Миф - единственная правда. Достоевский из страны восходящего солнца — Каковы ваши ближайшие творческие планы

Когда информационные технологии стали творить новую культуру, национальное достояние приобрело особую ценность. Теперь среднестатистический россиянин имеет представление о самураях и икебане, так же как и простой японец наслышан об «Идиоте» или «Вишневом саде». Зачем это им нужно, рассказывает Леонид Анисимов, заслуженный деятель искусств России и глава Международной академии театра Станиславского. Режиссер из Владивостока в течение семи лет живет в Токио и учит японцев «переживать» по-русски.

Театралы Владивостока хорошо помнят ваши душераздирающие постановки в Камерном театре драмы. «Три сестры» - яркий пример исследований внутренних конфликтов в спертой атмосфере провинции. Переезд в Японию изменил ваши взгляды?
- Здесь я занимаюсь тем же - системой Станиславского. И Япония - это прекрасный этап моей жизни. Первый начался в Екатеринбурге, когда мне было 25 лет. Я сотрудничал с МХАТом, потом учился в Москве. Затем был Дальний Восток, куда меня пригласили возглавить Камерный театр драмы. За семь лет мы создали ряд спектаклей, которые с успехом были показаны в Японии, Франции, США. Достойная память об этом времени - День Камерного театра драмы Владивостока, который каждый год отмечают в Сиэтле. В то же время началось сотрудничество с японскими театрами. И была организована Международная академия театра Станиславского, куда вошли театральные деятели России, Японии и США.
- Как случилось, что вы стали режиссером сразу трех токийских театров?
- Началось с того, что в 1999 году меня пригласили в Токио. Для того, чтобы я провел мастер-класс по системе Станиславского в столичном театре «Кай». Пришло 60 актеров из разных театров. Интерес был огромный. После этого группа актеров предложила мне организовать в Токио театр, который бы ставил спектакли в традиции русской театральной школы. Мы основали два коллектива: PAT (Perezhivanie Art Theatre) и театр «Солнце» (Solntce). К тому моменту в Токио в течение 25 лет по системе Станиславского работал театр «Ке». Его руководитель Есизава-сан был во Владивостоке со своей постановкой Чехова. Перед смертью японский режиссер попросил меня продолжить работу и с его труппой. Так получилось, что я стал проводить мастер-классы в трех театрах. И это было основной моей работой в течение нескольких лет. Два года назад коллективы театров были объединены в один большой - Токийский новый репертуарный театр. Планов много, и все они замечательные.
- Что вам удалось достичь за это время?
- Мы поставили четыре пьесы Чехова («Чайка», «Дядя Ваня», «Три сестры», «Вишневый сад»), «На Дне» Горького и «Стеклянный зверинец» Теннеси Уильямса. А также одну классическую японскую пьесу «Самоубийство влюбленных».
В ней я развил принцип текстуально-визуального театра, который использовал еще во Владивостоке в постановке «Маленького принца». Текст, звучащий, как голос за кадром, необходим современному театру, поскольку внешняя зрелищность театра нередко мешает зрителю проникнуть в суть пьесы. С помощью Сергея Аксенова, художника, с которым я работал в Камерном театре драмы, нам удалось найти новый принцип сценографии большой сцены. Сейчас готовим «Гамлета», пьесу с огромным запасом мысленной энергии, очень умную и высокодуховную. Кроме того, мы проводим свои фестивали, а нас приглашают в Америку и Европу на гастроли. Но главное, что мы сделали - создали первый в Японии европейский репертуарный театр.
- В чем его новизна?
Для Японии это удивительное событие. Поскольку там театры не финансирует государство, как в России, они целиком зависят от публики и вынуждены менять репертуар ежегодно. Средняя жизнь спектакля - месяц. Мы убедили публику в том, что театр по системе Станиславского живет много лет. Иначе работу я и не представляю: разве может повар готовить два раза в год? Также и актер должен совершенствоваться в своей роли изо дня в день. Наши спектакли постоянно ритмически исполняются. А актеры достигают высокого уровня таланта, который обретает магическое воздействие на зрителя. После пяти лет обучения и двух лет показа спектаклей вокруг театра образовалась хорошая аура. У нас - своя публика, нас поддерживают известные в Японии театралы, писатели и искусствоведы.
- Чем объясним этот интерес?
- В таких современных мегаполисах, как Токио, люди особо остро ощущают потребность в психологическом искусстве. Техногенному разрастанию цивилизации нужен человеческий баланс. Не случайно в Токио работает около двух тысяч театров.

