Классификация тембров голосов Голос – это музыкальный инструмент, который дан нам самой природой. Исследования речевого голоса Ф

Русский оперный и камерный певец (высокий бас).
Первый народный артист Республики (1918-1927, звание возвращено в 1991).

Сын крестьянина Вятской губернии Ивана Яковлевича Шаляпина (1837-1901), представителя древнего вятского рода Шаляпиных (Шелепиных). Мать Шаляпина - крестьянка из д. Дудинцы Кумёнской волости (Кумёнский район Кировской области), Евдокия Михайловна (в девичестве Прозорова).
В детстве Федор был певчим. Мальчиком его отдали на обучение сапожному делу к сапожникам Н.А. Тонкову, затем В.А. Андрееву. Получил начальное образование в частной школе Ведерниковой, затем в Четвёртом приходском училище в Казани, позже в Шестом начальном училище.

Началом своей артистической карьеры сам Шаляпин считал 1889 год, когда он поступил в драматическую труппу В.Б. Серебрякова, вначале на должность статиста.

29 марта 1890 года состоялось первое сольное выступление - партия Зарецкого в опере «Евгений Онегин», в постановке Казанского общества любителей сценического искусства. Весь май и начало июня 1890 года он - хорист опереточной антрепризы В.Б. Серебрякова. В сентябре 1890 года прибывает из Казани в Уфу и начинает работать в хоре опереточной труппы под руководством С.Я. Семёнова-Самарского.
Совершенно случайно пришлось из хориста преобразиться в солиста, заменив в опере Монюшко «Галька» в роли Стольника заболевшего артиста.
Этот дебют выдвинул 17-летнего парня, которому изредка стали поручать небольшие оперные партии, например Феррандо в «Трубадуре». В следующем году выступил в партии Неизвестного в «Аскольдовой могиле» Верстовского. Ему было предложено место в уфимском земстве, но в Уфу приехала малороссийская труппа Деркача, к которой и примкнул Шаляпин. Странствования с ней привели его в Тифлис, где ему впервые удалось серьёзно заняться своим голосом, благодаря певцу Д.А. Усатову. Усатов не только одобрил голос Шаляпина, но, ввиду отсутствия у последнего материальных средств, стал бесплатно давать ему уроки пения и вообще принял в нём большое участие. Он же устроил Шаляпина в тифлисскую оперу Людвигова-Форкатти и Любимова. Шаляпин прожил в Тифлисе целый год, исполняя в опере первые басовые партии.

В 1893 году он перебрался в Москву, а в 1894 году - в Санкт-Петербург, где пел в «Аркадии» в оперной труппе Лентовского, а зимой 1894-1895 гг. - в оперном товариществе в Панаевском театре, в труппе Зазулина. Прекрасный голос начинающего артиста и в особенности выразительная музыкальная декламация в связи с правдивой игрой обратили на него внимание критики и публики.
В 1895 году был принят дирекцией Санкт-Петербургских Императорских театров в состав оперной труппы: он поступил на сцену Мариинского театра и с успехом пел партии Мефистофеля («Фауст») и Руслана («Руслан и Людмила»). Разнообразное дарование Шаляпина выразилось и в комической опере «Тайный брак» Д. Чимарозы, но все же не получило должной оценки. Сообщают, что в сезон 1895-1896 годах он «появлялся довольно редко и притом в мало подходящих для него партиях». Известный меценат С.И. Мамонтов, державший в то время оперный театр в Москве, первый заметив в Шаляпине дарование из ряда вон выходящее, уговорил его перейти в свою частную труппу. Здесь в 1896-1899 годах Шаляпин развился в художественном смысле и развернул свой сценический талант, выступив в ряде ответственных ролей. Благодаря его тонкому пониманию русской музыки вообще и новейшей в частности, он совершенно индивидуально, но вместе с тем глубоко правдиво создал ряд значительных образов отечественной оперной классики:
Иван Грозный в «Псковитянке» Н.А. Римского-Корсакова; Варяжский гость в его же «Садко»; Сальери в его же «Моцарте и Сальери»; Мельник в «Русалке» А.С. Даргомыжского; Иван Сусанин в «Жизни за царя» М.И. Глинки; Борис Годунов в одноименной опере М.П. Мусоргского, Досифей в его же «Хованщине» и во многих других операх.
В то же время он много работал и над ролями в иностранных операх; так, например, роль Мефистофеля в «Фаусте» Гуно в его передаче получила поразительно яркое, сильное и своеобразное освещение. За эти годы Шаляпин приобрёл громкую известность.

Шаляпин был солистом Русской Частной оперы, созданной С.И. Мамонтовым, в течение четырёх сезонов - с 1896 по 1899 годы. В автобиографической книге «Маска и душа», Шаляпин характеризует эти годы творческой жизни как важнейшие: «У Мамонтова я получил тот репертуар, который дал мне возможность разработать все основные черты моей артистической натуры, моего темперамента».

С 1899 года он снова на службе в Императорской русской опере в Москве (Большой театр), где пользовался громадным успехом. Он был высоко оценён в Милане, где выступил в театре «La Scala» в заглавной роли Мефистофеля А. Бойто (1901, 10 представлений). Гастроли Шаляпина в Петербурге на Мариинской сцене составляли своего рода события в петербургском музыкальном мире.
В революцию 1905 года жертвовал сборы от своих выступлений рабочим. Его выступления с народными песнями («Дубинушка» и др.) порой превращались в политические демонстрации.
С 1914 года выступает в частных оперных антрепризах С.И. Зимина (Москва), А.Р. Аксарина (Петроград).
В 1915 году состоялся дебют в кино, главная роль (царь Иван Грозный) в исторической кинодраме «Царь Иван Васильевич Грозный» (по драме Льва Мея «Псковитянка»).

В 1917 году в постановке оперы Дж. Верди «Дон Карлос» в Москве выступает не только как солист (партия Филиппа), но и как режиссёр. Следующий его режиссёрский опыт - опера «Русалка» А.С. Даргомыжского.

В 1918-1921 годах - художественный руководитель Мариинского театра.
С 1922 года - на гастролях за границей, в частности в США, где его американским импресарио был Соломон Юрок. Певец уехал туда вместе со второй женой - Марией Валентиновной.

Долгое отсутствие Шаляпина вызывало подозрения и отрицательное отношение в Советской России; так, в 1926 году В.В. Маяковский писал в «Письме к Горькому»:
Или жить вам,
как живёт Шаляпин,
раздушёнными аплодисментами оляпан?
Вернись
теперь
такой артист
назад
на русские рублики -
я первый крикну:
- Обратно катись,
народный артист Республики!

В 1927 году сборы от одного из концертов Шаляпин пожертвовал детям эмигрантов, что было представлено 31 мая 1927 года в журнале «ВСЕРАБИС» неким сотрудником «ВСЕРАБИСа» С. Симоном как поддержка белогвардейцев. Подробно об этой истории рассказывается в автобиографии Шаляпина «Маска и душа». 24 августа 1927 года постановлением СНК РСФСР он был лишён звания Народного артиста и права возвращаться в СССР; обосновывалось это тем, что он не желал «вернуться в Россию и обслужить тот народ, звание артиста которого было ему присвоено» или, согласно другим источникам, тем, что он якобы жертвовал деньги эмигрантам-монархистам.

В конце лета 1932 года исполняет главную роль в кинофильме «Дон-Кихот» австрийского кинорежиссёра Георга Пабста по одноименному роману Сервантеса. Фильм был снят сразу на двух языках - английском и французском, с двумя составами актёров, музыку к фильму написал Жак Ибер. Натурные съемки кинофильма проходили близ города Ницца.
В 1935-1936 годах певец отправляется в свои последние гастроли на Дальний Восток, дав 57 концертов в Маньчжурии, Китае и Японии. Во время гастролей его аккомпаниатором был Жорж де Годзинский. Весной 1937 года у него обнаружили лейкоз, а 12 апреля 1938 года он скончался в Париже на руках жены. Был похоронен на парижском кладбище Батиньоль. В 1984 году его сын Фёдор Шаляпин-младший добился перезахоронения его праха в Москве на Новодевичьем кладбище.

10 июня 1991 года, через 53 года после смерти Фёдора Шаляпина, Совет министров РСФСР принял постановление № 317: "Отменить постановление Совнаркома РСФСР от 24 августа 1927 года «О лишении Ф. И. Шаляпина звания „Народный артист“ как необоснованное.»

Шаляпин был дважды женат, и от обоих браков у него было рождено 9 детей (один умер в раннем возрасте от аппендицита).
Со своей первой женой Фёдор Шаляпин познакомился в Нижнем Новгороде, и они обвенчались в 1898 году в церкви села Гагино. Это была молодая итальянская балерина Иола Торнаги (Иола Игнатьевна Ле-Прести (по сцене Торнаги), скончалась в 1965 году в возрасте 92 лет), родившаяся в городе Монца (недалеко от Милана). Всего у Шаляпина в этом браке родилось шестеро детей: Игорь (умер в возрасте 4 лет), Борис, Фёдор, Татьяна, Ирина, Лидия. Фёдор и Татьяна были близнецами. Иола Торнаги долгое время жила в России и только в конце 1950-х годов, по приглашению сына Фёдора, переехала в Рим.
Уже имея семью, Фёдор Иванович Шаляпин сближается с Марией Валентиновной Петцольд (урождённая Элухен, в первом браке - Петцольд, 1882-1964), у которой было двое своих детей от первого брака. У них рождаются трое дочерей: Марфа (1910-2003), Марина (1912-2009) и Дасия (1921-1977). Дочь Шаляпина Марина (Марина Фёдоровна Шаляпина-Фредди), прожила дольше всех его детей и скончалась на 98-м году жизни.
Фактически у Шаляпина появилась вторая семья. Первый брак не был расторгнут, а второй не был зарегистрирован и считался недействительным. Получилось, что у Шаляпина в старой столице была одна семья, а в новой - другая: одна семья не ездила в Петербург, а другая - в Москву. Официально брак Марии Валентиновны с Шаляпиным был оформлен в 1927 году уже в Париже.

