Значение стасов владимир васильевич в краткой биографической энциклопедии. В

Назвать Владимира Васильевича Стасова композитором и музыкантом как-то язык не поворачивается. И в то же время он был идейным вдохновителем самой значимой русской композиторской формации середины девятнадцатого века – .

Стасов был музыкальным и художественным критиком, историком-искусствоведом, архивистом, ну и конечно же, общественным деятелем.

Родом будущий идеолог великой русской пятерки был из интеллигентной петербуржской семьи. Его отец, архитектор Василий Петрович Стасов, участвовал в оформлении народных праздников при коронации императора Александра, путешествовал по разным странам, проходил стажировку во Франции, Италии, Австрии и Польше. Позже он вошел в Кабинет строений и гидравлических работ. Спроектировал комплекс зданий Провиантских складов, Екатерининского и Александровского дворцов. И стал первым мастером русского стиля. Стоит ли говорить, что это не могло не оказать влияния впоследствии и на его сына, Владимира Васильевича, появившегося на свет 2 января ст.ст. 1824 года?

В 1836-м году Василий Петрович отдал своего сына Владимира на учение в только что созданное Училище правоведения. Там юноша стал живо интересоваться музыкой. Но в качестве композитора себя не видел. Не имел особых задатков, а может, просто побоялся их в себе развить. И, как водится в таких случаях, смело подался в критики.

Свою первую статью он написал в 1842-м году. Она посвящалась популярному тогда . Тот как раз приезжал в Петербург с концертом. Но статья так и не была опубликована.

После обучения в училище, которое завершилось в 1843-м году, Владимир стал служить помощником секретаря в межевом департаменте Сената.

Спустя пять лет он уже имел должность секретаря в Департаменте герольдии. Спустя еще два года стал помощником юрисконсульта в Департаменте юстиции. В то время он уже свободно владел шестью языками. Кроме того, Стасов начал свою деятельность в качестве музыкального критика и публиковался в “Отечественных записках”.

Их издатель однажды пригласил Стасова в отдел иностранной литературы, и молодой человек стал также публиковать заметки, освещающие вопросы живописи, скульптуры и архитектуры.

Но идиллия продолжалась совсем недолго. В 1848-м году за связь с петрашевцами Стасова отстранили от работы в журнале, а затем и вовсе заключили в Петропавловскую крепость.

Петрашевцев отличало излишнее вольнодумство, и именно потому они и стали подвергаться преследованиям. Этот кружок позже вошел в историю и в немалой степени потому, что в нем участвовал молодой Достоевский. Чего стоили лишь инсценировки их смертной казни. Осужденных полностью проводили через все подготовления, и лишь в самом конце они узнавали о помиловании. Многих из петрашевцев арестовали лишь за то, что они не доносили о проведении собраний, да еще из-за распространения писем Белинского.

1851-й год. Стасов вышел в отставку и уехал за границу. Там он стал секретарем уральского промышленника Демидова. Тот был очень богатым человеком, к тому же искренне любящим искусство.

Демидов

Несмотря на свое русское имя и безусловно русское происхождение, родился Анатолий Николаевич Демидов во Флоренции, жил и работал как в России, так и во Франции. Кроме того, что он считается русским меценатом, он также являлся князем Сан-Донато. Титул сей он купил, что позволяет судить о величине его богатства. В России появлялся редко, так как Николай Первый его недолюбливал, вполне справедливо считая, что Демидов выводит из России просто чудовищно много денег. С другой стороны, если бы не Демидов, они все равно никому бы не достались. А так, благодаря этому предпринимателю, стало доступным многое из того, что мы сейчас считаем культурным достоянием.

Стасов работал в Сан-Донато, где Демидов купил княжеский титул. У него были широчайшие возможности для работы в библиотеках, да и работал он не столько секретарем, сколько библиотекарем Демидова. У Владимира была возможность часто посещать различных русских художников и архитекторов, которые проживали в Италии. Среди них, например, были Александр Брюллов, Сергей Иванов и Иван Айвазовский.

В 1854-м году ему удалось вернуться в Санкт-Петербург. Он все время находился под вдохновением от своей творческой работы, а потому быстро сформировал идеологию кружка, который позже станет известным под названием “Могучая кучка”. Человек огромной эрудиции, Стасов просто поражал разносторонностью своих интересов. Последовательно отстаивая самостоятельные национальные пути развития русской композиторской школы, он оказал неоценимое влияние на формирование эстетических и творческих принципов великой пятерки.

Кроме того, Владимир Стасов, начиная с шестидесятых годов и всю оставшуюся жизнь, поддерживал деятельность товарищества передвижных выставок. Он даже стал одним из главных вдохновителей и историков движения.

“Настоящее искусство смотрит во все глаза на то, что совершается вокруг нас,- говорил Стасов.- А вокруг нас живет, трудится, бедствует народ. Значит, героями картин должны быть не шестикрылые ангелы, не цари, древние и нынешние, не графы и маркизы, а мужики, рабочие, чиновники, художники, ученые”. И прибавлял: “Только там и есть настоящее искусство, где народ чувствует себя дома”. Именно поэтому так дороги были Стасову работы передвижников.

В 1856-1872-м годах Стасов работал в Публичной библиотеке, где у него был личный стол в художественном отделении. За время работы он организовал выставку древнерусских рукописей. Потом его взяли на должность библиотекаря, и до конца жизни он заведовал художественным отделом.

Работая на этом посту, он мог беспрепятственно консультировать художников, писателей, и, конечно же, композиторов.

В 1900-м году его избрали почетным членом Российской академии наук.

За свою жизнь он сделал немало: был исследователем и пропагандистом творчества M. И. Глинки, составил монографии о композиторах M. П. Мусоргском, А. П. Бородине, художниках К. П. Брюллове, А А. Иванове, В. В. Верещагине, В. Г. Перове, И. E. Репине, И. H. Крамском, H. H. Ге, M. M. Антокольском и др. Стасов поддержал творчество А. К. Глазунова, А. К. Лядова, A. H. Скрябина, Ф. И. Шаляпина. Одним из первых Владимир Васильевич начал систематическую работу по собиранию и публикации эпистолярного наследия русских художников, композиторов (письма Крамского, Антокольского, А. А. Иванова, Глинки, Даргомыжского, A. H. Серова, Мусоргского). Как историк искусства утверждал значение великих реалистических традиций творчества Д. Веласкеса, Рембрандта, Ф. Халса, Ф. Гойи. В России Стасов пропагандировал музыку Л. Бетховена, Ф. Листа, Г. Берлиоза, Ф. Шопена, Э. Грига и др.

О Стасове как-то написал Тургенев. Прочтите эти строки, и вам предстанет более четко внутренний мир этого замечательного человека:

Спорь с человеком умнее тебя: он тебя победит… но из самого твоего поражения ты можешь извлечь пользу для себя. Спорь с человеком ума равного: за кем бы ни оставалась победа, ты по крайней мере испытаешь удовольствие от борьбы. Спорь с человеком ума слабейшего: спорь не из желания победы, но ты можешь быть ему полезным. Спорь даже с глупцом! ни славы, ни выгоды ты не добудешь… Но отчего иногда не позабавиться! Не спорь только с Владимиром Стасовым!

В ладимир Стасов - музыкальный и художественный критик. Его статьи популяризировали идеи демократической культуры и объясняли искусство массам. Стасов участвовал в создании сообщества композиторов «Могучая кучка» и поддерживал движение художников-передвижников. Вместе они боролись против академизма и оторванности искусства от реальной жизни.

Юный эрудит

Владимир Стасов родился в Санкт-Петербурге в дворянской семье. Его мать рано умерла, и воспитанием мальчика занимался отец, известный архитектор Василий Стасов . Он приучил сына к систематическому чтению и изложению своих мыслей на бумаге - так Стасов и полюбил литературный труд. В детстве Владимир Стасов мечтал поступить в Академию художеств и пойти по стопам отца, но тот хотел, чтобы сын стал чиновником, поэтому в 1836 году отдал сына в училище правоведения.