- Идея репертуарного театра оправдала себя в экономическом отношении?
- Нашему театру пока рано говорить о прибыли. Театральное искусство само по себе дорогостоящее занятие. Развитию нашего театра способствует иная социально-экономическая ситуация. В отличие от российских актеров, японцы делают вклады в фонды театров, где они работают. И наш театр живет за счет усилий актеров.
- Ради большего успеха у публики приходится ли подгонять отечественную классику под вкусы японцев?
- Я убежден, что адаптировать искусство не надо. Даже не понимая каких-то сугубо российских особенностей чеховских пьес, японский зритель воспринимает главное - драму человека. И это находит в нем сильный отклик. Хотя японцы отличаются от нас во всем. У них все другое - вера, язык, психология, строение тела. Я прихожу к выводу, что какими бы разными ни были национальные искусства, истинная человеческая культура остается одна.
- Как вы решаете проблему языкового барьера?
- Для меня это перестало быть проблемой. Скорее, наоборот, за границей отвыкаешь от родного языка. Приехав во Владивосток, начал смотреть телевизор, чтобы напитаться русской речью. Я понимаю японский и, как многие иностранцы, говорю на смеси японского с английским. А в работе мне помогает переводчик. Другое дело - правильно донести смысл русского театрального термина до японцев, людей с другим менталитетом. Например, «стремление» или «переживание». Так заново открывая знакомые слова; я издал книжку - специальный глоссарий по системе Станиславского для японских актеров.
- Япония - страна с собственными театральными традициями. Вероятно, трудно избежать воздействия этого мощного пласта мировой культуры, находясь среди его хранителей и последователей?
- Я хорошо знаком с эстетикой традиционных театров Японии: Но, Кабуки, Кеген-Но. Среди актеров этих театров есть мои друзья и учителя. И если говорить в целом, национальное японское искусство - древнее, мудрое - очень сильно на меня повлияло - не только театр, но и поэзия, живопись. Живя в Японии, в атмосфере вежливости, чистоты и покоя, я сам стал чуть-чуть японцем. Я люблю японскую кухню, простую и богатую морепродуктами, люблю ходить в японские храмы, путешествовать по этой красивой стране. Однажды с актерами мы встречали солнце на Фудзи! И мне нравится жить в Токио. Все это дало мне возможность посмотреть на русское искусство со стороны, как бы свежим глазом и заново постичь многие вещи. Я вышел на широкий простор, и это дало мне дополнительные силы.
- Что японских профессионалов увлекает в русском театре?
- У многих японских актеров огромное желание учиться системе Станиславского. Как и театралы во всем мире, они понимают, что российская школа - это область истинной духовности, область высокой человеческой мысли и прекрасного воображения. Ради этого многие японцы едут учиться в Англию в Королевский шекспировский театр, где преподает знаменитый Питер Брук. К сожалению, не в Россию.
- Почему?
- Потому что классическая школа театра в России не сохраняется. Случился слишком сильный излом в сознании, когда все стали мерить долларом. Педагоги уходят. Многие актеры умерли. Остались единицы, которых нужно спасти. Восстанавливать традиции будет тяжело. Театр это как наука - такой же фундамент культуры нашего общества, который нужно сохранять, как национальное достояние. Американцы еще недавно говорили: «Мы хотели учиться у вас». А что в России теперь? Я видел очень мало. Но то, что мне удалось посмотреть, в том числе и по каналу «Культура», обнаруживало один изъян - отсутствие искусства переживания. Две крайности - либо слишком банально, либо слишком интеллектуально. Мало сердца! К сожалению, театр в России остается режиссерским. А он вреден для развития. Искусство актера - вот основа театра. Его делают такие, как Лебедев, Смоктуновский, Евстигнеев, Шукшин.