призы и награды

1902 - бухарский орден Золотой звезды III степени.
1907 - Золотой крест Прусского орла.
1910 - звание Солиста Его Величества (Россия).
1912 - звание Солиста Его Величества итальянского короля.
1913 - звание Солиста Его Величества английского короля.
1914 - английский орден за особые заслуги в области искусства.
1914 - русский орден Станислава III степени.
1925 - командор ордена Почётного легиона (Франция).

Фёдор Шаляпин с детства обладал красивым голосом.

"… Я помню себя пяти лет. Тёмным вечером осени я сижу на полатях у мельника - Тихона Карповича, в деревне Ометовой, около Казани, за Суконной слободой. Жена мельника, Кирилловна, моя мать, две-три соседки прядут пряжу в полутемной комнате, освещённой неровным, неярким светом лучины.

Лучина воткнута в железное держальце - светец; отгорающие угли падают в ушат с водою, и шипят, и вздыхают, а по стенам ползают тени, точно кто-то невидимый развешивает чёрную кисею. Дождь шумит за окнами; в трубе вздыхает ветер…"

Не раз ловила себя на мысли о том, что для того, чтобы из ребёнка вырос гений, в его детстве обязательно должно присутствовать нечто романтическое - живой огонь, живой ветер, живая вода, народные предания, сказки, свет луны, неспешно льющийся в окно, и блуждание теней…

В общем, ощущение таинственности, когда сердце замирает, душа трепещет или парит, а сознание пытается проникнуть в сердцевину явления или чувства и попробовать их разгадать…чтобы потом своё виденье мира предложить другим.

И не важно, кто гений - музыкант, поэт, художник, учёный.

Именно такое детство, несмотря на бедность его семьи, было у Фёдора Шаляпина.

Федор Иванович Шаляпин родился 13 февраля 1873 года в Казани в семье мелкого чиновника. Отец его служил архивариусом в уездной земской управе. А мать была подёнщицей.

Жила семья очень бедно, и сам Шаляпин вспоминал своё детство как полуголодное. Ни о какой гимназии смышлёному мальчику мечтать не приходилось. Очень рано родители отдали его учиться ремеслу у сапожника, а потом у токаря. Но затем отцу всё-таки удалось устроить сына в 6-е городское четырёхклассное училище, которое Федя окончил с похвальной грамотой.

После чего отец устроил его писцом вначале в уездную земскую управу, потом к ростовщику, и после этого в судебную палату.

Но Шаляпину совсем не нравилось быть писарем, поэтому он ни на одном месте долго не задерживался.

Фёдор Шаляпин с детства обладал красивым голосом.

Сосед научил его азам нотной грамоты, и Шаляпин стал петь в церковном слободском хоре.

Пение юного певца понравилось людям, и его стали приглашать петь не только в другие церкви, но и на свадьбы, похороны, потом взяли в архиерейский хор в Спасском монастыре. Но после того как голос стал ломаться, пение пришлось на время оставить. В 1890 году голос вернулся к Шаляпину в виде чудесного баритона, и его приняли в уфимскую оперную труппу Семенова-Самаринского.

Дебютной вещью, исполненной Шаляпиным на сцене, была хоровая партия в комической опере "Певец из Палермо". Юноша так хорошо справлялся с доверенными ему партиями, что вскоре Шаляпину стали поручать сольные партии.

После завершения сезона Шаляпин присоединился к малороссийской бродячей труппе Деркача. Объехал с ней города Урала и Поволжья, а потом оказался в Средней Азии.

В 1892 году в Баку Шаляпин вступил во французскую оперно-опереточную труппу Лассаля и выступил в нескольких спектаклях. Но труппа распалась.

Оставшийся без денег, Шаляпин с трудом добрался до Тифлиса и перебивался случайными заработками, пока не устроился писцом в управление Закавказской железной дороги.

Фёдору повезло - на него обратил внимание знаменитый тифлисский учитель пения Усатов, который, видя в юноше огромный талант, взялся заниматься с ним бесплатно и даже выхлопотал своему учёнику небольшую стипендию.

В доме учителя за обедами Федя научился хорошим манерам, которые пригодились ему в будущем. Шаляпин на всю жизнь сохранил в своём сердце искреннюю благодарность и любовь к своему учителю.

Фёдор выступал в концертах, организуемых Тифлисским Музыкальным кружком, а затем в 1893 году его пригласили Тифлисский оперный театр, и он стал выступать на профессиональной сцене. Репертуар его расширился до 12 партий из различных опер.

Публика была в восторге от молодого певца, особенно потрясающе он пел в роли Мельника из "Русалки" и Тонио из "Паяцев"

В 1894 году, поправив своё материальное положение, Шаляпин отправился в Москву, в надежде попасть в Большой театр. Но, увы, это ему не удалось, и он устроился в оперную труппу Петросьяна, которую набирали для петербургского театра "Аркадия" в Новой деревне.

Так Шаляпин оказался в столице Российской империи, но, к сожалению, через два месяца театр Петросьяна разорился, и Шаляпин там же в Петербурге вступил в товарищество оперных певцов Панаевского театра. Вскоре его заметили, и в 1895 году с ним заключила контракт на 3 года дирекция Мариинского театра.

Сначала Шаляпин пел на вторых ролях, но в апреле 1896 года он спел партию Мельника в "Русалке", заменяя заболевшего баса, публика и критика пришли в восторг, о нём стали писать в газетах - и Шаляпин стал известным.

Летом он получил приглашение выступить на Нижегородской ярмарке в частной оперной труппе известного русского миллионера и мецената Саввы Мамонтова, который задумал создать чисто русский оперный театр и для осуществления этой цели, пригласил лучших певцов и музыкантов из столицы.

Осенью Мамонтов предложил Шаляпину оставить Мариинку и перейти в его оперу, которая вот-вот должна была начать выступать в Москве.

Зарплата, которую предложил Фёдору Ивановичу Мамонтов, втрое превышала его зарплату на казённой сцене, и Шаляпин согласился.

По воспоминаниям Шаляпина, Мамонтов сказал ему:

новую оперу

Дебютной партией Шаляпина в Москве была партия Сусанина в опере Глинки. Не меньший успех принесло ему исполнение партии Мефистофеля в "Фаусте". А после исполнения партии Ивана Грозного в "Псковитянке" Римского-Корсакова слава просто обрушилась на Шаляпина.

И, можно сказать, уже не покидала его, какие бы партии он ни исполнял - Досифая в "Хованщине" Мусоргского, Варяжского гостя в "Садко" Римского-Корсакова, Олоферна в "Юдифи", Сальери в "Моцарте и Сальери". Говорят, что особенно потрясающим было исполнение Шаляпиным роли Бориса Годунова в опере "Борис Годунов" Мусоргского.

Критики писали, что с появлением в репертуаре партии Годунова Шаляпин был признан первым оперным певцом России.

Дирекции императорских театров, не жалея денег, соревновались за право заполучить Шаляпина на свою сцену. В 1899 году Шаляпин подписал трёхлетний контракт с Большим театром.

Летом 1898 года Фёдор Иванович женился на артистке мамонтовского театра, итальянской танцовщице Иоле Тарнаги.

Шаляпин был известен не только в России, но и за рубежом. В 1900 году он получил приглашение от Миланского театра La Scala исполнить партию Мефистофеля в одноименной опере Бойото. Готовясь к этим гастролям, Шаляпин занимался итальянским языком, тщательно продумывал образ и костюм Мефистофеля.

Его выступление состоялось 16 марта 1901 года, зрители были потрясены, и восторженные аплодисменты не прекращались. На следующее утро Шаляпин проснулся мировой знаменитостью. И после этого он совершал зарубежные гастрольные поездки практически ежегодно.

В 1908 году Дягилев привёз в Париж целый оперный спектакль — "Бориса Годунова" с Шаляпиным в заглавной партии. В 1910 году французский композитор Массне специально для Шаляпина написал оперу "Дон Кихот".

Революцию Шаляпин встретил благожелательно. В апреле 1918 года он вернулся в Мариинский театр.

В ноябре 1918 года постановлением Совнаркома ему было присуждено звание народного артиста. В 1919 году Шаляпин вошёл в состав дирекции театра и практически стал его художественным руководителем.

До 1920 года он пел только в России, борясь в многочисленными "шариковыми", которые требовали выбросить оперу за борт, как буржуазный пережиток прошлого.

В 1920 году Шаляпин возобновил зарубежные гастроли, которые имели потрясающий успех.

В апреле 1922 года Шаляпин ненадолго приезжал в Питер. А потом эмигрировал во Францию и поселился в своей квартире в Париже.

В 1927 году советское правительство лишило Фёдора Ивановича звания народного артиста.

Шаляпин тем временем гастролировал по всему миру, а в 1932 году снялся в звуковом фильме "Дон Кихот", который посмотрели миллионы зрителей во многих странах мира и который стал заметным явлением киноискусства.

Мировая слава Шаляпина росла с каждым годом. Люди готовы были покупать билеты за баснословную цену, лишь бы услышать и увидеть Фёдора Ивановича.

Но в 1936 году стало ухудшаться здоровье Шаляпина, в 1937 году у него обнаружилась болезнь сердца и лёгких. Фёдор Иванович заметно одряхлел, и в 1938 году скончался от лейкемии.

Шаляпин мечтал быть похороненным на родине. Через 46 лет после смерти прах великого певца перевезли в Москву и 29 октября 1984 года захоронили на Новодевичьем кладбище.