Именно в училище Владимир Стасов стал по-настоящему интересоваться искусством, особенно музыкой. Вместе с друзьями он разыгрывал партитуры, перекладывал оперы и балеты, исполнял романсы и арии, участвовал в спектаклях и концертах. «Навряд ли в каком-нибудь другом русском учебном заведении, - вспоминал Стасов, - музыка процветала в такой степени, как в училище правоведения. В наше время музыка играла у нас такую важную роль, что, наверное, могла считаться одною из самых крупных черт общей физиономии училища» .

Владимир Стасов. Фотография: aeslib.ru

Михаил Горький, Владимир Стасов и Илья Репин в Куоккале. 1900. Фотография: ilya-repin.ru

Владимир Стасов. Фотография: nlr.ru

Во время учебы Стасов познакомился с молодым музыкантом Александром Серовым. Вместе они с упоением обсуждали работы современных живописцев, новинки литературы и сочинения знаменитых композиторов. За время обучения они изучили почти всю зарубежную и отечественную музыкальную литературу. Но главным идейным вдохновителем Владимира Стасова в вопросах искусства стал критик Виссарион Белинский.

«Громадное значение Белинского относилось, конечно, никак не до одной литературной части: он прочищал всем нам глаза, он воспитывал характеры, он рубил, рукою силача, патриархальные предрассудки, которыми жила сплошь до него вся Россия, он издали приготавливал то здоровое и могучее интеллектуальное движение, которое окрепло и поднялось четверть века позже. Мы все - прямые его воспитанники».

Владимир Стасов

Становление критического взгляда на искусство

В 1843 году Владимир Стасов окончил училище и устроился помощником секретаря в Межевом департаменте Сената. Через пять лет он перевелся в Департамент герольдии, а еще через два года - в Департамент юстиции. Но Стасова не интересовали ни юриспруденция в целом, ни карьера чиновника в частности. Более всего его занимало искусство.

Стасов считал, что искусству нужны критики-профессионалы. Он разделял мнение Виссариона Белинского: искусству нужны люди «которые, не производя ничего сами, тем не менее занимаются искусством, как делом своей жизни… изучая его сами, объясняют его другим». Позднее Стасов выдвинул девизом своей жизни «быть полезным другим, коли сам не родился творцом».

В 23 года Владимир Стасов опубликовал первую критическую статью о французском композиторе Гекторе Берлиозе в журнале «Отечественные записки» . В этом же году главный издатель журнала Андрей Краевский пригласил Стасова в отдел иностранной литературы и разрешил ему писать небольшие статьи-обозрения на тему живописи, музыки и архитектуры. За два года работы в «Отечественных записках» Владимир Стасов написал около 20 статей.

В 1851 году Владимир Стасов уехал за границу вместе с уральским промышленником и меценатом Анатолием Демидовым в качестве его секретаря. Стасов понимал, что критик должен разбираться во всех областях культуры, и потому в Европе общался с музыкантами и учеными, художниками и архитекторами, изучал европейское искусство.

«Критика должна заключать в себе все искусства, непре­менно без исключения, потому что они суть различные стороны и средства одного и того же общего целого... тогда только мо­жет существовать полная мысль и не будет больше забавных, досе­ле существовавших споров о том, которое искусство выше: скульп­тура, или поэзия, или музыка, или живопись, или архитектура?»

Владимир Стасов

Критический реализм Владимира Стасова

Илья Репин. Портрет Владимира Стасова. 1905. Государственный Русский музей

Илья Репин. Портрет Владимира Стасова. 1900. Государственный Русский музей

Илья Репин. Портрет Владимира Стасова на даче в деревне Старожиловка близ Парголова. 1889. Государственная Третьяковская галерея

Через три года Владимир Стасов вернулся в Петербург. В России в это время набирало силу демократическое общественно-политическое движение, а господствующим направлением в культуре стал «критический реализм». Он боролся с академизмом, религиозно-мифологической тематикой и оторванностью искусства от народа. Реализм провозглашал, что искусство должно познавать мир и быть «учебником жизни».

Стасов считал, что «всякий народ должен иметь свое собственное национальное искусство, а не плестись в хвосте других по проторенным колеям, по чьей-либо указке», поэтому искал и поддерживал лучших представителей русского искусства. В Петербурге Владимир Стасов подружился с молодыми композиторами Милием Балакиревым и Александром Даргомыжским . Вместе они образовали небольшой кружок любителей русской музыки.

Позже участники этого кружка - Милий Балакирев, Модест Мусоргский , Александр Бородин , Николай Римский-Корсаков и Цезарь Кюи - создали художественное объединение композиторов «Могучая кучка», название которому дал Стасов. Кучкисты стремились воплотить русскую национальную идею в музыке, изучали музыкальный фольклор и церковное песнопение - и позднее использовали их элементы в своих сочинениях. Владимир Стасов не только писал статьи о молодых музыкантах, но и помогал им в работе: подсказывал сюжеты для опер, подбирал материалы и документы для либретто.

В 1860-х годах Стасов также подружился с участниками Артели свободных художников . Представители движения бунтовали против академизма в живописи: они хотели писать картины на жизненные темы, а не на постановочные сюжеты. Стасов разделял их идеи, отстаивая принципы реализма.

В 1870 году на смену артели пришло Товарищество передвижных художественных выставок. Вдохновленные идеей народничества, московские и петербургские живописцы взялись за просветительскую работу и организацию выставок. Владимир Стасов поддерживал их движение, в своих статьях описывал социальные вопросы, которые затрагивали работы передвижников, приветствовал отражение народной жизни в их картинах.

Параллельно Стасов работал в Публичной библиотеке в Петербурге: он помогал собирать исторические материалы, организовывал выставки древнерусских рукописей, а в 1872 году стал заведующим художественного отдела. За 50 лет службы в Санкт-Петербургской публичной библиотеке Владимир Стасов собрал большую коллекцию сочинений деятелей искусства и многое сделал для открытия свободного доступа в библиотеку.

В 1900 году Стасова избрали почетным членом Императорской Санкт-Петербургской академии наук.

Владимир Стасов умер в 1906 году в Петербурге. Похоронили его на Тихвинском кладбище Александро-Невской лавры. Через два года на его могиле установили монументальное надгробие с надписью «Поборнику русского искусства».

Казалось, этот чудесный старик всегда и везде чувствует юным сердцем тайную работу человеческого духа. Мир для него был мастерской, в которой люди пишут картины, книги, строят музыку, высекают из мрамора прекрасные тела, создают величественные здания... Вот человек, который делал все, что мог, - и все, что мог, сделал!

А.М. ГОРЬКИЙ

Вот человек, который делал все,

Что мог, и все что мог - сделал.

А.М.Горький . О Стасове.

Этот очерк об одном из крупнейших деятелей русской культуры, чрезвычайно много сделавшем для развития и становления таких ее областей, как музыка, живопись, литература, археология. Благодаря таким людям и обрела величие Россия, обросла богатствами духовными, с которыми щедро делилась и делится с миром.

Очерк о нем поможет, как хотелось бы надеяться, вспомнить и осознать величие истории России, ее неповторимой культуры, обогатившей многие земли и народы своей высокой духовностью, чистотой, искренностью и человечностью. Многие приведенные высказывания и мысли Стасова, как нам кажется, не только актуальны в сегодняшней России, но и как будто только что рождены.

При работе над очерком мы пользовались многочисленной литературой о Стасове, его письмами и воспоминаниями о нем, особенно работой литературоведа О.Д. Голубевой.

НА ФАСАДЕ главного здания Публичной библиотеки имени М.Е. Салтыкова-Щедрина в Петербурге (ныне Российская национальная библиотека), выходящего на площадь Островского, установлена мраморная мемориальная доска работы скульптора Ю.Г. Клюге: «Здесь с 1855 по 1906 г. работал выдающийся деятель русской культуры Владимир Васильевич Стасов».