- Что вы имеете против современных театральных форм, которые выглядят как реакция на противоречия мира, в котором даже войны и катастрофы превращаются в шоу, а политики или спортсмены в актеров?
- Мы живем во времена информационного хаоса, который заглушает гениальные мысли. Телевидение вызывает у людей массовое недомогание. У миллиардов землян сегодня любимое развлечение - следить за тем, за сколько миллионов купят человека. Новое искусство, которое использует образы СМИ, - это производное цивилизации. По-моему, истинная культура и цивилизация находятся на противоположных точках рычага. Постмодернизм мало чем помогает человеку выжить в современном мире. Я убежден, что противостоять информационному хаосу и стабилизировать конфликтные ситуации современного мира может только классическое искусство. Интерес к классике намечается во всех странах. Она поможет вернуть человечеству те времена, когда отдавалось предпочтение не шоу, а игре мысли - времена Платона и Аристотеля или Шекспира. Андрей Тарковский говорил: «Искусство может быть только классическим». Потому что классическое искусство - это жизнь человеческого духа. Оно научно и религиозно. Это те категории, которых простыми решениями достичь нельзя. Неслучайно классика на аукционах стоит миллионы, а копия - несколько долларов. Потому что копия не духовна, а интеллектуальна.
- Токио - это один из символов современной цивилизации. Вас не подавляет его мощь?
- Напротив, вдохновляет. Это город с сильными ритмами. В Токио я чувствую вибрацию всех стран. Благодаря друзьям и ученикам из России, Японии, США, Франции, Италии, Латинской Америки мне удается жить как бы сразу во всем мире. И я думаю, что я работаю для человечества. Наступило третье тысячелетие и оно меня завораживает, я говорю уже не «2006-й год», а просто «шестой». Вне России я осознаю, что все люди в мире - это одно человечество. Мы все как дети.
- Вас не преследуют амбиции покорить громкие фестивали и престижные сцены?
- Со временем становишься более спокойным в этих вопросах. Может быть, с возрастом остается меньше эгоизма. Категория успеха для меня измеряется не количеством, а качеством. У нас есть свои зрители. Этого пока достаточно. Я не хочу привлечь всех любой ценой. А что до фестивалей, то мы их организуем сами, ставя во главу угла не тщеславие, а работу над совершенствованием театра. В ноябре в Токио пройдет театральный симпозиум «Путь к вдохновению», главный вопрос которого - каким образом прийти к контакту со сверхсознанием.
- Вы знаете - каким?
- Вся моя работа - это поиски ответов на подобные вопросы. Я делю сознание людей на четыре категории: мифическое, религиозное, научное, космическое. Интеллект - это не более десятой части человеческого сознания, остальное - неизведанные глубины подсознания. Судить об этом трудно, ведь мы не знаем даже простых вещей. К примеру, известно, что человек на 80 % состоит из воды, а вот то, что вода - это сверхкомпьютер, каким-то образом влияющий на всю нашу планету, - это мы стали открывать только в последнее время. Где-то в этом поле физика смыкается с этикой. Если взять главную проблему современности - сохранность планеты, то она упирается в проблему развития гармоничного человека. Как ее решить, я не знаю. Но я убежден, что театр, как никакой другой вид искусства, развивает сознание и воспитывает личность.
- Чем для вас остался Владивосток?
- Владивосток - это город, который исцеляет. Из Токио он видится очень милым и провинциальным городком. Но провинциальность его - это не изъян, а достоинство. Город развивается, не выпадая из ритма мирового развития, но при этом сохраняет свою экологичность, особый культурно-исторический облик, человеческую теплоту. Каждый раз приезжаю во Владивосток с большим удовольствием. Здесь я восполняю свои силы. И в недалеком будущем мы с коллегами из России, Японии и США планируем провести во Владивостоке ряд международных театральных фестивалей.

Носенкова Светлана

Токийский Новый репертуарный театр — уникальное явление современной мировой культуры. Его основатель и художественный руководитель — наш соотечественник. Это заслуженный деятель искусств России, президент Международной академии театра Станиславского, лауреат государственной премии Японии Леонид Анисимов. Репертуар ТНРТ формируется по российской классической схеме, редко используемой в Японии. В Токио насчитывается несколько сотен театров, но все они, как правило, играют спектакль 7-10 раз в течение недели и больше к нему не возвращаются. А в ТНРТ есть такие спектакли-долгожители, как, например, «Самоубийство влюбленных на острове Небесных Сетей». Эту классическую японскую пьесу по произведению Тикамацу Модзаэмона Леонид Иванович поставил в далеком уже 2005 году.

Можно долго перечислять, чем уникален ТНРТ. Но, пожалуй, самое главное то, что Леониду Анисимову удалось создать на границе культурных сред театр психологический и медитативный одновременно. Если посмотреть репертуар ТНРТ, где есть и шекспировский «Гамлет», и чеховский «Дядя Ваня», и «В ожидании Годо» С. Беккета, мы увидим, что данный коллектив говорит об общечеловеческих ценностях, которые реально могут всех нас объединить. И недавние гастроли Токийского Нового репертуарного театра в Россию стали еще одним ярким примером метакультурности. В рамках фестиваля «У Золотых ворот» японские артисты представили владимирскому зрителю свое прочтение романа Ф.М. Достоевского «Идиот», а на сцене Московского Международного дома музыки — музыкально-поэтический спектакль-ритуал по древнеяпонскому мифу «Кодзики. Записи о деяниях древности». Таким образом японцы показали свой взгляд на русскую загадочную душу, а россияне попытались заглянуть в душу жителей Страны восходящего солнца, постичь черты их национального характера.