Наталия Антонова

Федор Иванович Шаляпин родился 13 февраля 1873 года в Казани, в бедной семье Ивана Яковлевича Шаляпина, крестьянина из деревни Сырцово Вятской губернии. Мать, Евдокия (Авдотья) Михайловна (урожденная Прозорова), родом из деревни Дудинской той же губернии. Уже в детском возрасте Федор обладал красивым голосом (дискант) и часто подпевал матери, «подлаживая голоса». С девяти лет пел в церковных хорах, пытался научиться играть на скрипке, много читал, но вынужден работать учеником сапожника, токаря, столяра, переплетчика, переписчика. В двенадцать лет участвовал в спектаклях гастролировавшей в Казани труппы в качестве статиста. Неуемная тяга к театру приводила его в различные актерские труппы, с которыми он кочевал по городам Поволжья, Кавказа, Средней Азии, работая то грузчиком, то крючником на пристани, часто голодая и ночуя на скамейках.

"…По-видимому, и в скромном амплуа хориста я успел выказать мою природную музыкальность и недурные голосовые средства. Когда однажды один из баритонов труппы внезапно, накануне спектакля, почему-то отказался от роли Стольника в опере Монюшко «Галька», а заменить его в труппе было некем, то антрепренер Семенов-Самарский обратился ко мне - не соглашусь ли я спеть эту партию. Несмотря на мою крайнюю застенчивость, я согласился. Это было слишком соблазнительно: первая в жизни серьезная роль. Я быстро разучил партию и выступил.

Несмотря на печальный инцидент в этом спектакле (я сел на сцене мимо стула), Семенов-Самарский все же был растроган и моим пением, и добросовестным желанием изобразить нечто похожее на польского магната. Он прибавил мне к жалованью пять рублей и стал также поручать мне другие роли. Я до сих пор суеверно думаю: хороший признак новичку в первом спектакле на сцене при публике сесть мимо стула. Всю последующую карьеру я, однако, зорко следил за креслом и опасался не только сесть мимо, но и садиться в кресло другого…

В этот первый мой сезон я спел еще Фернандо в «Трубадуре» и Неизвестного в «Аскольдовой могиле». Успех окончательно укрепил мое решение посвятить себя театру".

Затем молодой певец перебрался в Тифлис, где брал бесплатные уроки пения у известного певца Д. Усатова, выступал в любительских и ученических концертах. В 1894 году пел в спектаклях, проходивших в петербургском загородном саду «Аркадия», затем в Панаевском театре. Пятого апреля 1895 года дебютировал в партии Мефистофеля в опере «Фауст» Ш. Гуно в Мариинском театре.

В 1896 году Шаляпин был приглашен С. Мамонтовым в Московскую частную оперу, где занял ведущее положение и во всей полноте раскрыл свой талант, создав за годы работы в этом театре целую галерею незабываемых образов в русских операх: Иван Грозный в «Псковитянке» Н. Римского-Корсакова (1896); Досифей в «Хованщине» М. Мусоргского (1897); Борис Годунов в одноименной опере М. Мусоргского (1898) и др. «Одним великим художником стало больше», - писал о двадцатипятилетнем Шаляпине В. Стасов.

Общение в мамонтовском театре с лучшими художниками России (В. Поленовым, В. и А. Васнецовыми, И. Левитаном, В. Серовым, М. Врубелем, К. Коровиным и другими) давало певцу мощные стимулы для творчества: их декорации и костюмы помогали в создании убедительного сценического образа. Ряд оперных партий в театре певец подготовил с тогда еще начинающим дирижером и композитором Сергеем Рахманиновым. Творческая дружба объединяла двух великих художников до конца жизни. Рахманинов посвятил певцу несколько романсов, в том числе «Судьба» (стихи А. Апухтина), «Ты знал его» (стихи Ф. Тютчева).

Глубоко национальное искусство певца восхищало его современников. «В русском искусстве Шаляпин - эпоха, как Пушкин», - писал М. Горький. В опоре на лучшие традиции национальной вокальной школы Шаляпин открыл новую эру в отечественном музыкальном театре. Он сумел удивительно органично соединить два важнейших начала оперного искусства - драматическое и музыкальное, - подчинить свой трагедийный дар, уникальную сценическую пластику и глубокую музыкальность единому художественному замыслу.

С 24 сентября 1899 года Шаляпин - ведущий солист Большого и одновременно Мариинского театров, с триумфальным успехом гастролирует за рубежом. В 1901 году в миланском «Ла Скала» он с огромным успехом поет партию Мефистофеля в одноименной опере А. Бойто с Э. Карузо, дирижировал А. Тосканини. Мировую славу русского певца утвердили гастроли в Риме (1904), Монте-Карло (1905), Оранже (Франция, 1905), Берлине (1907), Нью-Йорке (1908), Париже (1908), Лондоне (1913/14). Божественная красота голоса Шаляпина покоряла слушателей всех стран. Его высокий бас, поставленный от природы, с бархатистым, мягким тембром, звучал полнокровно, мощно и обладал богатейшей палитрой вокальных интонаций. Эффект художественного перевоплощения изумлял слушателей, - тут не только внешний облик, но и глубокое внутреннее содержание, которое передавала вокальная речь певца. В создании емких и сценически выразительных образов певцу помогает его необычайная многогранность: он и скульптор, и художник, пишет стихи и прозу. Такая разносторонняя одаренность великого артиста напоминает мастеров эпохи Возрождения, - не случайно современники сравнивали его оперных героев с титанами Микеланджело. Искусство Шаляпина перешагнуло национальные границы и повлияло на развитие мирового оперного театра. Многие западные дирижеры, артисты и певцы могли бы повторить слова итальянского дирижера и композитора Д. Гавадзени: «Новаторство Шаляпина в сфере драматической правды оперного искусства оказало сильное воздействие на итальянский театр… Драматическое искусство великого русского артиста оставило глубокий и непреходящий след не только в области исполнения русских опер итальянскими певцами, но и в целом, на всем стиле их вокально-сценической интерпретации, в том числе произведений Верди…»

"Шаляпина привлекали характеры сильных людей, охваченных идеей и страстью, переживающих глубокую душевную драму, а также яркие острокомедийные образы, - отмечает Д.Н. Лебедев. - С потрясающей правдивостью и силой раскрывает Шаляпин трагедию несчастного, обезумевшего от горя отца в «Русалке» или мучительный душевный разлад и угрызения совести, испытываемые Борисом Годуновым.

В сочувствии к человеческим страданиям проявляется высокий гуманизм - неотъемлемое свойство прогрессивного русского искусства, зиждущегося на народности, на чистоте и глубине чувств. В этой народности, наполнявшей все существо и все творчество Шаляпина, коренится сила его таланта, тайна его убедительности, понятности каждому, даже неискушенному человеку".

Шаляпин категорически против наигранной, деланной эмоциональности: «Всякая музыка всегда так или иначе выражает чувства, а там, где есть чувства, механическая передача оставляет впечатление страшного однообразия. Холодно и протокольно звучит эффектная ария, если в ней не разработана интонация фразы, если звук не окрашен необходимыми оттенками переживаний. В этой интонации… которую я признавал обязательной для передачи русской музыки, нуждается и музыка западная, хотя в ней меньше, чем в русской, психологической вибрации».

Для Шаляпина характерна яркая, насыщенная концертная деятельность. Слушателей неизменно восхищало исполнение им романсов «Мельник», «Старый капрал», «Титулярный советник» Даргомыжского, «Семинарист», «Трепак» Мусоргского, «Сомнение» Глинки, «Пророк» Римского-Корсакова, «Соловей» Чайковского, «Двойник» Шуберта, «Я не сержусь», «Во сне я горько плакал» Шумана.

Вот что писал об этой стороне творческой деятельности певца замечательный русский музыковед академик Б. Асафьев:

«Шаляпин пел истинно камерную музыку, бывало, так сосредоточенно, так вглубь, что казалось, он с театром ничего общего не имеет и никогда не прибегает к требуемому сценой акценту на аксессуарах и видимости выражения. Совершенное спокойствие и сдержанность овладевали им. Например, помню „Во сне я горько плакал“ Шумана - одно звучание, голос в тишине, эмоция скромная, затаенная, - а исполнителя словно нет, и нет этого крупного, жизнерадостного, щедрого на юмор, на ласку, ясного человека. Звучит одиноко голос - и в голосе все: вся глубь и полнота человеческого сердца… Лицо неподвижное, глаза выразительные донельзя, но по-особенному, не так, как, скажем, у Мефистофеля в знаменитой сцене со студентами или в саркастической серенаде: там они горели злобно, с издевкой, а тут глаза человека, ощутившего стихию скорби, но понявшего, что только в суровой дисциплине ума и сердца - в ритме всех своих проявлений - человек обретает власть и над страстями и над страданиями».

Пресса любила подсчитывать гонорары артиста, поддерживая миф о баснословном богатстве, о жадности Шаляпина. Что с того, что этот миф опровергают афиши и программы множества благотворительных концертов, известные выступления певца в Киеве, Харькове и Петрограде перед огромной рабочей аудиторией? Досужая молва, газетные слухи и сплетни не раз вынуждали артиста браться за перо, опровергать сенсации и домыслы, уточнять факты собственной биографии. Бесполезно!

В годы Первой мировой войны гастрольные поездки Шаляпина прекратились. Певец открыл на свои средства два лазарета для раненых солдат, но не рекламировал свои «благодеяния». Юрист М.Ф. Волькенштейн, который много лет вел финансовые дела певца, вспоминал: «Если б только знали, сколько через мои руки прошло денег Шаляпина для помощи тем, кто в этом нуждался!»