Он был одним из ярчайших представителей русской демократической культуры второй половины ХIХ - начала ХХ века, крупнейшим музыкальным и художественным критиком, другом виднейших художников и композиторов России, историком искусства и ученым-археологом, а также великим библиотечным работником. С помощью библиотеки, где Стасов заведовал художественным отделением, он воздействовал на широчайший круг людей русской культуры, помогал обогатить национальную культуру многими бессмертными художественными творениями, завоевавшими всемирное признание и славу. Его библиотечная деятельность органически сливалась с его энциклопедическими познаниями в области искусства. Он был библиотекарем-искусствоведом в одном лице, великим знатоком и просветителем.

Ровно десять лет спустя после открытия в Петербурге Публичной библиотеки для публики, 2 января 1824 года, в доме №18 по Первой линии Васильевского острова в семье известного русского архитектора Василия Петровича Стасова родился сын Владимир. Род Стасовых был очень древний: с 1380 года они числились русскими дворянами. Владимир был пятым ребенком в семье. Шести лет он потерял мать, умершую от свирепствовавшей в Петербурге холеры.

Большое влияние на воспитание Владимира оказал отец, передовой человек своего времени, после смерти матери ставший очень близким Володе. Еще при жизни матери отец сформулировал свои взгляды на воспитание детей, чтобы они выросли искренними, честными и трудолюбивыми, уважали других. В молодости он был близок с просветителем Н.И. Новиковым, входил в кружок директора Императорской публичной библиотеки и президента Академии художеств А.Н. Оленина, дружил с П.К. Хлебниковым - библиофилом екатерининского времени, собирателем рукописей и основателем семейной общедоступной библиотеки.

Отец оставил о себе память в виде многих зданий, украшающих до сих пор Петербург. По проектам Василия Петровича и под его руководством сооружены Измайловский и Спасо-Преображенский соборы, Московские и Нарвские триумфальные ворота, были перестроены Царскосельский лицей, Таврический и Петергофский дворцы. Он имел звания академика и почетного вольного общника Академии художеств. Отец был самым дорогим и близким Владимиру человеком.

Юный Владимир получил хорошее домашнее образование. Природа щедро одарила его блестящими способностями: необыкновенной памятью, любознательностью, трудолюбием. Мальчик очень рано пристрастился к чтению.

Семью Стасовых часто навещали не только архитекторы, но и художники, музыканты. Влияние последних оказалось очень сильным. Увлечение музыкой и серьезное ее изучение изменили планы молодого человека: он стал видеть себя уже будущим композитором! В юности первым композитором, завладевшим им целиком, стал Л. Бетховен. В более зрелые годы кумиром сделался И.С. Ба х. За ним на долгие годы даже закрепилась кличка «наш Бах».

Для продолжения образования отец решил поместить Владимира в Царскосельский лицей, а когда сын не выдержал экзамена, то весной 1836 года отдал его в незадолго до того открывшееся Училище правоведения. Это было закрытое аристократическое учебное заведение, которое призвано было готовить просвещенных чиновников: знающих, честных, с нравственными устоями.

Все семь лет пребывания в училище Стасов считал для себя счастьем. Этому мнению немало способствовало то, что в училище усиленно культивировалась музыка. Почти все воспитанники играли на каких-нибудь музыкальных инструментах. После занятий, как вспоминал Стасов, весь дом словно превращался в консерваторию, по всем этажам звучали фортепиано, виолончели, скрипки, валторны, флейты, контрабасы… Сам Владимир прекрасно играл на рояле. И здесь он продолжал читать книги об искусстве, посещал концерты, театры. Его другом стал А.Н. Серов, впоследствии известный композитор и музыкальный критик.

ВСЕ воспитанники училища увлекались журналом «Отечественные записки», лучшим в то время журналом в России, призывавшим к уничтожению крепостного права и просвещению народа. «Я помню, - пишет Стасов, - с какою жадностью, с какою страстью мы кидались на новую книжку журнала («Отечественных записок»), когда нам ее приносили… Все первые дни у нас только и было разговоров, рассуждений, споров, толков, что о Белинском, да о Лермонтове… Белинский же был - решительно нашим настоящим воспитателем. Никакие классы, курсы, писания сочинений, экзамены и прочее не сделали столько для нашего образования и развития, как один Белинский со своими ежемесячными статьями… он прочищал всем нам глаза, он воспитывал характеры, он рубил рукою силача патриархальные предрассудки… Мы все - прямые его воспитанники».

Статьи Белинского пробудили у Стасова любовь к Пушкину и Гоголю. Когда Пушкин был убит, воспитанники зачитывались стихотворением М.Ю. Лермонтова «Смерть поэта». «Мертвые души» Гоголя читали коллективно, так как установить очередь оказалось невозможным. «В продолжение нескольких дней, - пишет Стасов, - читали и перечитывали это великое, неслыханно оригинальное, национальное и гениальное создание. Мы были точно опьяненные от восторга и изумления».

Белинский и русская классическая литература, литература критического реализма воспитали в Стасове критическое отношение к действительности. От Белинского Стасов на всю жизнь воспринял идеи общественного назначения искусства, его народности, реализма, патриотизма и гуманизма. Многие же сокурсники Стасова впоследствии стали «столпами порядка», ревностными защитниками крепостного права. «Кто бы тогда, - сокрушался Стасов, - между всеми нами вообразил, что из этих прекрасных милых мальчиков выйдет: из кого - всеподданнейший раб III отделения, из кого - бестолковейший и бездушный деспот, из кого - индифферентный ко всему хорошему и дурному, пошлейший чиновник, хватающий только ленты и аренды, и проплясавший на балу не одно важное народное дело».

Но, наконец, 10 июня 1843 года учеба окончилась успешно для Стасова. Он получил чин титулярного советника, чиновника 9-го класса. Следующие восемь лет он проводит на государственной службе, занимая различные должности в департаментах Сената. Началась скучная и однообразная служба мелкого чиновника: помощник секретаря, младший помощник секретаря в Межевом департаменте, секретарь в департаменте геральдии, с лета 1850 года - помощник юрисконсульта в Министерстве юстиции.

Сухие служебные дела не удовлетворяли Владимира Васильевича, душа его не лежала к юриспруденции. Однако служить нужно было, так как средств на жизнь было немного. Титулярный советник Стасов все свободное время по-прежнему отдает искусству: много играет на фортепиано, часто посещает Эрмитаж, наряду с музыкой и живописью серьезно изучает графику.

В письме к отцу от 1 января 1844 года Стасов писал, что решил посвятить жизнь художественно-критической деятельности. В этом же году он знакомится с К.П. Брюлловым, в 1849 году - с М.И. Глинкой. Его первые публикации появились в журнале «Отечественные записки» в 1847 году. Это были обозрения новых произведений английской, немецкой и французской литературы, произведений живописи, скульптуры, архитектуры и музыки.

Когда в 1851 году ему представился случай выехать за границу вместе с потомком много сделавших для России уральских промышленников Демидовых, богачом и меценатом А.Н. Демидовым, он с радостью согласился и 15 мая 1851 года вышел в отставку. Работал у Демидова литературным секретарем, консультантом по вопросам искусства, библиотекарем в имении Сан-Донато близ Флоренции, аннотировал и рецензировал для Демидова купленные книги. И сам узнал «пропасть новых книг и вещей».

ЗА ТРИ ГОДА, проведенные у Демидова, Стасов побывал не только во многих городах Италии, но и в Германии, Англии, Франции, Швейцарии, где работал в архивах и библиотеках, общался с художниками и учеными. Ему удалось хорошо изучить подлинники мастеров античного, средневекового и современного западного искусства. Он часто встречался с русскими художниками, проживавшими в Италии, - с Александром Брюлловым, Сергеем Ивановым и пр. В 1852 году, узнав о смерти К.П. Брюллова, Стасов поехал в Рим, собрал все сведения о последних днях его жизни и написал статью «Последние дни К.П. Брюллова и оставшиеся в Риме после него произведения». В статье он оценивал художника как непревзойденного мастера русской академической живописи.

