании попробовать какой-либо иностранный сюжет, и чуть позже он осуществил это намерение в «Моцарте и Сальери», «Сервилии» и «Пане воеводе» (в последнем отчасти, потому что это хотя и не русская, но славянская опера). Среди неосуществленных замыслов этого рода к 90-м годам относятся: библейское сказание о Сауле и Давиде (мысль о нем не оставляла Римского-Корсакова в течение нескольких лет, и в 1897 году он сообщал Бельскому, что принял окончательное решение писать оперу на этот сюжет), мистерия «Земля и Небо» по Байрону (переговоры с Бельским о ней продолжались все 90-е годы и возобновились в 1900-е), «Навзикая» по Гомеру (замысел относится к середине 90-х годов и снова возникает в начале 1900-х), «Геро и Леандр» по античному мифу (конец 1900-х). Г. А. Орлов, специально занимавшийся исследованием незавершенных замыслов Римского-Корсакова, справедливо указывает, что их возникновение связано как с неугасающим интересом композитора к мифологическим источникам, к мифу как объективной этической опоре искусства, так и с грядущим, предчувствуемым Римским-Корсаковым возрождением в искусстве XX века сюжетов классической мифологии, Библии, Евангелия, средневековых легенд. Бесспорно и то, что названные выше и другие, осуществленные и неосуществленные, «отступления» от русской темы в оперном творчестве Римского-Корсакова подготовили рождение «Китежа». В тех же письмах к В. И. Бельскому от весны 1897 года, где речь идет об античных сюжетах, композитор говорил: «Может быть, принимаясь за сюжет библейский или древнегреческий, я отступлю от дороги единственной, по которой я способен идти, то есть русско-славянской оперы».
Его окончательное возвращение на эту дорогу - которую он, собственно, никогда и не покидал (конечно, не только потому, что за «Моцартом и Сальери» следует «Царская невеста», «Сервилию» окружают «Салтан» и «Кащей», а «Пан воевода» завершается одновременно с началом «Китежа»), - было не кругом, а витком спирали: «Теперь это был музыкант и мыслитель, прошедший серьезный искус, обогащенный трудным опытом, новым пониманием проблем и целей искусства, более ясно осознающий собственную творческую природу и возможности». Кроме того, на творческом подъеме после «Садко» композитору хотелось не оставаться при испытанном старом, а пробовать новое: «Повторяться не следует, а то как раз выдохнешься», - писал он еще одному страстному поклоннику «Садко», С. Н. Крутикову. И если в начале 90-х годов, в период «Млады», Римский-Корсаков отстаивал перед всеми собственное право на эпическую тему («Разве низкая задача рисовать языческий мир и природу сквозь языческое миросозерцание? Отчего же изображать любовь дона Алонзо Мерзавеца к донне Анне Ослабелле более высокая задача?», то теперь он с такой же пылкостью говорит о своем праве на лирику . Так, композитор был недоволен Стасовым и Балакиревым, которые наиболее высоко оценили в «Садко» первый - «народную часть», второй - «фантастическую», в то время как самому Римскому-Корсакову в этот момент были особенно дороги лирические страницы оперы - дуэт Садко и Волховы, колыбельная Волховы. Он был огорчен статьей о «Садко» Петровского, где былинные сцены превозносились как прекраснейший образец национального стиля, а все остальное как бы не замечалось. В письме к М. А. Врубелю в период сочинения «Царской невесты» он говорит: «...Если меня назовут лириком, то буду гордиться, а если назовут драматическим композитором - несколько обижусь». И действительно, обиделся - опять-таки на Стасова, который среди серии новых романсов выделил драматические «Анчар» и «Пророк», минуя те, в которых настроение элегическое или мечтательное, и на Бельского, который выразил радость по поводу появления «драматического» «Моцарта и Сальери», а не лирической кантаты «Свитезянка» и романсов.