После Октябрьской революции 1917 года Федор Иванович занимался творческим переустройством бывших императорских театров, был выборным членом дирекций Большого и Мариинского театров, руководил в 1918 году художественной частью последнего. В том же году был первым из деятелей искусств, удостоенных звания народного артиста Республики. Певец стремился уйти от политики, в книге своих воспоминаний он писал: «Если я в жизни был чем-нибудь, так только актером и певцом, моему призванию я был предан безраздельно. Но менее всего я был политиком».

Внешне могло показаться, что жизнь Шаляпина благополучна и творчески насыщенна. Его приглашают выступать на официальных концертах, он много выступает и для широкой публики, его награждают почетными званиями, просят возглавить работу разного рода художественных жюри, советов театров. Но тут же звучат резкие призывы «социализировать Шаляпина», «поставить его талант на службу народу», нередко высказываются сомнения в «классовой преданности» певца. Кто-то требует обязательного привлечения его семьи к выполнению трудовой повинности, кто-то выступает с прямыми угрозами бывшему артисту императорских театров… «Я все яснее видел, что никому не нужно то, что я могу делать, что никакого смысла в моей работе нет», - признавался артист.

Конечно, Шаляпин мог защитить себя от произвола ретивых функционеров, обратившись с личной просьбой к Луначарскому, Петерсу, Дзержинскому, Зиновьеву. Но находиться в постоянной зависимости от распоряжений даже столь высоких руководящих лиц административно-партийной иерархии артисту унизительно. К тому же и они часто не гарантировали полной социальной защищенности и уж никак не вселяли уверенности в завтрашнем дне.

Весной 1922 года Шаляпин не вернулся из зарубежных гастролей, хотя продолжал некоторое время считать свое невозвращение временным. Значительную роль в случившемся сыграло домашнее окружение. Забота о детях, страх оставить их без средств к существованию заставляли Федора Ивановича соглашаться на бесконечные гастроли. Старшая дочь Ирина осталась жить в Москве с мужем и матерью, Полой Игнатьевной Торнаги-Шаляпиной. Другие дети от первого брака - Лидия, Борис, Федор, Татьяна - и дети от второго брака - Марина, Марфа, Дассия и дети Марии Валентиновны (второй жены), Эдуард и Стелла, жили вместе с ними в Париже. Шаляпин особенно гордился сыном Борисом, который, по словам Н. Бенуа, добился «большого успеха как пейзажист и портретист». Федор Иванович охотно позировал сыну; сделанные Борисом портреты и зарисовки отца «являются бесценнейшими памятниками великому артисту…».

На чужбине певец пользовался неизменным успехом, гастролируя почти во всех странах мира - в Англии, Америке, Канаде, Китае, Японии, на Гавайских островах. С 1930 года Шаляпин выступал в труппе «Русская опера», спектакли которой славились высоким уровнем постановочной культуры. Особый успех в Париже имели оперы «Русалка», «Борис Годунов», «Князь Игорь». В 1935 году Шаляпина избрали членом Королевской академии музыки (вместе с А. Тосканини) и вручили диплом академика. В репертуаре Шаляпина было около 70 партий. В операх русских композиторов он создал непревзойденные по силе и жизненной правде образы Мельника («Русалка»), Ивана Сусанина («Иван Сусанин»), Бориса Годунова и Варлаама («Борис Годунов»), Ивана Грозного («Псковитянка») и многие другие. Среди лучших партий в западноевропейской опере - Мефистофель («Фауст» и «Мефистофель»), Дон Базилио («Севильский цирюльник»), Лепорелло («Дон Жуан»), Дон Кихот («Дон Кихот»). Столь же велик был Шаляпин в камерно-вокальном исполнительстве. Здесь он привнес элемент театральности и создал своеобразный «театр романса». Его репертуар включал до четырехсот песен, романсов и произведений камерно-вокальной музыки других жанров. В число шедевров исполнительского мастерства вошли «Блоха», «Забытый», «Трепак» Мусоргского, «Ночной смотр» Глинки, «Пророк» Римского-Корсакова, «Два гренадера» Р. Шумана, «Двойник» Ф. Шуберта, а также русские народные песни «Прощай, радость», «Не велят Маше за реченьку ходить», «Из-за острова на стрежень».

В 20-30-е годы им сделано около трехсот грамзаписей. «Люблю граммофонные записи… - признавался Федор Иванович. - Меня волнует и творчески возбуждает мысль, что микрофон символизирует собой не какую-то конкретную публику, а миллионы слушателей». Певец был очень требователен к записям, среди его любимых - запись «Элегии» Массне, русских народных песен, которые он включал в программы своих концертов на протяжении всей творческой жизни. По воспоминанию Асафьева, «широкое, могучее неизбывное дыхание великого певца насыщало напев, и, слышалось, нет предела полям и степям нашей Родины».

24 августа 1927 года Совет народных комиссаров принимает постановление о лишении Шаляпина звания народного артиста. В возможность снятия с Шаляпина звания народного артиста, о чем поползли слухи уже весной 1927 года, Горький не верил: «Звание же народного артиста, данное тебе Совнаркомом, только Совнаркомом и может быть аннулировано, чего он не делал, да, разумеется, и не сделает». Однако на деле все произошло иначе, совсем не так, как предполагал Горький…

Родился в семье крестьянина Ивана Яковлевича из деревни Сырцово, который служил в земской управе, и Евдокии Михайловны из деревни Дудинской Вятской губернии.

Сначала маленького Федора, стараясь приставить «к делу», отдали в ученики к сапожнику Н.А. Тонкову, затем В.А. Андрееву, затем к токарю, позднее к столяру.

В раннем детстве у него проявился красивый голос дискант и он часто пел вместе с матерью. В 9 лет он начал петь в церковном хоре, куда его привел регент Щербицкий, их сосед, и начал зарабатывать на свадьбах и похоронах. Отец купил на толкучке скрипку для сына и Федор пытался на ней играть.

Позднее Федор поступил в 6-е городское четырехклассное училище, где был замечательный учитель Н.В. Башмаков, которое закончил с похвальной грамотой.

В 1883 году Федор Шаляпин впервые попал в театр и дальше стремился смотреть все спектакли

С 12 лет он начал участвовать в спектаклях гастролировавшей труппы в качестве статиста.

В 1889 году поступил в драматическую труппу В.Б. Серебрякова статистом.

29 марта 1890 года Федор Шаляпин дебютировал с партией Зарецкого в опере П.И. Чайковского «Евгений Онегин», поставленной Казанским обществом любителей сценического искусства. Вскоре он переезжает из Казани в Уфу, где выступает в хоре труппы С.Я. Семенова-Самарского.

В 1893 году Федор Шаляпин переехал в Москву, а в 1894 году – в Санкт-Петербург, где начал петь в загородном саду «Аркадия», в театре В.А. Панаева и в труппе В.И. Зазулина.

В 1895 году дирекция Санкт-петербургских оперных театров приняла его в состав труппы Мариинского театра, где он пел партии Мефистофеля в «Фаусте» Ш. Гуно и Руслана в «Руслане и Людмиле» М.И. Глинки.

В 1896 году С.И.Мамонтов предложил Федору Шаляпину петь в его Московской частной опере и переехать в Москву.

В 1899 году Федор Шаляпин стал ведущим солистом Большого театра в Москве и, гастролируя, с огромным успехом выступал в Мариинском театре.

В 1901 году Федор Шаляпин дал 10 триумфальных представлений в «Ла Скала» в Милане в Италии и проехал с концертным турне по Европе.

С 1914 года он начал выступать в частных оперных антрепризах С.И. Зимина в Москве и А.Р. Аксарина в Петрограде.

В 1915 году Федор Шаляпин исполнил роль Ивана Грозного в кинодраме «Царь Иван Васильевич Грозный» по драме Л. Мея «Псковитянка».

В 1917 году Федор Шаляпин выступил как режиссер, поставив в Большом театре оперу Д. Верди «Дон Карлос».

После 1917 года он был назначен художественным руководителем Мариинского театра.

В 1918 году Федору Шаляпину было присвоено звание народного артиста Республики, но в 1922 году он выехал на гастроли в Европу и там остался, продолжив успешно выступать в Америке и Европе.

В 1927 году Федор Шаляпин пожертвовал деньги священнику в Париже для детей русских эмигрантов, что было представлено как помощь "белогвардейцам на борьбу с Советской властью" 31 мая 1927 года в журнале «Всерабис» С. Симоном. И 24 августа 1927 года СНК РСФСР постановлением лишил его звания Народного артиста и запретил возвращаться в СССР. Это постановление было отменено Советом Министров РСФСР 10 июня 1991 "как необоснованное".

В 1932 году он снялся в главной роли в фильме «Приключения Дон Кихота» Г. Пабста по роману Сервантеса.

В 1932 -1936 Федор Шаляпин поехал в гастроли на Дальний Восток. В Китае, Японии, Маньчжурии он дал 57 концертов.

В 1937 году ему был поставлен диагноз лейкемия.

12 апреля 1938 года Федор скончался и был похоронен на кладбище Батиньоль в Паржие во Франции. В 1984 году его прах был перенесен в Россию и 29 октября 1984 года перезахоронен на Новодевичьем кладбище в Москве.

21-07-2005

Отступление от основного текста. Представляется глава из книги Джакомо Лаури- Вольпи “Вокальные параллели”. Название главы: Параллель де Лючиа (1860 – 1925) - Карузо (1873 – 1921)”.

Из предисловия к книге, написанного Ю. Барсовым, зав. кафедрой сольного пения Ленинградской консерватории.

Автор книги Джакомо Лаури-Вольпи (1892-1979) - известный итальянский оперный певец. Получил образование на юридическом факультете Римского университета и в Музыкальной академии “Санта-Чечилия в классе Антонио Котоньи – в прошлом профессора Петербургской консерватории и одного из величайших певцов-баритонов Х1Х века.