В 1854 году вместе с Демидовыми Владимир Васильевич вернулся на родину. В Петербурге он с «великой жадностью» читает все об искусстве. В эти годы огромное влияние на его мировоззрение оказала знаменитая диссертация Н.Г. Чернышевского «Эстетические отношения искусства к действительности» (1855), утверждающая, что искусство не только особая форма познания жизни, но и особое средство борьбы за ее преобразование.

Стасов все чаще теперь думает о том, что лишен возможности как-то влиять на пробуждение национального самосознания. «Великий народ, нравственно прекрасный и терпеливый, не знает светочей своих. Ему неизвестна мощь своего творческого духа. Не только в массах, но и в интеллигентской среде господствуют грубые предрассудки, далекие от истины». Он часто вспоминает Герцена, который с «великим талантом, умом, знаниями и силой воюет против ложных людских понятий».

Следуя важнейшим положениям демократической эстетики, Стасов считал, что художественная критика, оценивая произведения искусства, должна, так же как и искусство, раскрывать нужды народа, вызывать сострадание к слабым и обездоленным и выносить свой приговор. По убеждению критика художники и музыканты должны создавать искусство большого общественного значения, воспитывающие мысль и чувство народа.

В статье «Художественная статистика» (1887) он негодовал на бесправие народа, на недоступность для него образования, обличал самодержавие за издание реакционного закона, по которому доступ в гимназии детям неимущих классов был закрыт. (Как это близко к положению дел в стране и в образовании сегодня!) «Что ж бы было, если б всему этому люду не было помех и бревен поперек дороги вроде крепостного права, отсутствия свободной печати, общей приниженности?» - задавал вопрос Стасов. Илья Ефимович Репин, прочитав статью, пришел в восторг и признался автору: «Вот уже поистине следует пасть перед Вами на колени в благоговении… Особенно нам, крестьянам, мещанам и прочим париям. Какая смелость, какая сила! Я совершенно поражен, удивлен: как это Вам сошло!!! В наше паскудное время царства идиотов, бездарностей, трусов, холуев и тому подобной сволочи, именующейся министрами… Жму от всего сердца Вашу благородную руку и благодарю земным поклоном Ваш благородный подвиг!!!»

Во всех своих статьях и письмах, требуя от художника в первую очередь содержания, Владимир Васильевич настойчиво подчеркивал оригинальный, самостоятельный характер русского искусства. Поражение России в Крымской войне, по словам Стасова, отвалившее «плиту от гробницы, где лежала заживо похороненная Россия», разбудило искусство, «его образы не могут кутаться и прятаться, они прямо говорят всю свою правду».

Основоположником новой русской национальной школы живописи он считал П.А. Федотова, его наследником В.Г. Перова. Высоко оценивал творчество В.В. Верещагина, «самого заклятого, неутомимого и дерзкого реалиста». С 1874 до 1904 года, когда Верещагин погиб, Стасов не переставал прославлять художника и называть его Львом Толстым в живописи (Лев Толстой был для него всю жизнь не только авторитетом, но и кумиром, он называл его везде Львом Великим). Но выше всех художников-современников был для Владимира Васильевича И.Е. Репин - реалист-обличитель, поистине народный мастер.

Обладая природным даром распознавать молодые таланты сразу, как говорится, с первого взгляда, он сумел первым «открыть» И.Н. Крамского, В.Г. Перова, Ф.А. Васильева, И.Е. Репина, И.И. Шишкина, В.В. Верещагина, М.М. Антокольского, В.М. Васнецова, В.А. Серова и многих других. Сюда надо добавить гениального русского певца Фёдора Шаляпина, которого Стасов не только «открыл», но и предсказал ему великое будущее.

В статье «По поводу выставки в Академии художеств» (1861) критик осуждает академию за то, что она, как и девяносто лет назад, предлагает дипломникам мифологические и античные темы. Он считал, что художники сами могут и должны выбирать сюжеты для картин, не довольствуясь темами из греческой мифологии, Библии и древней истории. Перед художниками встали задачи, связанные с жизненными интересами угнетенного и страдающего народа.

Не без влияния стасовских статей четырнадцать учеников Академии художеств дважды подавали прошение в Совет академии о праве свободного выбора сюжета картины, представляемой на соискание большой золотой медали. Так как прошения остались без ответа, то группа во главе с И.Н. Крамским в знак протеста в ноябре 1863 года вышла из академии и образовала свою собственную «художественную артель», которая в 1871 году перевоплотилась в «Товарищество передвижных выставок», повернувшее русское искусство в сторону отражения реальной жизни. В это товарищество вошли: Г.Г. Мясоедов, И.Н. Крамской, Н.Н. Ге, И.И. Шишкин, В.Г. Перов, В.Е. Маковский, А.К. Саврасов, Н.А. Ярошенко, С.В. Иванов, В.А. Серов, В.И. Суриков и другие художники.

Как видим, в этом списке выдающиеся имена, навсегда оставшиеся в истории русской и мировой культуры. Сила обличения картин этих художников была настолько велика, что, как рассказывали, историк Н.И. Костомаров, увидев картину «Неравный брак» В.В. Пукирева, отказался от женитьбы на молодой особе.

Стасов поддерживал, воодушевлял, просвещал, отстаивал «передвижников», которые были для него эталоном демократического и реалистического искусства. В ответ на реакционную критику, обвинявшую «передвижников» в утрате эстетического чувства прекрасного, в пессимизме, в изображении «маленьких» людей с их горем и страданиями, он писал в работе «Искусство ХIХ века»: «Если русский народ преимущественно состоит не из генералов и аристократов … не из больших людей, а всего более из маленьких, не из счастливых, а из бедствующих, - то, понятно, большинство сюжетов в новых русских картинах, если они хотят быть «национальными», русскими, непритворно, а равно и большинство действующих лиц в русских картинах должны быть не Данте и Гамлеты, не герои и шестикрылые ангелы, а мужики и купцы, бабы и лавочники, попы и монахи, чиновники, художники и ученые, рабочие и пролетарии, всяческие «истинные» деятели мысли и интеллекта. Русское искусство не может уйти куда-то в сторону от действительной жизни» (выделено мной. - Ю.С. ).

Надо подчеркнуть, что советское искусство шло по дороге, которую задолго до Советов указал Стасов и другие выдающиеся деятели русской культуры, - по пути демократического , социалистического реализма.

В живописи, как и в литературе, такой реализм стал господствующим направлением.

ОДНИМ из самых высоких искусств, доставляющих человеку счастье, Владимир Васильевич считал музыку , особенно русскую . В конце своей жизни, как бы подводя итоги, он делился со своим другом - доктором астрономии и философии В.П. Энгельгардтом (16 сентября 1904 г.): «Скажу тебе, положа руку на сердце, что при всех нападавших на меня и глодавших меня бедах, главною и чудесною мне всегда была музыка. Не только ни одно другое искусство, но и ни одно другое средство не доставляло мне столько отрады, помощи и, по возможности, счастья и утешения, как она. Какое счастье, что были когда-то на свете раньше меня, или в одно со мною время, такие люди, как Глинка, Бетховен, Шуман, Шопен, Лист, Ф. Шуберт, Бородин, Мусоргский и все великие русские. Именно - русские» (выделено мной. - Ю.С. )

В 1854 году Стасов примкнул к музыкальному кружку молодежи, группировавшемуся вокруг М.И. Глинки, и написал целый ряд статей по музыкальным вопросам. Русское общество долгое время отказывалось понимать музыку композитора, называя ее музыкой кучеров. Стасов сумел показать обществу, что Глинка начал «новую эру в русской музыке».

Горький, Стасов и Репин на аллее Пушкина в «Пенатах». 1904 г.