Все это не означает, конечно, что композитор не знал цены «Садко» или «Моцарту и Сальери». «...Существует мнение, - писал он с иронией Кругликову, - что авторы сами не понимают своих вещей и ценят их ложно; например, умные люди говорят, что лучшие мои вещи суть „Псковитянка“ и симфоническая картина „Садко“. Хорошенький аттестат композитору! Кто прав, кто виноват? Композитор ли пятится назад или ценитель коснеет?». В данном случае речь идет о Стасове и Балакиреве, а также Кюи, но на место «Псковитянки» и симфонической картины могут быть поставлены другие названия, на место имен кучкистов другие имена. Римский-Корсаков последовательно сопротивлялся любой регламентации своего творчества, а такие попытки, естественно, умножились в период, когда он стал «лучшей надеждой русского искусства».
Конечно, повороты в творчестве композитора были связаны и с изменениями мира вокруг него. Как писал он сам Бельскому, «многие прежние идеалы разбиты вдребезги, в умах брожение, а самонадеянности и розовых мечтаний, присущих временам существования Могучей кучки, и следа нет. Много вещей у нас на глазах состарилось и выцвело, а многое, казавшееся устаревшим, по-видимому, впоследствии окажется свежим и крепким и даже вечным, если только что-нибудь может быть таковым». Выраженные в этих строках мысли типичны для эпохи fin de siecle. Среди «вечных маяков» Римского-Корсакова - древние мифы, бессмертные книги человечества, великие музыканты: Бах, Моцарт, Глинка, а возможно, и Чайковский, музыку которого он в эту пору по-настоящему полюбил, которую изучал в период работы над «Царской невестой» (и не только «Пиковую даму», но и симфонические, инструментальные жанры). И «вечные темы» - любовь, жизнь, смерть.
Новое пришло сначала как бы само собой летом 1897 года. В отличие от многих предыдущих сезонов на этот раз никакой оперной работы не имелось, и свободные месяцы композитор планировал посвятить «упражнениям»: «Летом, вероятно, буду писать мелочи - романсы, дуэты, хоры и т. д. Надо поучиться, то есть сделать побольше этюдов, а тогда уже приняться за большое, иначе легко начать повторяться», - писал он Бельскому. Еще весной, в апреле Римский-Корсаков, исполняя свой план, написал несколько романсов и почувствовал, что сочиняет их иначе, чем прежде: «Мелодия романсов, следя за изгибами текста, стала выходить у меня чисто вокальною, то есть становилась таковою в самом зарождении своем, сопровождаемая лишь намеками на гармонию и модуляцию. Сопровождение складывалось и вырабатывалось после сочинения мелодии, между тем как прежде, за малыми исключениями, мелодия создавалась как бы инструментально, то есть помимо текста, а лишь гармонируя с его общим содержанием, либо вызывалась гармонической основой, которая шла иногда впереди мелодии».
Можно предположить, что выразившееся в романсах «действительно голосовое письмо» было связано с находками «Садко»: овладение «уставным» речитативом способствовало овладению иным интонационным материалом. Такое предположение подтверждается высказыванием композитора в беседе с Ястребцевым: «Новый стиль, - говорил Римский-Корсаков, - можно было бы охарактеризовать словом „пластический“, и этот тип музыки особенно ясно сказался в романсах, а также в ариозном стиле речитативов „Садко“ и „Моцарта и Сальери“».
То обстоятельство, что новый стиль был сразу приложен не только к романсам, но и к оперным сценам «Моцарта и Сальери», объясняется тем, что в мыслях Римского-Корсакова в этот период постоянно возникал «Каменный гость » Даргомыжского и необходимость его переинструментовки. Хотя в 1897 году была заново инструментована лишь первая картина оперы, и то не летом, а в ноябре-декабре (остальная часть партитуры во второй оркестровой редакции относится к 1902 году), планы этой работы относятся к весне - началу лета 1897-го и отчасти были вызваны проектом постановки «Каменного гостя» в Обществе музыкальных собраний (Так, Н. М. Штруп в летних письмах 1897 года отговаривает композитора от работы над новой партитурой «Каменного гостя»: «Рассчитывать на сочувствие публики, на успех и распространение „Каменного гостя" в массе, думается мне, совсем невозможно. <...> „Борис" рассчитан на успех, на распространение, в нем жизнь и талант бьют ключом. Исправить его, дать ему нарядную, красивую внешность было с вашей стороны большой заслугой перед нашей музыкой, а в „Каменном госте" это будет пропащий труд». Чуть позже тот же корреспондент выражает радость по поводу появления нового сочинения: «Как я рад, что вы написали „Моцарта и Сальери"! Вот настоящий pendant к „Каменному гостю"».) . Как это часто бывало у Римского-Корсакова, обращение к прошлому и полемика с ним стимулировали рождение оригинальных идей. «Я был доволен, - вспоминал он в „Летописи“, - выходило нечто для меня новое и ближе всего подходящее к манере Даргомыжского в „Каменном госте“, причем, однако, форма и модуляционный план в „Моцарте“ не были столь случайными, как в опере Даргомыжского».