Спектакль-молитва

«Кодзики» — одна из основных книг традиционных японских верований синтоизма, крупнейший памятник древнеяпонской литературы, относящийся к 712 году н.э. Это произведение содержит тексты мифологического и исторического характера, которые играют важную роль в данной традиции. Оно включает в себя мифы о возникновении Вселенной, о богах-прародителях, о сотворении Земли — страны Ямато. Главный миф — о рождении богини Солнца Аматэрасу и удалении ее в Небесный грот. Нет необходимости объяснять, что значит это произведение для жителей Японии, а первым за ее постановку взялся российский режиссер! Некоторые сомневались в успехе затеянного и отговаривали Леонида Ивановича, но он, как истинный художник, стремится делать нечто большее, чем банальное совершенство. И спектакль «Кодзики» получил такой резонанс в Японии, что ТНРТ даже приглашали его показывать в старинных храмах.

Произвела постановка неизгладимое впечатление и на московскую публику. Леонид Анисимов, прочитав в переводе на русский язык «Кодзики», отметил: «Именно в описанных в этой книге идеях и духовности древней Японии можно найти ключ к тому, чтобы добиться мира во всем мире». В результате получился новый драматический жанр «церемониального театра» с использованием элементов традиционной японской культуры. Спектакль «Кодзики. Записи о деяниях древности» представляет собой гармоничное сочетание системы Станиславского и японского духа гармонии «ва». Зрители видят на сцене многогранные, живые и в то же время традиционные картины.

Леонид Иванович вводит публику в очень сложную область, где человек фактически соприсутствует на грани таинственного, страшного и великого в общении с богами. Было видно, что артисты ТНРТ в этом спектакле переживают не столько за реакцию зала, сколько за то, как их наблюдают высшие силы. И через эту медитативность зрителям передалось чувство истинной любви. Традиционные белые маски на лицах актеров; непривычные для нас движения, словно немного скованные, чрезмерно точные и однообразные, но скрывающие в себе богатство и элегантность; звучание народных инструментов, горловое пение и длинные монологи создают потрясающую атмосферу встречи с чем-то удивительным, таинственным и — на подсознательном уровне — родным. Хотя всем зрителям раздавали программки с либретто, а во время действа звучал краткий перевод, кажется, и без этого было бы понятно, что хотят донести артисты до зрителя. В «Кодзики» идет диалог на духовном уровне, где нет ни национальностей, ни разных вероисповеданий, есть только человек и его Создатель, и трепетные чувства к Нему.

Одной из самых запоминающихся сцен стало сошествие богини Аматэрасу в Небесный грот после учиненных ее братом, богом Сусаноо, беспорядков. Солнце исчезает, и мир погружается во тьму. Боги решают выманить Аматэрасу, устроив праздник. Одна из богинь начала танцевать, одежда соскользнула с нее, и ее прекрасное тело засветилось. То, как этот момент срежиссирован и сыгран актерами, можно назвать кульминацией не только спектакля, но и японских представлений о прекрасном. Ощущение всеобщей радости, торжества жизни и единства пронизывает последние сцены «Кодзики».

На следующий день после показа спектакля в Союзе театральных деятелей РФ состоялась творческая встреча с труппой Токийского Нового репертуарного театра и ее художественным руководителем, на которую пришли зрители, представители СМИ, а также российские ученики Леонида Анисимова, игравшие в созданных им театрах во Владивостоке и Екатеринбурге. Больше двух часов собравшиеся делились впечатлениями, воспоминаниями, профессиональными секретами и обсуждали спектакль «Кодзики», в котором публика увидела абсолютное единение не только актеров с режиссером, но и двух культур. После встречи нам удалось побеседовать с Леонидом Ивановичем.

Любование человеком

— Двенадцать лет назад под вашим руководством основан Токийский Новый репертуарный театр, объединивший три труппы: театр Кё, театр «Переживание» и студию «Солнце». Целью было создание «истинного театра, исцеляющего больное сердце современного человека и питающего его душу». С какими проблемами это было сопряжено поначалу и сейчас?