Феноменальный диапазон, умение преодолеть любые тесситурные трудности позволяли певцу исполнять как лирические, так и драматические теноровые оперные партии.

Дж. Лаури-Вольпи. Параллель де Лючиа – Карузо (с незначительными сокращениями)

В Неаполе величайшим тенором всех времен и народов всегда считался Фернандо де Лючиа, тогда как во всей остальной Италии, в Европе, в Америке пальма первенства навечно досталась Энрико Карузо. Так называемая ^старая школа^, питомцем которой был де Лючиа, восторжествовала в неаполитанском театре “Сан-Карло” в тот вечер, когда другой неаполитанец, Энрико Карузо, пел на ее сцене Неморино в “Любовном напитке”. Да, да именно Карузо, основатель новой, ^веристской^ вокальной традиции, с его темным звуком, поддержанным нижебрюшным дыханием, с его матово-теплым виолончельным тембром! Какой ошибкой с его стороны было взять оперу старого репертуара в качестве ^пробного камня^!

Дон Фернандо, опытный мастер оттенков, умевший где нужно сэкономить, хитроумный профессор неожиданных эффектов…, владевший тайнами виртуозных переходов и связностью стиля, оставил неизгладимые воспоминания об этой опере. В Неаполе процветала его школа пения, бесчисленные друзья и поклонники блюли культ его искусства с фанатизмом, свойственным южанам по отношению к своим здравствующим кумирам. Все помнили “Кармен, Искателей жемчуга”, “Ирис”, “Тоску”, петых доном Фернандо, и его чуть жеманную манеру артикулировать, которая позднее была подхвачена Алессандро Бончи, расцвела пышным цветом и некоторое время служила образцом как для дилетантов, так и для педантов. Сила и бережливость, мецца воче и неожиданные вокальные взрывы, засурдиненный говорок и вспышки страсти характеризовали пение де Лючиа, чье мастерство было бы совершенным, если бы на верхах он не злоупотреблял гласной ^е^ вплоть до полного искажения слова…. И это вовсе не потому, что он, обладавший прекрасным произношением, не владел той или иной гласной – просто он находил менее обременительным для себя и лучше резонирующими ноты, артикулированные на ^е^, гласную, которая легче остальных поддается посылу в ^маску^ (о ^посыле в маску^ см. выше замечание П. Клюшина – Я. Р.).

Так вот, в этот вечер, исполняя Любовный напиток”, Энрико Карузо со своим особым, присущим ему стилем и веристской техникой сообщил скромному деревенскому парню Неморино весомость и величие, совершенно не вяжущееся с этим образом. Романс Una furtiva lagrima в устах Карузо приобретал необычную для публики широту и страстность. Все его предшественники делали из этой популярной мелодии этакую миниатюру, искусно сотканную из изящных, но чисто умозрительных вздохов. Вместо этого из горла Карузо на фразе M"ama, si m"ama, lo vedo вылетел каскад полнокровных нот, заполнивший театр и заставивший публику в изумлении переглянуться. Но критика соблазну не поддалась. На следующий день барон Прочида–старший в своей газете разнес удивительный голос в пух и прах, со вздохом помянув ^достославного, находящегося в отсутствии де Лючиа^. ^Старая школа^ не желала складывать оружия. Неаполь не принимал ^американца^. Карузо до конца своих дней не забыл пережитого унижения и поклялся никогда не возвращаться в Неаполь. ^Ясли хороши, но пастухи…^, неизменно повторял он, вспоминая об этом безрадостном эпизоде. Неаполитанцы мотали эти слова на ус. В Неаполе вы не найдете даже самой захудалой мемориальной доски, даже переулка, носящего имя Карузо.

Что же касается ^яслей^, то он возвращался в них довольно часто, а в последний раз для того, чтобы, в соответствии с поговоркой, увидеть Неаполь и после этого умереть. Гораздо моложе де Лючиа, он переселился в лучший мир первым. Ему устроили торжественные похороны, и соперник пел на них среди всеобщего умиления и скорби.

… Голос Энрико Карузо, как и его стиль, останется уникальным явлением в истории вокала. Единствен и неповторим его баритональный тембр, неповторима вокальная манера, сердечная и человечная. Казалось, что его голосовые связки размещались не в гортани, а где-то в недрах сердечной мышцы, между предсердиями и желудочками и приводились в действие не воздухом, а кровью, бьющейся в ритме пульса. Критическим умам следовало бы воздержаться от суждений о том, что говорится и поется сердцем. Вместо этого ученые умники и самонадеянные невежды наперегонки стали суесловить относительно качеств этого необыкновенного голоса, потаенная драматичность которого на сцене, как правило, выражалась через сгущенный полновесный звук, сопровождавшийся огромным душевным напряжением. Тому и другому суждено было позднее подточить и затем сокрушить жизненные силы этого колосса. Звук виолончели, мы уже упоминали об этом, не давал покоя фантазии Карузо. И с той поры, как неурядицы его семейной жизни стали его одолевать, он стал практиковать концентрацию звука, голосовой нажим, стараясь приблизиться к той звуковой широте и объемности, которая присуща виолончели под смычком больших музыкантов. И воспроизводя эту манеру, Карузо добавлял к ней те специфические портаменто и ту упругую гибкость, благодаря которым его вокал не спутаешь ни с чем. Когда он пел, с его сердцем сотрудничало все его тело – легкие, диафрагма, ребра, мускулы брюшины. Давление, развиваемое всеми этими органами, скажем, на знаменитых фразах “Паяцев” и “Манон” обычно вызывало у него прилив крови к голове, гиперемию шеи и лица. При этих обстоятельствах оказалось достаточно обыкновенной простуды, подцепленной во время исполнения “Любовного напитка” в Бруклинской музыкальной академии, чтобы его легкие, постоянно подвергавшиеся огромному напряжению, воспалились и чтобы воспаление привело к абсцессу, развившемуся в злокачественную форму и, как следствие, к преждевременной смерти.

В театре Карузо слишком злоупотреблял мощью дыхания. Своим нижним регистром он так гордился, что включал в свои концерты и даже напел на пластинку басовую арию Коллена из “Богемы”… В дни спектсклей он с утра пораньше подвергал свою непластичную гортань тяжелому испытанию – пропевал от начала и до конца партию, которую должен был исполнять вечером. Легкое вхождение в рабочее состояние не числилось среди достоинств, присущих этому уникальному вокалисту.

Огромной популярности Карузо способствовали два немаловажных фактора – изобретение звукозаписи и триумфально встреченные публикой “Паяцы” Леонкавалло. На всей земле не было уголка, в котором из граммофонного рупора не прозвучало бы aриозо “Смейся, паяц!” в исполнении Карузо…. Встреча оперы, голоса и механического аппарата положила начало мифу о теноре неаполитанском. Удача и одаренность порой дополняют друг друга самым неожиданным образом. Голос Карузо и музыка Леонкавалло оказались словно созданными друг для друга. А резец звукозаписывающего аппарата втиснул в бороздки воскового диска голос, более всех остальных подходивший для этой цели – матово-мягкий, разливистый, мясистый и упругий…

Фернандо де Лючиа был продуктом другой эпохи и другой среды; хотя он и пел “Кармен”, “Ирис” и “Сельскую честь”, его голос по тембру и характеру не отвечал требованиям и канонам веристской мелодрамы. Его артистический инстинкт толкал его на симуляцию тех самых страстей, которые Карузо глубоко ощущал как истинные и переживаемые сию минуту. Эти страсти и сожгли в конце концов великого певца.

Выполненное Лаури-Вольпи сравнение искусства пения двух великих певцов помогает воспринимать события столетней давности как недавно происходившие, а если при этом еще прослушать соответстветствующие записи, то можно мысленно перенестись в ту золотую эпоху.

Позволю себе некоторые комментарии к тексту, написанному Лаури-Вольпи..

Описанные в неаполитанском театре Сан-Карло события происходили в конце 1901 года, а годом раньше Карузо с большим успехом спел в “Любовном напитке” несколько спектаклей в миланском театре Ла-Скала. Eго выступление в Неаполе, в действительности, не было провалом: ^Уже в ходе первого представления “Любовного напитка” он бисировал все основные фрагменты своей партии, и в конце публика не менее десяти раз вызывала его на авансцену. В общей сложности Карузо спел в Сан-Карло десять спектаклей, и все они сопровождались шумными овациями и неизменными бисами^ (из книги Ю. Ильина и С. Михеева “Великий Карузо”, СПБ 1995, стр. 88).

О ^веристской^ технике Карузо. То, что Карузо был прекрасным исполнителем партий в операх композиторов-веристов Леонкавалло, Масканьи и Пуччини не нуждается в доказательствах. Но он ничуть не хуже пел в операх Верди и многих других композиторов Х1Х века. И, как уже отмечалось, прекрасно пел сугубо лирические фрагменты в драматических партиях. Поэтому клеить Карузо ярлык ^веристского^ певца, как это делают некоторые музыковеды, на мой взгляд, совершенно несправедливо. Это, пожалуй, примерно то же самое, что причислять великого Джакомо Пуччини к стопроцентно веристским композиторам. Они оба имели отношение к веризму, но их искусство преодолело это узкое направление и относится к общечеловеческому.

Среди названных в тексте известных опер указана ныне забытая опера “Ирис”, сочиненная композитором-веристом Пьетро Масканьи, автором исключительно популярной “Сельской чести^. Опера “Ирис” из японской жизни, и Ирис – это имя героини (с ударением на первом слоге). От оперы Ирис”, по существу, осталась лишь одна исполняемая тенорами великолепная серенада Apri la tua finestra, записанная и Карузо и де Лючиа. Но с этой оперой связана одна любопытная история, имеющая отношение к Фернандо де Лючиа.