Еще одним важным фактором, обусловившим выбор сюжета, стали, по-видимому, другие летние упражнения 1897 года. Кроме романсов, композитор, как в былые годы, обратился к полифонии: «Сохранившаяся в архиве... нотная тетрадь показывает, что в течение лета 1897 года Николай Андреевич сверх прочих своих сочинений систематически упражнялся в писании фуг и прелюдий, а также производил анализы фуг по образцам Моцарта и Баха».
Сразу после окончания «Моцарт и Сальери» был отдан для разучивания мамонтовской труппе, но композитор в данном случае не был уверен в пригодности сочинения для сцены. В письме к Крутикову, исполнявшему роль заведующего репертуарной частью при Частной опере, он выражает сомнения: «Боюсь, что оркестр „Моцарта“ слишком прост и скромен (что между тем необходимо) и требует тонкой отделки, так как в нем нет обычной современной пышности, к которой все привыкли теперь. Боюсь также, не есть ли „Моцарт“ просто камерная музыка, способная производить впечатление в комнате, с фортепиано, без всякой сцены, и теряющая все свое обаяние на большой сцене. Ведь таков почти и „Каменный гость“; но тот все-таки несколько более декоративен. Там все-таки Испания, кладбище, статуя, Лаура с песнями, - а у меня комната, трактир, обыденные костюмы, хотя бы и прошлого столетия, и разговоры, и разговоры... Слишком все интимно и по-камерному. Может быть, и инструментовать-то его вовсе не следовало...». Через некоторое время, после премьеры в декабре 1898 года Кругликов дал исчерпывающий ответ на этот вопрос: «Вы глубоко не правы, думая, что не надо было „Моцарта“ оркестровать и приноравливать к сценическому воспроизведению... Напротив, именно на сцене, среди суженного павильона придуманных у Мамонтова декораций комнаты Сальери и номера в трактире „Золотого льва“ (декорации Врубеля. - М. Р. ), под звуки скромного, старомодного оркестра... Ваша пьеса при внимательном слушании... просто потрясает. <...> Это большое произведение . Конечно, его интимность, его уклонение от общеоперных эффектов - не для ежедневной оперной публики... но все-таки она - большое произведение ...». Несколькими месяцами ранее, после прослушивания оперы в исполнении Шаляпина (он пел обе партии) под аккомпанемент Рахманинова, подобное впечатление выразила Н. И. Забела: «Музыка этой вещи такая изящная, трогательная и вместе с тем такая умная...».
В некоторых рецензиях после премьеры высказывалось мнение, что, при удачной в целом «декламации» и «интересной» музыке, композитор оказался здесь поглощенным поэтическим текстом и звук в опере только оттеняет слово. Казалось бы, это мнение перекликается с суждением самого композитора о стиле «Моцарта и Сальери»: «Этот род музыки... исключительный и в большом количестве нежелательный... а написал я эту вещь из желания поучиться... Это, с одной стороны, чтобы узнать, насколько это трудно, - а с другой и сверх того, из-за несколько задетого самолюбия». Однако музыкальная драматургия произведения отнюдь не копирует источник, она ставит свои акценты в пушкинской «маленькой трагедии».