— Независимо от страны это одни и те же проблемы, находящиеся в области недочувствования и поэтому недопонимания. Проблема в современном темпе жизни, который не дает людям возможности остановиться хотя бы на время и подумать о здоровье своей души. В Японии это, конечно, острее ощущается, чем в России. Ведь даже суетная Москва несравнима с Токио по быстроте жизни. Поэтому главная задача, которая всегда была передо мной, — найти такие ключи к человеческому сердцу, чтобы люди смогли задуматься, ощутить друг друга. Моя книга, которую сейчас издали на японском языке, так и называется: «Любование человеком, или Как читать систему Станиславского». Мне хочется, чтобы любовались не только весенними цветами сакуры и осенними листьями клена, что в японской культуре традиционно прекрасно, но и научились любоваться человеком. А для этого нужно увидеть его. И мы делаем в нашем театре все для того, чтобы зрительские глаза открылись.

Еще одна проблема в том, что в Японии к артистам издревле относились, как к низшей касте. А моя задача — чтобы современные японцы признали в актере художника, учителя, который может исцелять, передавать мудрость посредством драматургии и вообще самого театрального искусства. Сейчас можно сказать, что происходит сдвиг в этом плане. Театр стали окружать люди очень высокого уровня — известные писатели, музыканты, политики. Привлечение круга людей, получивших признание, создание клубов помогает изменить отношение обычного японца к актеру.

— Леонид Иванович, вы ведете активную режиссерскую и педагогическую деятельность не только в Японии, но и в Европе, США. Вами создано семь театров. Как вам работается с иностранными артистами, чувствуется ли разница школ?

— Очень. Во-первых, ощущается разница культур, менталитетов. Русские очень быстро могут вчувствоваться в роль, но они ленивые и эгоистичные. Для американцев главное качество — воля, хотя у них есть недопонимание того, что это такое. В театральных школах США учат на самом деле не воле, а терпению. Ведь по Станиславскому воля — когда рождается сильное, окрыляющее желание. Это космическая прекрасная энергия, но открыть ее внутри себя очень сложно. Ее не заменить терпением, которое нам пытаются навязать. И у американцев я старался поменять их физическое напряжение и терпение на энтузиазм, бессребреничество, стремление просто отдавать, вот тогда и рождается воля. У японцев — совершенно другое. Они с детства награждены определенной мудростью. Они меня удивляют тем, как легко считывают наши мысли, но в них надо пробуждать чувства.

— На своих мастер-классах вы часто говорите, что одна из принципиальных основ системы Станиславского — равновесие. Это применимо только к актерам или для режиссера тоже важно?

— Равновесие, конечно, необходимо всем. Любое напряжение мешает творчеству. Поэтому в первую очередь я сам учусь равновесию. Это достаточно сложно. И многому я учусь у своей японской труппы — смирению, равновесию, а получив это, передаю другим. Здесь надо менять сознание. Станиславский сказал совершенно замечательную фразу, что сам по себе человек творить не способен. И это я повторяю на каждой репетиции, на каждом мастер-классе. Когда человек осознает это и становится инструментом природы, космоса, Бога, тогда уходит лишнее старание и равновесие само собой устанавливается.

Вечная классика

— В репертуаре ТНРТ много нашей классики: «Иванов», «Чайка», «Дядя Ваня», «Три сестры», «Вишневый сад» А.П. Чехова, «На дне» М. Горького, «Идиот» Ф.М. Достоевского. Сегодня на встрече говорили о том, что японцы очень хорошо чувствуют русскую классику. Это относится только к артистам или к зрителям тоже?

— Вообще все японцы так тонко чувствуют наших классиков, что даже я порой завидую. Может быть, здесь уместно говорить о каком-то единстве душ. Я искренне считаю, что сейчас японцы любят Чехова больше, чем русские. И начинаю догадываться, почему. Темы, затронутые в произведениях Антона Павловича, близки внутреннему миру японцев. Например, сакура в «Вишневом саде». Красота природы для них главный бог и когда они читают, что вишневый сад будет срублен, для них это такое потрясение. Они понимают, что Чехов остро чувствовал боль за природу. Для них это нормально, естественно, поэтому они его любят. В пьесе Горького «На дне» они очень хорошо чувствуют философию ценности человека. А в Достоевском у них точнее и телесно правдивее получаются какие-то болевые ощущения. Боли японских актеров не надо учить, она внутри у них с детства.

— Первую «Чайку» вы поставили в Свердловске (ныне — Екатеринбург), затем была владивостокская «Чайка», американская, японская… Есть ли между ними общее?