Из книги Дж. Сбырча и Й. Хартулари-Даркле “Даркле”, Бухарест 1963, стр. 178-179: (Хариклея Даркле – великая румынская певица прошлого, пением которой восторгались Верди и Пуччини):

^“Ирис” Масканьи после блестящего успеха… в Риме… был поставлен (в 1899 году) в Милане. В заглавной роли выступила Даркле, сыгравшая ее и на премьере в Риме. Но все дело чуть было не испортил тенор де Лючиа, вызвавший антипатию публики театра “Ла Скала”. Возможно, это случилось и потому, что, не слишком хорошо владея высокими нотами, он попросил транспонировать все арии, которые он должен был петь в опере, на тон или два ниже.

Как бы то ни было, во время спектакля с галереи вруг раздался какой-то голос, предложивший артисту взять гитару и пойти услаждать своим пением неаполитанцев из квартала Санта Лючиа, откуда он был родом..

Скандал мог бы разрастись и, возможно, даже сорвал бы спектакль, если б Хариклея Даркле с характерным для нее присутствием духа не спасла положение, сделав решительный шаг к рампе еще за несколько минут до начала своей партии…

Когда на следующий день Верди встретил артистку, он поспешил к ней с распростертыми объятиями и воскликнул: ^Благодарю вас за то, что вы сделали для нашего великого театра…!^

О транспонировании вокальных фрагментов в операх певцами, в основном, тенорами.

В операх, написанных композиторами Х1Х и ХХ веков, транспонирование, или понижение композиторской тональности, в принципе, не допускалось. Иногда это делали ведущие певцы в отдельных ариях по согласованию с дирижером. Этого никогда себе не позволяли русский певец Дмитрий Смирнов и шведский певец Николай Гедда. Они пели и записали в оригинальной тональности даже те арии, которые по традиции тенорами исполнялись на тон ниже: арию Германа Что наша жизнь” из “Пиковой дамы”, романс Рауля из “Гугенотов”, романс Надира из “Искателей жемчуга”.

Но Фернандо де Лючиа не считался с правилами и позволял себе исполнять не только арии, но и любые оперные фрагменты в тональностях, которые он считал удобными для своего голоса. Об этом свидетельствуют не только многие записанные в его исполнении оперные арии, но и записанная почти целиком с его участием опера “Севильский цирюльник”. В этой записи, изданной на двух долгоиграющих пластинках, есть специальное вложение, в котором подробно по фрагментам указана величина понижения оригинальной тональности.

Несколько лет назад в серии Bel Canto. The Tenors of the 78 Era на видео-записи Volume Four было представлено искусство Ивана Козловского, и в числе ведущих был немецкий музыковед Юрген Кестинг. Ему принадлежит любопытная фраза: ^More than any other tenor in this century, Ivan Kozlovsky continued the bel canto tradition of Fernando De Lucia^. А еще до него подобную мысль высказал американский музыковед Джон Ардоин в большой статье о Козловском в журнале THE OPERA QUARTERLY.

Tакое сравнение безусловно является лестным для великого русского певца.

То, что Иван Козловский, - это ярчайший прдставитель бельканто, у меня нет сомнений. Но их вокальная техника и манера звукоизвлечения совершенно несопоставимы. И исполнение партии Альмавивы в “Севильском цирюльнике” - яркий этому пример. Несмотря на транспонирование почти всех вокальных фрагментов, исполнение доном Фернандо, на мой взгляд, является фантастически гениальным в смысле использования мелкой вокальной техники в финальных дуэтах с Фигаро в финале первого акта и в других фрагментах оперы. Ничего подобного нет у моего любимого Козловского. Его исполнение это выдающиеся находки в ^заоблачных^ высотах главных арий, но не совсем то, что у композитора.

Известно, что в дальнейшем Фернандо де Лючиа подружился с Карузо, а на его похоронах пел арию Pieta, Signore. Эта божественной красоты религиозная ария была записана обоими певцами и особенно хорошо звучит в исполнении Карузо. Во времена Карузо и до недавнего времени композитором, написавшим эту арию, считался Alessandro Stradella (1644 – 1682). Музыка Страделлы исполняется до сих пор, а немецкий композитор итальянского направления Фридрих Флотов (1818-1883) – автор популярной и теперь оперы “Марта”, даже написал оперу “Алессандро Страделла”.

Имя же композитора, написавшего арию Pieta, Signore, Abraham Louis Niedermeyer (1802 – 1861), и о его других сочинениях ничего не известно.

В написанном о ^знаменитых фразах “Паяцев” и “Манон”^ мне представляется неточность, касающаяся лирической оперы Массне. На мой взгляд, Лаури-Вольпи имел

в виду мелодраматическую оперу Пуччини “Манон Леско”, в которой Карузо часто пел.

О стремлении Карузо петь виолончельным звуком. Мне известно от одного альтиста из оркестра Ленинградской филармонии, что профессор-скрипач Михаил Вайман, у которого тот обучался, рекомендовал своим студентам стараться играть так, как пел Карузо. Для тренировок он особенно рекомендовал вслушиваться в карузовское исполнение арии Bois epais из оперы Ж.-Б. Люлли “Амадис”.

Карузо действительно спел и записал басовую арию Коллена из “Богемы” после того, как в 1913 г. выручил в спектакле своего внезапно охрипшего коллегу, баса Андре де Сегуролу (см. на стр. 151 упомянутой книги Михеева и Ильина о Карузо).

Но Карузо был перегружен работой в спектаклях Метрополитен-оперы, и сомнительно, чтобы он еще более насиловал свой голос, исполняя в концертах баритональные или басовые арии. Карузо ^всегда был тенором и только тенором^ также написано на стр. 151.

Помимо указанных в тексте книг о Карузо, рекомендуются также и следующие:

-“Энрико Карузо на сцене и в жизни”, M. 2002.
Эта книга-сборник, на мой взгляд, наиболее интересная из всех книг о Карузо, изданных на русском языке.
Содержание

Т. Ибарра. Энрико Карузо - Биографический очерк.
Д. Карузо. Энрико Карузо. Его жизнь и смерть - Мемуары, написанные Дороти, вдовой певца.
Х. Драммонд, Д. Фристоун. Дискографическое наследие Энрико Карузо. Указаны все известные записи певца с краткими аннотациями к каждой записи (их 267 и эта цифра включает примерно 20 утерянных записей)
М. Мальков. Достойный своего великого таланта. - Послесловие-эссе редактора книги

-Francis Robinson. CARUSO. His Life in Pictures. New York
-METROPOLITAN OPERA ANNALS by William H. Seltsam. New York.
В этом справочнике отражены все спектакли и концерты Метрополитен-оперы с 1883 по 1947 г. Указаны имена исполнителей опер и концертов.
-Irving Kolodin. The Metropolitan Opera 1883-1966. New York.
Даны характеристики спектаклей и исполнителей.

Федор Шаляпин (1873 – 1938)

Об искусстве Шаляпина из книги Дж. Лаури-Вольпи “Вокальные параллели”:

^…Шаляпин заставил о говорить о себе столько, сколько не говорили ни об одном басе. Причиной было не только его пение, но также и перипетии личной жизни и огромный рост… Шаляпин получил все, чего он желал. В течение четверти века он господствовал на сцене и в жизни, вызывая повсюду страстное любопытство и бурные симпатии. Для него голос был лишь средством, лишь послушным (а иногда коварным) инструментом его воли и его фантазии. Он был и тенором, и баритоном, и басом по желанию, ибо располагал всеми красками вокальной палитры. Среди басов он представляет собой историческую фигуру как благодаря своей бурной и насыщенной жизни, так и благодаря не менее баснословным гонорарам. В Италии этот гигант впервые появился в “Мефистофеле” в “Ла Скала”. Публика была загипнотизирована пластичностью движений этого скульптурного тела и поистине сатанинским взглядом артиста до такой степени, что… Карузо и тосканиниевский оркестр словно исчезли, заслоненные этим чудовищным певцом… Без сомнения, на сцене никогда еще не появлялось существо столь таинственное, артист столь сложный. Его гениальная изобретательность не считалась с теми ограничениями, которые выдвигались дирижерами, и часто многие и лучшие из них, наиболее авторитетные и властные, очищали поле битвы. Но публика не обращает внимания на то, кто дирижирует, когда столь яркая личность появляется на сцене. Достаточно бывало одной фразы, одного штриха, короткого смешка, едва заметного жеста… и…. Шаляпин, как говорят в театре, ^клал публику себе в караман^. Тайна этого волшебного актера-певца состояла в умении добиваться тонких оттенков. Он добивался их с помощью голосовых ^эхо^… Шаляпин знал этот драгоценнейший секрет вокального эха и пользовался им с поразительным умением, снабжая свой звук далекими и как бы приглушенными ответными отзвуками. Отзвуки эти всегда производили эффект и позволяли мудро экономить вокальные средства. В оттенках его пения чувствовалась внутренняя сущность его личности… Шаляпин остается одиноким гигантом. Он создал басам такое реноме, такой авторитет, о котором они не могли даже мечтать. Подобно Карузо среди теноров и Титта Руффо среди баритонов, Шаляпин стал басом-эталоном, и его имя облетело континенты^.