Все мало-мальски значительные музыкальные события Стасов приурочивал к 27 ноября, считая этот день знаменательным для русской музыки. Именно в этот день состоялись премьеры двух великих опер композитора - «Жизнь за царя» (1836) и «Руслан и Людмила» (1842). Когда Глинка умер (1857), Владимир Васильевич написал его биографию и хлопотал о перевозке тела из Берлина в Петербург, устройстве торжественной заупокойной службы в Конюшенной церкви, в той самой, где в 1837 году отпевали Пушкина. Немало труда Стасов приложил к постановке надгробного памятника композитору в Александро-Невской лавре, и памятников в Смоленске и Петербурге. Как это было важно для укрепления и увековечивания достижений русской музыки!

В начале 60-х годов ХIХ века в Петербурге сложился небольшой кружок очень талантливых молодых людей, горячо любивших русскую музыку. Единственным профессиональным его музыкантом был глава кружка композитор Милий Алексеевич Балакирев. Остальные не были таковыми. М.П. Мусоргский был гвардейским офицером, А.П. Бородин - военным врачом, впоследствии про--
фессором химии, Н.А. Римский-Корсаков - морским офицером, Ц.А. Кюи - военным инженером.

Главную свою задачу «кучкисты» видели в пропаганде произведений Глинки и в развитии заложенных им (и развитых А.С. Даргомыжским) основ русской симфонической музыки. Это было особенно актуально в то время, когда господствующее положение в театрах имела итальянская опера. Члены «Могучей кучки» всеми силами прокладывали новые, русские пути создания оперно-симфонической музыки. А сил этих было немало! Их стараниями в 60-е годы чуть ли не каждый день появлялись то романс, то акт оперы, то фортепианная пьеса.

Основная же заслуга Стасова состояла в том, что он первый распознал, поддержал и выпестовал эту группу, сделался ее «крестным отцом». Он говорил Б.В. Асафьеву, тогда начинающему музыковеду: «Моя роль - толкать их… Они лучше знают, как и что делать. Ну, а по части нужных материалов я уже по самой должности своей (разумелась Публичная библиотека) и хозяйству своему им всем помощь, а в деле защита. Они знают - зубами, клыками воюю, лишь бы трудились. А толкать приходится изо всех сил».

Музыканты собирались либо у Балакирева, либо у сестры Глинки Л.И. Шестаковой, либо у Стасовых, дружный дом которых много лет был центром музыкального и художественного Петербурга. У Владимира Васильевича своей семьи в общепринятом смысле не было, он жил с родными тремя братьями и двумя сестрами как бы холостяком. Сам же считал, что состоит в гражданском браке с Елизаветой Клементьевной Сербиной, дальней родственницей. У них была дочь, Софья Владимировна, которую отец нежно любил.

Стасовские вечера были отмечены не только высокой интеллектуальностью, но и весельем. Сам Владимир Васильевич был неистощим на выдумки и шутки. Всю жизнь он питал отвращение к курению, вину и картам, так привычным на вечеринках. Предоставим слово С.Я. Маршаку, который бывал гостем у Стасова, правда, в более позднее время: «…Квартира Стасова на Песках, - писал он, - могла бы с полным правом называться по-нынешнему «Домом искусств» … Здесь всегда были раскрыты настежь двери для старых и молодых мастеров - композиторов, певцов, пианистов. Отсюда они ухо дили с новыми силами, а подчас и с новыми замыслами».

Владимир Васильевич был непосредственным участником творческой жизни «кучкистов», делал, как он выражался, им «внушения». Он посоветовал Балакиреву написать музыку к трагедии Шекспира «Король Лир», музыкальное произведение, посвященное тысячелетию России, - вторую симфоническую увертюру «Тысяча лет» («Русь»); Мусоргскому подсказал сюжет «Хованщины», Римскому-Корсакову - сюжеты «Садко», «Сказки о царе Салтане», Бородину - «Князя Игоря», Кюи - «Анжело». Под влиянием Стасова Кюи стал музыкальным критиком.

Из всей пятерки он считал самым талантливым Мусоргского. Его переписка с Мусоргским показывает, какую помощь оказал он композитору в работе над оперой «Борис Годунов» и в создании либретто «Хованщины». По совету Стасова Мусоргский запечатлел в музыкальных образах выставку рисунков и акварелей та--
лант-ливого архитектора В.А. Гартмана, создав знаменитые фортепианные миниатюры «Картинки с выставки» (лучшие переложения этого шедевра для симфонического оркестра сделали независимо друг от друга в 1922 г. французский композитор Морис Равель и в 1954 г. русский музыкант Сергей Горчаков). Мусоргский как-то признался Стасову, что «никто жарче Вас не грел меня во всех отношениях; никто проще и, следовательно, глубже не заглядывал в мое нутро; никто яснее не указывал мне путь-дороженьку». Дорогого стоит такое признание такого Мастера!

«Кучкисты» и Стасов отрицательно отнеслись к открытию в 1862 году Петербургской консерватории, не до конца понимая, что ее учреждение было прогрессивным явлением в музыкальной жизни. В противовес, в том же году, усилиями Балакирева, хорового дирижера Г. Ломакина и Стасова была создана бесплатная музыкальная школа, которая просуществовала до 1917 года и сделала немало как в пропаганде лучших произведений русской и мировой музыкальной классики, так и в приобщении к музыке бедных, но талантливых людей.

Отдавая должное талантам «Могучей кучки» и понимая их значение для музыки, для истории России, Стасов писал о них статьи, биографии, некрологи, издавал их письма, организовывал концерты из их произведений, хлопотал о сооружении памятников, собирал творческие архивы, переписку.

«Стасов, Стасов! Ах, какой это ангел-хранитель и воодушевитель талантов своего времени!!! - писал Репин К.И. Чуковскому в 1911 году. - Как он лелеял, как распластывался вовсю для русского искусства!..». Как выразился один современник, «никто выше его не ценил и никто порывистее его не любил молодого русского искусства». Когда надо было заступиться за друзей-соратников, Владимир Васильевич не стеснялся в вы-ра-жениях. Одна из его статей - «Музыкальные лгуны» - даже вызвала су-дебный процесс. Статья была направлена против врагов Ба-лакирева, вынудивших композитора уйти из дирижеров сим-фо-нических концертов «Русского музыкального общества».

Один из «музыкальных лгунов» профессор консерватории А.С. Фаминицын привлек Стасова к суду за клевету. Обвинение в клевете суд отверг (30 апреля 1870 г.), но нашел в статье «брань» и приговорил критика к штрафу в 25 рублей и домашнему аресту на семь дней.

О чувстве благодарности и уважения русских композиторов к Владимиру Васильевичу Стасову говорят многие посвященные ему произведения: опера «Хованщина», романсы «Раёк», «Озорник», «Жук», «Картинки с выставки» Мусоргского; «Король Лир» Балакирева; романс «Пусть на землю снег валится», «Гимн Стасову», «Мистический хор для трех женских голосов» Кюи; «Шехерезада», романсы «Порок», «К моей песне», а также сборник народных песен Римского-Корсакова; симфоническая фантазия «Буря» П.И. Чайковского; симфоническая картина «Лес», «Торжественное шествие», Струнный квартет №4 А.К. Глазунова; четыре интермеццо и другие произведения А.К. Лядова. Уже после смерти Стасова Глазунов написал прелюдию для оркестра «Памяти В.В. Стасова».

СТАСОВА нередко упрекали в парадоксальности, тенденциозности, пристрастности. Он отвечал, что ничего плохого в этом не видит, не терпит половинчатости, золотой середины, не любит людей, которые ни холодны, ни горячи, а всегда лишь тепленькие.

Его откровенно травили, особенно газетчики из «Нового времени». Однако он не склонил головы и даже гордился тем, что враги обзывали его «трубой иерихонской», «мамаевой оглоблей», «тараном» и т.п. «Что ж, - писал он в статье «Итоги трех нововременцев» (1893), - мне на такие прозвища жаловаться нечего, я готов был бы признать их в высшей степени лестными и почетными… Я хотел бы быть той мамаевой оглоблей, которая должна сокрушить и сверзить те ненавистные перья и бумаги, которые распространяют одурение и убыль мысли, которые сеют отраву понятий и гасят свет души» (выделено мной. - Ю.С. ).