— В Свердловске я сам исполнял роль Треплева, и это был спектакль его глазами. Во Владивостоке, когда мы начали репетировать «Чайку» и разговаривали с Олегом Ефремовым (а я был такой молодой, задорный, наглый), я начал ему объяснять, как с точки зрения Треплева все здорово получается. Олег Николаевич сказал: «Ты любишь Треплева? А я в моем возрасте уже всех люблю». Вот и я сейчас уже всех люблю. Поэтому спектакли, конечно, очень отличаются. Пожалуй, свою лучшую «Чайку» я поставил в этом году в Японии — в июле у нас был выпускной экзамен в академии. Там совпали и Треплев, и Нина, и Аркадина. Актеры настолько прочувствовали роли, что я восхищался.

— Сегодня не раз говорилось о том, как тщательно, трогательно и нежно вы подходите к автору. В чем секрет? Только ли в системе Станиславского?

— Вы знаете, здесь, наверное, очень влияют два метода, которые я практически всю жизнь исповедую. Это метод медленного прочтения и метод открытого восприятия, то есть удивления. Мы их постоянно используем.

— Самые современные произведения в репертуаре ТНРТ — это «В ожидании Годо» С. Беккета и «Кавказский меловой круг» Б. Брехта. Вы принципиально не хотите обращаться к нынешним драматургам?

— Все годы моей творческой деятельности я работаю только с классикой. Вероятно, это мой принцип. Я не думаю о том, что современно, а что нет. Просто у меня есть тяготение к определенному уровню литературы. Более того, мне часто приходится говорить, что не я выбираю материал — это приходит свыше. Я начинаю чувствовать, ярко ощущать произведение. Например, я десятилетиями давал себе клятву не ставить Достоевского. Был какой-то сильный страх перед чем-то непонятным и, как мне казалось, темным. Может быть, это ощущение еще со школьной поры, не знаю. Но кто-то явно напугал меня Достоевским, и я его очень тяжело воспринимал. И когда вдруг почувствовал удивительный, совершенно прекрасный, немножечко больной юмор Достоевского, вот тогда он для меня открылся. Я читал роман «Идиот», лежа на полу, потому что не мог сидеть — падал со стула. Три любимых слова Федора Михайловича в этом романе — анекдот, сон и фантастическое. Вот это я и старался привнести в японское восприятие Достоевского.

— Такое же озарение было и с недавними премьерами ТНРТ — древнегреческими трагедиями «Антигона» и «Медея»?

— Да, еще до поездки в Грецию я знал, что буду работать с греческой пьесой. Для меня греческая философия — одна из основополагающих, очень давно ею занимаюсь. Просто когда мне там стали задавать вопрос: «Почему Медея убила своих детей?», это ускорило процесс. Греки искренне спрашивали об этом, объясняя, что, будучи долго под турецким игом, они потеряли свою древнюю культуру и не знают, как ее восстанавливать. Сейчас они создают школу Станиславского как филиал нашей Токийской академии. Я сказал грекам, что могу дать ответ не словами, а через спектакль. И мы сделали эти две трагедии на сцене театра Но в Японии.

Взращивать, а не строить

— Из сегодняшней встречи я поняла, что в труппе ТНРТ не все артисты имеют профессиональное образование…

— Это не имеет значения. Важно: сможет человек стать художником или нет. Это должно быть состояние духа и души, может быть, даже врожденное. В этом случае профессионализм наработать не так сложно: и пластику, и речь можно за год освоить. Более того, если человек духовно готов, то у него все сразу начинает проявляться. Духовный язык развивается, и человек меняется: становится талантливым, у него меняются походка, движения, речь, взгляд. Он становится красивым. Говорят, в здоровом теле — здоровый дух. А я считаю, что здоровый дух дает здоровое тело.

— Вы сегодня не раз говорили о том, что актеры должны быть учителями и что вы сами у них учитесь. Но ведь у вас опыта гораздо больше, чем, скажем, у непрофессиональных артистов, только пришедших в театр. Я думала, что ТНРТ можно назвать режиссерским театром.