В превосходных анализах «Моцарта и Сальери», выполненных А. И. Кандинским, показано, как это происходит (Кандинский А. И. История русской музыки. М., 1979. Т. II. Кн. 2; Кандинский А. И. О музыкальных характеристиках в операх Римского-Корсакова 1890-х годов). Прежде всего, если у Пушкина центром трагедии, бесспорно, является фигура Сальери, то в опере главенствует образ Моцарта и его искусства, что глубоко согласуется с общей концепцией творчества Римского-Корсакова, направленной всегда к идеалу гармонии. Это выражено в композиции двух сцен оперы: первая сцена представляет собой концентрическую форму, где монологи Сальери обрамляют его беседу с Моцартом, ядро которой - импровизация Моцарта; сердцевина второй сцены - рассказ Моцарта о «черном человеке» и Реквием. По наблюдению А. И. Кандинского, различие персонажей выражено в различных типах их музыкально-интонационной характеристики. Так, в партии Сальери преобладает речитативно-ариозное письмо, близкое манере «Каменного гостя»; в партии же Моцарта не только постоянно возникают фрагменты его музыки - изящная ария из «Дон-Жуана», фортепианная импровизация, стилизованная Римским-Корсаковым по образцу Сонаты и Фантазии ре минор, фрагмент Реквиема (для сравнения: в партии Сальери цитировано лишь два такта из его «Тарара», и напевает эти такты не автор, а Моцарт), но и речевые эпизоды носят мелодический, завершенный характер: личность Моцарта - сама музыка. Кроме того, имеет значение стилистическое наклонение партии Сальери к признакам «домоцартовской» эпохи, интонационно-жанровым элементам «серьезного», «высокого» стиля - тема в духе сарабанды из оркестрового вступления, полифонический эпизод из первого монолога Сальери («Когда высоко звучал орган...») и т. д. Этот «строгий стиль» в соседстве со «свободной» музыкой Моцарта создает определенный драматургический контраст. Симфоническое единство партитуры усматривается в сквозном развитии комплекса тритоновых интонаций: он возникает в первой сцене, в партии Сальери, затем звучит в импровизации Моцарта, во вступлении ко второй картине, в теме «черного человека» и в Реквиеме, то есть характеризует и Моцарта и Сальери, их связь, их обреченность.
Как эстетический феномен «Моцарт и Сальери» - в высшей степени интересное произведение. Конечно, при его создании перед композитором вставала проблема совмещения «подлинных» фрагментов и «авторской» музыки. Можно понять С. Н. Кругликова, выразившего недоумение при получении известия о новой опере: «Горю нетерпением узнать все Вами сочиненное, - писал он осенью 1897 года... - а всего более „Моцарта и Сальери“, которого как-то с трудом представляю в оперном применении: и слепой скрипач, и Моцарт два раза должны играть не корсаковскую, а моцартовскую музыку, самую определенную, а не только подражания ее стилю... А ведь это самые музыкальные моменты текста; остальное много рассудочнее». Несмотря на эти трудности, музыкальная ткань сочинения получилась совершенно органичной и, кроме нескольких нарочно выделенных моментов, не оставляет ощущения рассудочной стилизации. В естественности разрешения сложной проблемы сказался опыт «объективного» художника, который, по словам Римского-Корсакова, должен уметь для каждого сюжета найти соответствующую форму, стиль, правдиво передать любое психологическое состояние. Кроме того, в этой опере выразились колоссальная музыкальная эрудиция композитора, его творческая любовь к классике, созвучность моцартовского духа его собственному миру.
В. И. Бельский, узнав о существовании «Моцарта и Сальери», написал: «Ваш „Моцарт“ - музыкальное воплощение такого же совершенного поэтического создания, как и „Каменный гость“, без сомнения, относится к категории „Каменного гостя“ Даргомыжского, но, наверно, совсем другого стиля, и если тот составляет высшее выражение исключительного стремления к музыкальной правде , то „Моцарт“ Ваш должен быть плодом гармонического сочетания влечений: как к могучей правде и выразительности, так и к лучезарной богине вашей, вышедшей из морской пены, - красоте ».
Конечно, вопрос оперной красоты и правды вовсе не разрешается противопоставлением: «Даргомыжский - Корсаков», однако суть проблемы уловлена здесь верно.
М. Рахманова
Дискография : CD - Olympia. Дирижер Эрмлер, Федин (Моцарт), Нестеренко (Сальери).
Иллюстрации: «Моцарт и Сальери». Михаил Врубель, 1884