Стасов искренне сочувствовал рабочим, вставшим в начале ХХ века на борьбу с бесправием, и всей душой желал им победы. Он был твердо убежден, что самодержавию должен наступить конец, что «долго так продолжаться не может: максимум 25-30 лет…». Вскоре после январских событий 1905 года он писал: «Поднялось и двинулось вперед великое дело народного освобождения…» Он приветствовал Валентина Александровича Серова, заявившего после Кровавого воскресенья о своем отказе от звания пожизненного члена Академии художеств - звания, которое было утверждено царем: «Великая Вам честь и слава за Ваше гордое, смелое, глубокое и непобедимое чувство правды и за Ваше омерзение к преступному и отвратительному. Честь и слава Вам».

В эти годы отовсюду «страшные известия о смертях, виселицах, пулях и нагайках». И Стасов «полон злобы и досады», - узнаем мы из его письма Репину. А тут еще декаденты со своими картинами, которые не что иное, как «печальные потуги бессилия и растрепанного бессмыслия». «…Но ведь не вся же художественная Россия состоит только из паралитиков», - говорит Владимир Васильевич в статье об очередной выставке модернистов. Критик верит в лучшее будущее: «У нас уже есть целая масса людей, которые способны что-нибудь понимать в искусстве…»

Не об этих ли массах он думал, когда писал Льву Толстому: «…Пролетариат русский (как я его нынче узнал и полюбил, и боготворю - первый и лучший, современнейший, возвышеннейший пролетариат во всей Европе) стал, как на фундаменте гранитном… Где видно в истории мира, еще в другом каком месте подобное зрелище? Забастовка всего государства… К русской революции прислушивается вся Европа».

Свою творческую работу Стасов всю жизнь расценивал как деятельность «для России и будущего времени», а свои «работы на общую пользу, и еще на пользу тех, из чьих рук собраны деньги на жалованье - на пользу народу Муж слова и совета,

Но сам отнюдь не сочинял…

Хвала тебе за это!

Владимир Васильевич Стасов страстно любил Россию и не представлял жизни без нее. Своей внучке, Софье Медведевой, вынужденной из-за полицейского преследования уехать в Швейцарию, дед внушал мысль, что жить вне Родины невозможно. Он писал: «Все мною виденные примеры доказывали мне всегда, что нельзя безнаказанно покидать навсегда Россию. Через несколько времени всегда следовало раскаяние, горькое сожаление и напрасные, запоздалые самоугрызения, невзирая ни на какие успехи общественные, художественные, научные, а тем более - ограниченные и эгоистические семейные. Я видел, что даже великие люди (или, по крайней мере, значительные люди), например, Герцен, А.А. Иванов, кн. Кропоткин, Гоголь, Тургенев и десятки других, никогда не были довольны (после некоторого времени) долго жить за границей и жадно стремились назад в Россию, ко всему своему и всем своим. Кому из них это не удавалось, завядали, страдали и мучились долго, неизлечимо».

Он всегда верил в талантливость русского народа, у которого «слишком много неумелости и незнания, но инициатива умственная и всякая такая, как, пожалуй, ни у кого». Однако он не страдал национальным шовинизмом, выступал против каких бы то ни было стеснений прав любой народности, страстно желал «чтобы люди и народы были друг другу братьями, а не насильниками с одной стороны и бесправными, угнетенными - с другой».

Огромный ежедневный труд (Стасов только в Рождество и Пасху не ходил на работу в Публичную библиотеку) и время подтачивали его могучий организм.

* * *

13 октября весь культурный Петербург пришел отдать последнюю дань выдающемуся деятелю культуры России. Студенты хотели нести гроб до Тихвинского кладбища Александро-Невской лавры на руках. Но полиция не разрешила, как и хоругви с надписью «Незабвенному Владимиру Васильевичу Стасову - могучему борцу за самобытное искусство». Среди множества венков - венки от Корсаковых, от Шаляпина, Репина, Глазунова и Лядова, от студентов консерватории с надписью «Борцу за свободу в жизни и в искусстве». На могилу положили венки от Публичной библиотеки, Академии художеств, Русского музея, от редакций газет и журналов.

В некрополе Александро-Невской лавры высится бронзовая фигура могучего человека в русской косоворотке, в сапогах. Памятник, замечательный по сходству, как писал совр еменник, «до полной иллюзии воспроизводящий живого Владимира Васильевича в лучшую пору его жизни, полным бодрости и энергии», изваяли друзья - скульптор И.Я. Гинцбург и архитектор И.П. Ропет.

«Его стихией, религией и богом было искусство, - писал Горький. - Он всегда казался пьяным от любви к нему и - бывало - слушая его торопливые, наскоро построенные речи, невольно думалось, что он предчувствует великие события в области творчества, что он стоит накануне создания каких-то крупных произведений литературы, музыки, живописи, всегда с трепетною радостью ребенка ждет светлого праздника…».

Просеивая его жизнь через «решето и сито времени», мы должны признать, что Владимир Васильевич Стасов сумел полностью реализоваться и получить прижизненное признание. Он внес неоценимый вклад в становление, пропаганду и бурное развитие русской культуры, завоевавшей мировую славу. Мы все ему обязаны. Наслаждаясь многими творениями русских художников, композиторов, писателей, благодарные потомки должны помнить имя Владимира Васильевича Стасова, этого неистового искателя, охранителя, пропагандиста и защитника россыпи талантливых русских мастеров культуры.

Уже более ста лет прошло со дня смерти этого гиганта. И прав был Самуил Яковлевич Маршак, когда написал о нем:

Но он такой проделал путь,

Что, вспомнив прошлое столетье,

Нельзя его не помянуть.

Юрий СИДОРОВ, профессор, доктор технических наук

Санкт-Петербург

Юрий СИДОРОВ

профессор, доктор технических наук Санкт-Петербург

Стасов, Владимир Васильевич

Сын Василия Петровича С., археолог и писатель по части изящных искусств, род. в 1824 г. Окончил курс в Императорском училище правоведения. Служил сначала в межевом департаменте правительствующего сената, потом в департаменте герольдии и на консультации при министерстве юстиции. Выйдя в 1851 г. в отставку, отправился в чужие края и до весны 1854 г. жил преимущественно во Флоренции и Риме. В 1856 г. поступил на службу в комиссию для собирания материалов о жизни и царствовании императора Николая I, состоявшую под управлением барона М. А. Корфа, и написал, на основании подлинных документов, несколько исторических трудов, в том числе исследования: "Молодые годы императора Николая I до вступления его в брак", "Обозрение истории цензуры в царствование императора Николая I", "Обзор деятельности III отделения собственной его величества канцелярии в продолжение царствования императора Николая I", "История императора Ивана Антоновича и его семейства", "История попыток к введению григорианского календаря в России и в некоторых славянских землях" (составленную на основании данных государственного архива и напечатанную, по Высочайшему повелению, лишь в небольшом количестве экземпляров, не назначенных для обращения в публике). Все эти исследования были написаны специально для императора Александра II и поступили в его личную библиотеку. С 1863 г. С. около 20 лет состоял членом общего присутствия II отделения Собственной Е. В. канцелярии. С 1856 по 1872 гг. он принимал участие во всех работах по художественному отделу Императорской Публичной Библиотеки, а с осени 1872 г. вступил в должность библиотекаря этого отдела. В начале 1860-х годов он был редактором "Известий" Императорского археологического общества, а также секретарем этнографического отделения Императорского географического музея, который он устроил в сотрудничестве с В. А. Прохоровым. По поручению академии наук им написаны разборы сочинений: Д. А. Ровинского "Об истории русской гравюры" (в 1858 и 1864 гг.), архимандрита Макария - о новгородских древностях (в 1861 г.), С. А. Давыдовой - об истории и технике русского кружева (в 1886 г.) и др.