— Нет, я искренне не принимаю, когда режиссеры начинают коверкать актеров. Хотя и у меня была такая ошибка: когда был молод, эгоистичен, позволял себе их переделывать, но, слава Богу, быстро осознал, что это вред. Вообще, я делю театральное искусство на две категории. Одна — садоводство. И я себя отношу именно к садоводам. Считаю, что зернышко надо выращивать, поливать сердцем, тогда появится росток и плоды. Но большая часть режиссуры, к сожалению, это шлакоблочное строительство. Я говорю коллегам: «Что вы делаете? То, что вы строите, разрушится, а то, что выращивается — навсегда». Когда-то из одного зернышка выросла растительность, покрывшая всю нашу планету. Так и в творчестве, в любом искусстве. И этому меня тоже научил Станиславский — быть садовником. Я не знаю, когда зацветут цветы, созреют плоды. С нетерпением этого жду и это больше всего меня интересует. Но при этом за всю свою жизнь, а я поставил более ста спектаклей, ни разу не отменилось время премьеры. Все вовремя расцветают и спеют. Это не я творю, а Отец внутри меня.

— А как передать то, что происходит внутри вас, актерам, чтобы они были этому адекватны?

— На каждой репетиции я полностью открываю свою душу, отдаю много энергии. Если, например, репетиция идет три часа, могу два часа из них говорить, но зато знаю, что потом артисты за час сделают больше, чем можно было бы за неделю. Я все время исповедую детскость, которая приводит к озарению.

— Но ведь это требует столько душевных сил! Чем подпитываетесь?

— Помогает любовь к высшему, к природе, к космосу. Пока есть эта любовь, энергия поступает. Иногда я переполнен ею. И чем больше отдаю, тем больше ее становится. Но как только начинает затягивать суета жизни, приходит резкое утомление. И актеров учу тому, что есть один гениальный художник — природа. Надо стать ее инструментом и тогда поступает энергия.

— Леонид Иванович, можно ли сегодня где-то посмотреть ваш спектакль на русском языке?

— Нет, кажется, все уже завершились.

— А если бы вас пригласили поставить что-то в каком-нибудь российском театре?

— Понимаете, с чужими актерами я ничего делать не буду. Как однажды спросили Станиславского, что нужно, чтобы сделать хороший спектакль. Константин Сергеевич ответил: «Сначала надо создать школу, потом студию, затем театр, а уже после можно ставить спектакль». А вот просто так приехать на несколько месяцев и сделать постановку — не получится. И мне будет стыдно, и театру. Если пригласят, например, на два года, то можно попробовать. Первый год будем учиться, второй — ставить. Я не могу без обучения создать соответствующую атмосферу, открыть свое сердце.

От мира театра к театру мира

— Когда вы начинали работать в Свердловске, то говорили, что каждый спектакль должен быть притчей.

— Так ведь «Кодзики» или «Идиот» Достоевского — это и есть притчи. Надо создавать миф. Потому что все умирает, а миф остается. Это единственная правда.

— К слову, в спектакле «Кодзики» совершенно нет декораций. Это позволило полностью сосредоточиться на авторском слове и актерской игре. Минимализм в оформлении — это ваше органичное восприятие театрального искусства?

— Совершенно точно. Помнится, мы как-то прилетели, еще с российскими актерами, в Иркутск на фестиваль. Меня спрашивали: «Где ваши вагоны с декорациями?» А я отвечал: «Нет их». Мне не поверили. На следующий день пришли и сказали: «Мы обзвонили всю железную дорогу, ваших вагонов нет. Фестиваль срывается!» А я опять: «Да нет у нас вагонов. Есть рулон и художник рядом». Вечером состоялся спектакль, а потом было удивление, как это возможно (улыбается).

— Как вам вспоминается работа во Владивостоке и Екатеринбурге?

— Сегодня на встрече, конечно, многое вспомнилось с огромной нежностью и болью. Но вообще я мало вспоминаю былое. Наверное, не хочу, чтобы это меня отвлекало от будущего. Мне важно идти дальше. Это была большая школа для меня. Как говорил Станиславский, режиссер словно повивальная бабка, которая принимает роды. Вот, видимо, у меня так и получается. Они все делали, а я лишь поливал и согревал. Тогда уже мы говорили о свободе, которую находим внутри пьесы. Потому что пока она не найдена, не будет спектакля. А рождается она из трех элементов: из отношения к произведению, друг к другу и к людям. Когда эти три элемента совпадают, рождается свобода способа существования на сцене.

— Токийский Новый репертуарный театр часто выезжает за рубеж?

— К сожалению, нет. Мы в Корею ездили достаточно часто, потому что там очень хорошие условия и существуют различные государственные программы, выделяющие средства для налаживания культурных связей с Японией. В России были всего три раза: в Мелихово, во Владивостоке на Международном фестивале классической пьесы «Никольскъ-Уссурийский» и вот сейчас. Гастроли в Москве, конечно, стали большим событием для артистов ТНРТ.