Из “Воспоминаний” Джералда Мура (М. 1987):

^У меня захватило дух, когда я получил приглашение аккомпанировать Шаляпину. Предстоящая работа наполнила мое сердце страхом. В опере, бросая свирепые взгляды на дирижера, Шаляпин часто начинал дирижировать сам, если ему не нравился темп. В концертных выступлениях с пианистом его поведение бывало еще хуже. Не довольствуясь отбиванием ритма на крышке рояля в середине своего концерта в Ройял-Альберт-Холле, он подошел к аккомпаниатору и начал хлопать его по плечу…

Мои друзья замирали от ужаса, когда слышали, что я собираюсь аккомпанировать русскому басу. Мне рассказывали о скандале во время репетиции “Моцарта и Сальери”

Римского- Корсакова, когда дирижер, раздраженный поведением Шаляпина, положил свою палочку на пюпитр со словами: ^Пожалуйста, не забывайте, что я тут дирижер!^

Ответ последовал незамедлительно: ^В саду, где нет певчих птиц, и жаба – соловей!^

Репетиция на этом завершилась, так как дирижер покинул театр.

… Шаляпин не был первоклассным исполнителем Lieder. Песни Шуберта и Шумана искажались до неузнаваемости его своевольным ритмом и интерпретацией. В песне “Смерть и девушка” смерть представала грозным и зловещим призраком вместо величественного утешителя, как явствует из слов Клаудиуса и музыки Шуберта.

Гренадер в музыке Шумана и стихах Гейне, умирающий при звуках Марсельезы, превращался в бодрого вояку, и когда я играл заключение, изображающее тихую кончину солдата, музыки не было слышно из-за взрыва аплодисментов, вызванных Шаляпиным. Он кланялся во все стороны, пока я играл, и уходил со сцены, не дожидаясь завершения баллады (“Два гренадера” – Я. Р.). И все же даже самые верные поклонники Шуберта и Шумана могли быть вопреки своей воле побеждены актерским мастерством и магнетизмом этого человека… я понимал, что мало кто может увлечь публику так, как этот великий певец. Он был самым захватывающим из всех артистов, кому мне приходилось играть^.

В этой же книге Джералд Мур очень образно сравнивает поведение на сцене великой английской певицы-актрисы Дженет Бейкер с поведением Шаляпина:

^Никто лучше Дженет не умеет проявить себя, когда по ходу оперы кто-нибудь из ее партнеров должен овладеть вниманием зала. Она обычно стоит, как статуя, спиной к публике, чтобы не отвлекать внимания от певца, ведущего действие в этот момент. Вот пример настоящего актерского уважения к коллегам… Кстати, это было совершенно немыслимо для … Шаляпина. Он притягивал глаза всех сидящих в зале. На сцене могло быть несколько ведущих певцов, хор из шестидесяти человек мог петь – и весьма громко, но все видели только Шаляпина. В половецких плясках в “Князе Игоре” на сцене было полно народу – и хор, и балет, - но все смотрели только на Кончака, хотя он сидел на своем троне сбоку: ведь балету все-таки нужна была сценическая площадка. Я могу судить об этом, так как тоже поддался общему гипнозу и смотрел только на Шаляпина с восторгом и восхищением. С упоением я вспоминаю каждый миг, когда я видел и слышал этого гиганта на сцене, но он не умел делать того, что умеет Бейкер: ничего не делать на сцене – изящно и с достоинством^.

Из книги Дитриха Фишера-Дискау “По следам песен Шуберта (в сборнике “Исполнительское искусство зарубежных старан”, выпуск 9, М.1981):

^… интерпретация шубертовских песен русской звездой, басом Федором Шаляпиным, известная удивленным потомкам по двум пластинкам (“Смерть и девушка” и “Двойник” – Я. Р.), может быть воспринята только как курьез. Даже на рубеже нашего века, когда в песенном исполнительстве господствовала наибольшая свобода выразительности пения, обычно старались избегать подобных преувеличений^.

Я привел некоторые мало известные позитивные и негативные оценки искусства Шаляпина из книг выдающихся иностранных музыкантов, переведенных на русский язык. В книгах и очерках русских авторов о Шаляпине, написанных до начала тридцатых г.г., тоже можно встретить материалы, объективность которых не вызывает сомнений. В более позднее время советской пропагандой был навязан культ Шаляпина и появились служители этого культа. В своих книгах они вещали, что лучше Шаляпина никто никогда не пел и что лучше, чем он пел, петь невозможно. В современных книгах и статьях о Шаляпине его культ цветет пышным цветом.

Шаляпин-гениальный вокалист

Безусловно, Шаляпин был гениальной личностью и, в первую очередь, - гениальным вокалистом. К гениальным певцам я его не отношу из-за некоторых недостатаков, связанных с голосовым диапазоном, из-за подчас неоправданно вольного отношения к композиторскому тексту, из-за не всегда успешного пения в ансамблях с партнерами

(Эти тонкости – всего лишь условности, но Карузо, в отличие от Шаляпина, на мой взгляд, был гениальным певцом, поскольку у него не было указанных недостатков).

Естественно, что все суждения и рассуждения о гениальности понятия весьма условные, и здесь каждому и всякому позволено иметь свое мнение. Я как-то предложил одному редактору поместить в его газету мою статью о Шаляпине, на что он мне ответил: ^Ну кому сейчас интересен Шаляпин? Напишите лучше о Баскове!^

А когда мой приятель-музыкант прочел мою статью о Дитрихе Фишере-Дискау, которого я назвал гениальным певцом-музыкантом двадцатого столетия, то он заметил, что гениями можно называть лишь творцов-созидателей, а не исполнителей. Тогда я спросил его, считает ли он гением своего любимого Шаляпина? На это мой музыкант ответил, что считает Шаляпина великим певцом, но гением не считает.

Я с ним не согласился по ряду причин: во-первых, потому что сочетание слов ^Шаляпин^ и ^гений^ является для меня привычным чуть ли ни с детства; во-вторых, потому что сам считаю Шаляпина гением, и в-третьих, потому что в прошлом тоже были исполнители, которых их современники величали гениями (Паганини, Лист, Кин). При этом, гениальные исполнители в ХХ столетии получили возможность сохранить для будущих поколений свидетельства их гениальности, благодаря звуковым и видео-записям.

Интересно, что подчас выдающиеся исполнители, не почитаемые в качестве гениев, оставляют гениальные памятники своего искусства. Такими памятниками, на мой взгляд, могут быть названы записанные Иваном Козловским романсы Мусоргского

“Полководец” и Рахманинова “Христос воскрес!”, а также партия Вертера в одноименной опере Массне. (Кстати, у ^негениальных^ композиторов иногда появлялись стопроцентно гениальные образцы, как “Смейся, паяц! у Леонкавалло, или, наоборот, причисленный к гениям советский композитор-коммунист Шостакович в угоду правившей банде наворачивал огромные массы музыкальной макулатуры для оболванивания людей, интересующихся музыкой). В конечном счете, надо полагать, что понятия ^гений^ и ^гениальный^ являются спорными и, в значительной степени, зависят от знаний, интересов и интуиции автора, оценивающего выдающегося представителя искусства или его деяния.

Известный музыкальный критик Ю. Энгель писал в 1889 г. о голосе Шаляпина (из сб.“Шаляпин”, т.2, М. 1958):

^Голос певца один из самых симпатичных по тембру, какие нам приходилось слышать. Он силен и ровен, хотя по самой своей природе (бас-баритон, высокий бас) звучит на очень низких нотах менее полно, устойчиво и сильно, чем на верхних,… на верху он способен к могучему подъему, к редкому блеску и размаху… Но что представляет характернейшую особенность этого голоса, что возвышает его над десятками других таких или даже лучших по материалу голосов, - это его… внутренняя гибкость и проникновенность^.

В 1904 г. Энгель писал о Шаляпине (из словаря А. Пружанского Отечественные певцы”, ч. 1, М.1991):

^…главным недостатком этого поразительного артиста является некоторая неточность интонации на низких нотах, к сожалению, не исчезающая с годами…^.

А вот характеристика С. Левика из книги “Записки оперного певца”, M. 1962:

^При малозвучных, своеобразно как-будто чуть-чуть сипловатых низах голос Шаляпина… шел вверх, наполненный ^мясом^ до предела, то есть был максимально полнокровным в габаритах именно басовой тесситуры^. Но затем Левик отметил:

^…ноты ФА и МИ (верхние – Я.Р.) при всей их замечательной звучности ему иногда, при малейшем недомогании, не удавалось держать на должном количестве колебаний, и они, случалось, звучали чуть-чуть ниже. Полнозвучными двумя октавами… Шаляпин не располагал^.

^… интуитивным певцам удавалось иногда почти из ничего добиваться широкого диапазона, из глухих голосов делать яркие и звучные, умело заполнять пробелы в голосе (переходные ноты), устранять трудности исполнения и демонстрировать музыкальное совершенство до преклонного возраста (как известно, к числу гениальных ^интуитивных^ певцов К. Станиславский относил Ф. Шаляпина)^.

Добавлю, что к ^интуитивным^ певцам следовало бы отнести и великого русского певца Николая Фигнера.

Метод парадоксального дыхания в пении Шаляпина

Характеризуя Шаляпина как гениального вокалиста, я позволю себе связать это определение с использованием им в певческом процессе парадоксального дыхания.

Отталкиваясь от приведенных выше оценок природы и качества голоса Шаляпина

(Ю. Энгель, С. Левик, К. Станиславский), утверждения Н. Ходотова о том, что ^шаляпинский тембр… получил свою обработку у Мамонта Дальского^ (в сб. “Шаляпин”, т.1, М. 1957), а также слушая ныне опубликованные записи Шаляпина, которые он после прослушивания запрещал выпускать (к примеру, три монолога Сальери из оперы Римского-Корсакова “Моцарт и Сальери”, можно сделать некоторые выводы:

-Во-первых, голос Шаляпина с его редкой красоты тембром природным не был, а был выработан им самим.
-Во-вторых, его голос не всегда был послушным инструментом, но иногда и коварным (Лаури-Вольпи).
-В-третьих, когда Шаляпин был болен, а болел он часто (см. “Дневники директора императорских театров” В. Теляковского, М. 1998 и “К. Коровин вспоминает…”, M. 1971), то петь он не имел права, поскольку тембр его голоса терял красоту и переставал быть ^шаляпинским^. Но иногда Шаляпин петь отказывался, не будучи больным (см. “Дневники” В. Теляковского). Почему он так поступал?