С 1847 г. он помещал статьи более чем в пятидесяти русских и иностранных периодических изданиях и напечатал несколько сочинений отдельными книгами. Из этих статей и изданий важнейшие: а) по археологии и ucmopuи искусства - "Владимирский клад" (1866), "Русский народный орнамент" (1872), "Еврейское племя в созданиях европейского искусства" (1873), "Катакомба с фресками в Керчи" (1875), "Столицы Европы" (1876), "Дуга и пряничный конек" (1877), "Православные церкви западной России в XVI веке" (1880), "Заметки о древнерусской одежде и вооружении" (1882), "Двадцать пять лет русского искусства" (1882-83), "Тормоза русского искусства" (1885), "Коптская и эфиопская архитектура" (1885), "Картины и композиции, скрытые в заглавных буквах древних русских рукописей" (1884), "Трон хивинских ханов" (1886), "Армянские рукописи и их орнаментистика" (1886); сверх того, критические статьи о произведениях художников И. Репина, М. Антокольского и В. Верещагина и сочинениях Д. А. Ровинского; б) биографии художников и художественных деятелей - К. Брюллова, А. А. Иванова, Ал. и Ив. Горностаевых, В. Гартмана, И. Репина, В. Верещагина, В. Перова, И. Крамского, В. Шварца, В. Штернберга, Н. Богомолова, В. Прохорова, В. Васнецова, Е. Поленовой, а также ревнителя отечественного просвещения П. Д. Ларина; в) статьи по ucmopии литературы и по этнографии - "Происхождение русских былин" (1868), "Древнейшая повесть в мире" (1868), "Египетская сказка в Эрмитаже" (1882), "О Викторе Гюго и его значении для Франции" (1877), "О руссах Ибн-Фадлана" (1881).

В 1886 г., по Высочайшему повелению, на средства государственного казначейства, С. издал обширный сборник рисунков, под заглавием: "Славянский и восточный орнамент по рукописям от IV до XIX века" - результат тридцатилетних исследований в главных библиотеках и музеях всей Европы. В настоящее время он приготовляет к выпуску в свет сочинение об еврейском орнаменте, с приложением атласа хромолитографированных таблиц - труд, основанием для которого послужили рисунки хранящихся в Императорской Публичной Библиотеке еврейских рукописей Х-XIV столетий. Собрание сочинений С. вышло в трех томах (СПб., 1894). В своих многочисленных статьях о русском искусстве С., не касаясь вообще художественной техники исполнения, всегда ставил на первое место содержательность и национальность рассматриваемых им произведений искусства. Его убеждения, хотя бы и оспариваемые, всегда были искренними. В последнее время он особенно старался противодействовать своими статьями новым течениям живописи, получившим общее название декадентства.

В истории русской науки особенно крупную роль сыграла работа С. о происхождении былин. Появилась она в такое время, когда в изучении древнего русского эпоса царили народническая сентиментальность или мистические и аллегорические толкования. В противность мнению, что былины представляют собой самобытное национальное произведение, хранилище древнейших народных преданий, С. доказывал, что наши былины целиком заимствованы с Востока и дают лишь пересказ его эпических произведений, поэм и сказок, притом пересказ неполный, отрывочный, каким всегда бывает неточная копия, подробности которой могут быть поняты лишь при сопоставлении с оригиналом; что сюжеты, хотя и арийские (индийские) по существу, приходили к нам всего чаще из вторых рук, от тюркских народов и в буддийской обработке; что время заимствования - скорее позднее, около эпохи татарщины, и не относится к векам давних торговых сношений с Востоком; что со стороны характеров и изображения личностей русские былины ничего не прибавили самостоятельного и нового к иноземной основе своей, и даже не отразили в себе общественного строя тех эпох, к которым, судя по собственным именам богатырей, они относятся; что между былиной и сказкой вообще нет той разницы, какую в них предполагают, усматривая в первой отражение исторической судьбы народа. Теория эта произвела большой шум в ученом мире, вызвала массу возражений (между прочим А. Веселовского в "Журнале Мин. Нар. Пр.", 1868, №11; Буслаева в "Отчете о 12-м присуждении Уваровских наград" (СПб., 1870); Гильфердинга в газете "Москва"; И. Некрасова в "Акте Новороссийского университета", 1869 г.; Всеволода Миллера в "Беседах общества любителей российской словесности" (вып. 3, M., 1871), Ореста Миллера и др.) и нападок, не останавливавшихся и перед заподозреванием любви автора к родному, русскому. Не принятая всецело наукой, теория С. оставила в ней, однако, глубокие и прочные следы. Прежде всего она умерила жар мифологов, способствовала устранению сентиментальных и аллегорических теорий и вообще вызвала пересмотр всех прежних толкований нашего древнего эпоса - пересмотр, и теперь не законченный. С другой стороны, она наметила новый плодотворный путь для историко-литературных изучений, путь, исходящий из факта общения народов в деле поэтического творчества. Некоторые частные выводы и указания С. (об отрывочности изложения, недостатке мотивировки в некоторых былинах, заимствованных из чужого источника; о невозможности считать исторически точными сословные характеристики разных богатырей былины и т. п.) подтверждены последующими исследователями. Наконец, и мысль о восточном происхождении некоторых наших былинных сюжетов вновь высказана Г. Н. Потаниным и систематически проводится, хотя и с совершенно иным аппаратом, В. Ф. Миллером. Враг всякого лжепатриотизма, С. в своих литературных произведениях выступает ярым бойцом за национальный элемент, в лучшем смысле этого слова, постоянно и настойчиво указывает, в чем русское искусство может найти русское содержание и передать его не в подражательной, чужой, а в самобытной национальной манере. Отсюда преобладание критических и полемических элементов в его работах.