— Для московской публики тоже. Хочется, чтобы такие встречи происходили чаще.

— Все упирается в финансирование. У нас сейчас с этим большая сложность. Чтобы приехать сюда, мы обращались к трем фондам, и все они отказали. Наверное, я вынужден буду сокращать репертуар. Актеров жалко — они так устали, они отдали мне всю свою жизнь. Это действительно самоотверженные люди. Нельзя даже близко сравнивать с русскими актерами. Они живут на самый минимум, подрабатывают — и все отдают в театр. Актрисы не выходят замуж, не рожают детей, потому что это очень дорого. Ведь у нас нет никакой государственной поддержки, мы сами вкладываемся в развитие, сколько можем, так же как у Станиславского. У большинства японцев жизнь очень тяжелая, поэтому я искренне считаю, что актеры ТНРТ — великие люди.

— Каковы ваши ближайшие творческие планы?

— Мечтаю поставить одно из величайших произведений японской классической литературы «Гэндзи-моногатари», написанный в эпоху Хэйан. Это моя огромная потребность. Но там все действие происходит в императорском городе и нужны особые императорские одежды. Когда мне показали эти 12-слойные кимоно, стало понятно, что главная проблема — опять же финансовая. Как только появятся средства, обязательно поставлю «Гэндзи-моногатари».

Фотогалерея

Во владимирском академическом областном театре драмы состоялась премьера спектакля «Идиот». В исполнении артистов Токийского нового репертуарного театра.
Японская труппа стала гостем Всероссийского театрального форума — Фестиваля фестивалей «У Золотых Ворот». Играли пьесу на японском, постановка сопровождается субтитрами. Токийский новый репертуарный театр придерживается русских традиций актёрского искусства. Он был основан в 2000 году, после слияния нескольких театров Токио. Художественный руководитель — Леонид Анисимов. Он обучает актёров по системе Станиславского. Театр стал новаторским для Японии. Прежде всего благодаря введению постоянного репертуара. Ведь обычно японцы смотрят постановку лишь в течение одного сезона. По словам режиссёра, внешне русская и японская культуры различаются. Но духовно они очень близки. ЛЕОНИД АНИСИМОВ, ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ РУКОВОДИТЕЛЬ ТОКИЙСКОГО НОВОГО РЕПЕРТУАРНОГО ТЕАТРА: «Они очень хорошо читают мысли. Это очень тонкий уровень сознания, когда они могут ощущать, видеть, что думает человек. Это очень важно для системы Станиславского, для её духовного содержания. Поэтому мне работать с ними очень интересно».
Подробный репортаж Владимира Косыгина смотрите в «Вестях» в 17.30.

Последние новости:

Историю струнинской больницы опять вспоминает вся страна. Недавно медучреждение снова оказалось в объективе федеральных каналов. Поводом для этого стал пикет активистов у здания Минздрава в Москве. «Во исполнении этого поручения [президента РФ] до конца октября будет закончен ремонт всех корпусов…

Жители Владимира прошли опрос, в котором им предлагалось указать, каким источникам информации они доверяют больше всего. В исследовании приняли участие 1100 человек, 51 процент из них больше всего доверяет телевизору. А вот 43 процента опрошенных предпочитают получать информацию в интернете и считают ее более корректной.

Сообщение о пожаре поступило на пульт Центра управления в кризисных ситуациях. На место выехали пожарные подразделения Владимирского гарнизона. Общая площадь возгорания составила 1 квадратный метр. К счастью, пострадавших нет. К ликвидации последствий пожара привлекалось 4 единицы техники, 12 человек. Причина пожара устанавливается.

В Киржачском районе Владимирской области 15 октября ушел за грибами 83-летний мужчина. Пенсионер сбился с пути и не мог вернуться домой два дня. В итоге его нашли на военном полигоне. Пожилого мужчину искали 85 человек. Это и «Лиза Алерт», и пожарные, и просто неравнодушные местные жители.

Вы хоть раз видели спектакль, поставленный немецкий театром? А японским? Что, даже американскую постановку ни разу не смотрели? Тогда срочно откладывайте все дела и бегите за билетами. Ведь осталось всего 10 дней до конца театрального форума “У Золотых ворот”, в котором принимают участие театры из 9 стран мира: России, Молдавии, Монголии, США, Японии, Швеции, Израиля, Германии и Украины. Такое событие просто стыдно пропустить!

Афиша Всероссийского Театрального Форума
Фестиваля фестивалей «У Золотых Ворот».