П. Клюшин утверждал, что Шаляпин отказывался петь, когда ему не удавалось перед спектаклем (концертом) добиться органического (телесного) звучания голоса даже после выполнения специальных дыхательных упражнений, настраивавших организм для пения с применением парадоксального дыхания.

Теперь, наконец, можно ответить на вопрос: чем для Шаляпина был метод пения с использованием приемов парадоксального дыхания? Ответ этот метод пения для Шаляпина был не только основой его вокального и сценического искусства, но также, на мой взгляд, в значительной степени оказывал влияние на его поведение на репетициях, на сцене и в жизни. Используя упражнения этого метода, Шаляпин добивался органического (телесного) звучания голоса. Неповторимый шаляпинский тембр и возможность тембрирования были атрибутами только телесного звучания.

Сам процесс пения, в котором механизм дыхания был автоматизирован, обеспечивал ему полную свободу сценического поведения, рождал в нем непоколебимую уверенность, и он мог чувствовать и чувствовал себя абсолютным хозяином и властелином, которому все должны были повиноваться. А основой способности

Шаляпина гипнотизировать аудиторию одним своим появлением и поддерживать внимание к собственной персоне в ущерб коллегам-артистам, помимо его гигантского роста и выдающегося умения гримироваться, также, на мой взгляд, было и сознание своей вооруженности особым методом пения, недоступным другим певцам, и в первую очередь, поющим на русском языке. И еще одно важное обстоятельство. Как мне представляется, вокальная и сценическая агрессивность Шаляпина, его склонность к постоянным конфликтам могли быть побочным следствием использования в пении метода парадоксального дыхания. П. Клюшин утверждал неоднократно, что после интенсивных дыхательных упражнений, вырабатывающих органическое (телесное) |звучание голоса, ему всегда хотелось подраться.

Шаляпина, на мой взгляд, следует считать гениальным вокалистом не только потому, что он блестяще овладел методом пения с использованием парадоксального дыхания, а главным образом, потому что он блестяще применил этот, по существу, итальянский метод и итальянскую манеру пения в пении на русском языке.

(В дальнейшем я позволю себе называть метод пения с использованием парадоксального дыхания Методом Пения Карузо-Шаляпина, или сокращенно МПКШ).

Когда Шаляпин овладел МПКШ?

После внимательного прослушивания всех опубликованных шаляпинских записей: арий из опер, романсов и песен, 1901-2 г.г. (8 номеров), 1907 г. (6 номеров), 1908 г. (8 номеров), а также выборочно 1910 г. (5 номеров), мною было установлено, что Шаляпин начал использовать МПКШ с 1908 г., а начиная с 1910 г., все его записи (за исключением забракованных им самим) – это яркие свидетельства использования МПКШ (Шаляпин не записывался в 1903-6 г.г. и в 1909 г.). И поэтому, я позволю себе утверждать, что 1908 год явился переломным как для жизни, так и для искусства Шаляпина, и невзирая на все предшествующие успехи, настоящий ШАЛЯПИН, или Шаляпин как гениальный вокалист проявился лишь после 1908 г. Для большей убедительности мне придется рассмотреть и, может быть, несколько по иному оценить некоторые события в жизни и искусстве Шаляпина предшествовавшего десятилетнего периода.

Созревание Шаляпина (1898-1908)

В 1898 г. музыкальный критик В. Стасов в статье “Радость безмерная” (в сб. “Шаляпин”, т. 2, М. 1958) пропел аллилуйю двадцатипятилетнему Шаляпину и его татральному искусству. Следует отметить, что Стасов особой объективностью не отличался, и Антон Чехов заметил по этому поводу (хотя и не в связи со статьей о Шаляпине), что Стасову ^…природа дала редкую способность пьянеть даже от помоев^ (цитата из письма Чехова Суворину, номер 320). Значение этой статьи для Шаляпина, на мой взгляд, было двойственным: положительным – дала ему огромную уверенность в своих возможностях, отрицательным парализовала его деятельность в части совершенствования вокального мастерства. Положительный фактор способствовал грандиозному успеху Шаляпина в Италии в 1901 г., отрицательный фактор имел отношение к гастролям в США в 1907-8 г.г.

Рассмотрение и оценка записей вокальных произведений, сделанных Шаляпиным в промежутке между итальянскими и американскими гастролями, позволяет мне высказать некоторые соображения, имеющие отношение к самим гастролям. Но сначала – о записях.

Среди 14-ти записей этого периода несомненный интерес представляют три романса, записанные в 1901-2 г.г.: “Ах, ты солнце, солнце красное” Слонова, “Элегия” Корганова и “Разочарование” Чайковского, поскольку их Шаляпин больше никогда не записывал. Остальные 11 вокальных номеров Шаляпиным перезаписывались многократно, а качество исполнения было заначительно улучшено. Т. е., ранние записи (11) могут представлять интерес лишь для коллекционеров и тех, кто изучает творчество Шаляпина.

Несколько слов о качестве исполнения. В некоторых записях 1901-2 г.г. можно обнаружить недостатки музыкальности, выразительности и вокальной техники (ария Сусанина, куплеты Мефистофеля из “Фауста”). В записях 1907 г., несмотря на некоторое улучшение вокальной техники, можно услышать звучание голоса менее красивого тембра, чем в записях 1901-2 г.г., при несколько вульгарной манере исполнения и недостаточной музыкальности (куплеты Мефистофеля из “Фауста”, ария из пролога к “Мефистофелю”). Во всех записях 1901-7 г.г. нет и намека на использование МПКШ, согласные звуки в концах фраз ^проглатываются^.

Напрашиваются некоторые выводы:

Во –первых, в вокальном искусстве Шаляпина периода 1901-7 г.г. были серьезные недостатки и не было значительного прогресса за период.

Во-вторых, уровень записей этого периода позволяет предположить, что грандиозный успех Шаляпина в Милане в роли Мефистофеля в опере Арриго Бойто “Мефистофель”, в значительной степени был связан не с его вокальным искусством, а с другими его талантами: умением гипнотизировать аудиторию, выдающимся умением гримироваться и изображать любые персонажи.

В-третьих, если качество шаляпинского пения в Америке в “Мефистофеле” и “Фаусте” (с ноября 1907 г. по февраль 1908 г.) было таким же, как и в записях фрагментов из этих опер, сделанных в сентябре 1907 г., то немудрено, что реакция музыкальных критиков не была единодушно восторженной.

В воспоминаниях специалистов в области вокала и друзей Шаляпина можно найти утверждения, что Шаляпин никогда серьезно не работал над совершенствованием своей вокальной техники, поскольку гениальность его натуры давала возможность ему во многом быстро добиваться блестящих результатов. Но для высших достижений в вокальном искусстве одного сверхталанта недостаточно, необходимы ежедневные многочасовые занятия на протяжении многих лет.

Артуро Тосканини (из книги Вальденго “Я пел с Тосканини”):

^Только занятиями можно преодолеть…трудности… де Лючиа подыскивал себе пианиста с терпением Христа, чтобы повторять до бесконечности некоторые пассажи, которые он учил и непрестанно шлифовал, стремясь достичь совершенства… Вокализы помогают совершенствовать голос, сохранять его свежим и гибким^.

Сергей Левик (из книги “Записки оперного певца”):

^Шаляпин родился с голосом, от природы хорошо поставленным. Ему не нужно было годами петь экзерсисы, чтобы научиться делать трель с четкостью колоратурного сопрано, легко делать пассажи, оттачивать любое стакатто, филировать любую ноту и. т. д…. о том, чтобы он годами работал над своей техникой, мы… никогда не слышали^.

Коонстантин Коровин (из книги “Шаляпин. Встречи и совместная жизнь”, M. 1971):

^Я не видел Шаляпина, чтобы он когда-либо читал или учил роль. И все же – он все знал, и никто так серьезно не относился к исполнению и музыке, как он. Какой-либо романс он проглядывал один раз и уже знал его и пел^.

Прочитав высказывания Левика и Коровина, можно предположить, что предварительной (домашней) подготовкой к спектаклям и концертам Шаляпин не занимался, и вся небходимая подготовительная работа переносилась им на репетиции.

Мнение Левика о том, что Шаляпин в экзерсисах не нуждался, на мой взгляд, глубоко ошибочно, поскольку пассажи в шаляпинских записях арий из “Сомнамбулы”, “Лукреции Борджа” и “Дона Джованни” образцами совершенства не являются. О том, как Шаляпин выпевал трели судить невозможно, так как в его записях оные не встречаются. Но коль скоро Шаляпин систематически не пел экзерсисы, либо из-за нежелания, либо из-за постоянного цейтнота от общения с огромным числом разных людей: ^…именной указатель лиц, встретившихся Шаляпину в течение его жизни, составляет несколько тысяч…^ (из книги И. Дарского “Народный Артист Его Величества… Шаляпин”, New York, 1999), то ему не удалось избавиться от недостатков в нижнем и верхнем регистрах звучания голоса. И это ограничивало его возможности при выборе репертуара. Да и не только это. Из-за пренебрежения вокальными упражнениями для шлифовки голоса (надо полагать, что МПКШ он никогда не пренебрегал, иначе изчез бы ШАЛЯПИН) Шаляпин иногда терял достигнутое в партиях, которые он пел на протяжении всей жизни (в связи с этим, см. далее об инцидентах при записи сцен из “Фауста” с дирижером Юджином Гуссенсом).

Продолжение следует