Музыкально-критическая деятельность С., начавшаяся в 1847 г. ("Музыкальным обозрением" в "Отечественных Записках"), обнимает собой более полувека и является живым и ярким отражением истории нашей музыки за этот промежуток времени. Начавшись в глухую и печальную пору русской жизни вообще и русского искусства в частности, она продолжалась в эпоху пробуждения и замечательного подъема художественного творчества, образования молодой русской музыкальной школы, ее борьбы с рутиной и ее постепенного признания не только у нас в России, но и на Западе. В бесчисленных журнальных и газетных статьях [Статьи по 1886 г. изданы в "Собрании Сочинений" С. (т. III, "Музыка и театр", СПб., 1894); перечень статей, вышедших после (неполный и доходящий только до 1895 г.), см. в "Музыкальном Календаре-альманахе" на 1895 г., изд. "Русской Музыкальной Газеты" (СПб., 1895, стр. 73).] С. отзывался на каждое сколько-нибудь замечательное событие в жизни нашей новой музыкальной школы, горячо и убежденно истолковывая значение новых произведений, ожесточенно отражая нападения противников нового направления. Не будучи настоящим музыкантом-специалистом (композитором или теоретиком), но получив общее музыкальное образование, которое он расширил и углубил самостоятельными занятиями и знакомством с выдающимися произведениями западного искусства (не только нового, но и старого - старых итальянцев, Баха и т. д.), С. мало вдавался в специально технический анализ формальной стороны разбираемых музыкальных произведений, но с тем большим жаром отстаивал их эстетическое и историческое значение. Руководимый и пламенной любовью к родному искусству и к его лучшим деятелям, природным критическим чутьем, ясным сознанием исторической необходимости национального направления искусства и непоколебимой верой в его конечное торжество, С. мог иногда заходить слишком далеко в выражении своего восторженного увлечения, но сравнительно редко ошибался в общей оценке всего значительного, талантливого и самобытного. Этим он связал свое имя с историей нашей национальной музыки за вторую половину XIX столетия. По искренности убеждения, бескорыстному энтузиазму, горячности изложения и лихорадочной энергии С. стоит совсем особняком не только среди наших музыкальных критиков, но и европейских. В этом отношении он отчасти напоминает Белинского, оставляя, конечно, в стороне всякое сравнение их литературных дарований и значения. В большую заслугу С. перед русским искусством следует поставить его малозаметную работу в качестве друга и советника наших композиторов [Начиная с Серова, другом которого С. был в течение длинного ряда лет, и кончая представителями молодой русской школы - Мусоргским, Римским-Корсаковым, Кюи, Глазуновым и т. д.], обсуждавшего с ними их художественные намерения, подробности сценария и либретто, хлопотавшего по их личным делам и способствовавшего увековечению их памяти после их смерти (биография Глинки, долгое время единственная у нас, биографии Мусоргского и других наших композиторов, издание их писем, разных воспоминаний и биографических материалов и т. д.). Немало сделал С. и как историк музыки (русской и европейской). Европейскому искусству посвящены его статьи и брошюры: "L"abbé Santini et sa collection musicale à Rome" (Флоренция, 1854; русский перевод в "Библиотеке для Чтения", за 1852 г.), пространное описание автографов иностранных музыкантов, принадлежащих Императорской Публичной Библиотеке ("Отечественные Записки", 1856 г.), "Лист, Шуман и Берлиоз в России" ("Северный Вестник", 1889 г. №№ 7 и 8; извлечение отсюда "Лист в России" было напечатано с некоторыми добавлениями в "Русской Музыкальной Газете" 1896 г., №№ 8-9), "Письма великого человека" (Фр. Листа, "Северный Вестник", 1893 г.), "Новая биография Листа" ("Северный Вестник", 1894 г.) и др. Статьи по истории русской музыки: "Что такое прекрасное демественное пение" ("Известия Имп. Археологического Общ.", 1863, т. V), описание рукописей Глинки ("Отчет Имп. Публичной Библиотеки за 1857 г."), ряд статей в III томе его сочинений, в том числе: "Наша музыка за последние 25 лет" ("Вестник Европы", 1883, №10), "Тормоза русского искусства" (там же, 1885, №№ 5-6) и др.; биографический очерк "Н. А. Римский-Корсаков" ("Северный Вестник", 1899, №12), "Немецкие органы у русских любителей" ("Исторический Вестник", 1890, №11), "Памяти M. И. Глинки" ("Исторический Вестник", 1892, № 11 и отд.), "Руслан и Людмила" М. И. Глинки, к 50-летию оперы" ("Ежегодник Имп. Театров" 1891-92 и отд.), "Помощник Глинки" (барон Ф. А. Раль; "Русская Старина", 1893, №11; о нем же "Ежегодник Имп. Театров", 1892-93), биографический очерк Ц. А. Кюи ("Артист", 1894, № 2); биографический очерк М. А. Беляева ("Русская Музыкальная Газета", 1895, № 2), "Русские и иностранные оперы, исполнявшиеся на Императорских театрах в России в XVIII и XIX столетиях" ("Русская Музыкальная Газета", 1898, №№ 1, 2, 3 и отд.), "Сочинение, приписываемое Бортнянскому" (проект отпечатания крюкового пения; в "Русской Музыкальной Газете", 1900, № 47) и т. д. Важное значение имеют сделанные С. издания писем Глинки, Даргомыжского, Серова, Бородина, Мусоргского, князя Одоевского, Листа и др. Весьма ценно и собрание материалов для истории русского церковного пения, составленное С. в конце 50-х гг. и переданное им известному музыкальному археологу Д. В. Разумовскому, который воспользовался им для своего капитального труда о церковном пении в России. Много заботился С. об отделе музыкальных автографов Публичной Библиотеки, куда он передал множество всевозможных рукописей наших и иностранных композиторов.

См. "Русская Музыкальная Газета", 1895, №№9 и 10: Ф., "В. В. С. Очерк его жизни и деятельности, как музыкального писателя".

С. Булич.

{Брокгауз}

Стасов, Владимир Васильевич (дополнение к статье)

Известный писатель; умер в 1906 г.

{Брокгауз}

Стасов, Владимир Васильевич

(1824-1906; христианин). - Известный художественный критик, ученый и археолог. Глашатай реализма в искусстве, ярый враг ложноклассицизма и академизма, пламенный поборник национального искусства ("чем художник родился, какими впечатлениями он был постоянно окружен, к чему глубоко прильнули его глаза и душа, только то и способен он высказать с великим выражением и правдой"). С. был искренний друг и защитник евреев и еврейства, горячий поклонник еврейских талантов: "Еврейское племя так талантливо, что вы только снимите с этих людей путы, и они тотчас же несутся с неудержимой порывистой силой и вносят свежие, горячие элементы в массу европейского гения, знания и творчества". С. постоянно отмечал и первый приветствовал все явления еврейского творчества в России и на Западе: "Не будучи евреем, я считал интересным и важным рассмотреть права и обязанности еврейского художника и еврейского художества" и считал обязанностью художника-еврея творить в национальном духе: "Эти самые объевропеенные евреи, сколько они способны были бы представить миру оригинальных мелодий, самобытных ритмов и никем не тронутых нот душевных... - или еврейская национальность кажется им, по старым привычкам, все еще бедною, или тем у ней мало в ее старой и новой истории, или типов у нее нет и красоты тела и духа?" - С. описал и превознес известную коллекцию еврейских вещей Страуса, бывшей на всем. выставке 1879 г. в Париже. Вместе с бароном Д. Гинцбургом С. собрал и издал "Еврейский орнамент". С. первый отметил в печати талант М. М. Антокольского и остался всю свою жизнь его другом, защитником и горячим поклонником. Во время выставок раб. Антокольского (1881 и 1893) С. грудью отстаивал его от нападок антисемитских газет. После смерти Антокольского, С. собрал и издал его письма и написал его подробную биографию. С. принимал близкое участие в деле постройки синагоги в Петербурге (1871). С. состоял почетным членом Общ. распространения просвещения. С. был постоянно окружен молодыми талантливыми евреями, - он заботился о них и помогал им советом и добыванием для них средств (просил за них у известного филантропа бар. Горация Гинцбурга). Барон Давид Гинцбург в статье "Стасов и еврейское искусство" (Сборник воспоминаний о В. В. Стасове, "Прометей", 1907) говорит: "Его отношение к еврейскому искусству обусловлено было теми же особенностями его мощной природы, которые легли в основание его прочих деяний: беззаветная преданность истине, страстная любовь к человечеству - искание правды и искренности, - преклонение перед всем естественным, жизненным и действительным - увлечение добром и красотою - признание права всякого живого существа на полное развитие своей личности". С. сотрудничал в "Еврейской библиотеке" и "Рассвете". Его многочисленные статьи о евреях и еврействе вошли в его Собрание сочинений (I, II, III тома, 1847-1886, IV т., 1906): "Жидовство в Европе", "Новая русская статуя", "По поводу постройки синагоги в Петербурге", "Еврейское племя в созданиях европейского искусства", "По поводу перевода Натана Мудрого", "Памятник И. Г. Оршанскому", 1878, "Еврейский музей", "Ответ Л. Гордону". "По поводу Сары Бернар", "Венецианский купец" (1904, изд. Брокгауз-Ефрон); "Еврейский орнамент" (1905, изд. Calvary, Берлин); "Письма Антокольского" (1905 изд. "М. Вольф").

Илья Гинцбург.

{Евр. энц.}

Стасов, Владимир Васильевич

Известный художественный критик, род. 2 января 1824 в СПб. в выдающейся по интеллигентности семье архитектора В. П. С., строителя Измайловского собора. Художественное развитие С. началось с детства; в первоначальное домашнее воспитание его входила и музыка. В 1835 С. поступил в Училище Правоведения, оконченное им в 1843. Здесь он сделался учеником Гензельта по фп. и считался хорошим пианистом. Важным следствием школьной жизни было знакомство с Серовым, также правоведом, перешедшее в долголетнюю дружбу. Эта дружба повлияла на дальнейшую деятельность С., посвятившего музыке значительную часть своих художественных симпатий и в юности даже думавшего о композиторской деятельности. Огромная переписка Серова со С., длившаяся до начала 60-х годов 19 в., напечатанная в "Русской Старине", 1875-78, и "Рус. Муз. Газ.", 1899-1903, является прекрасным материалом для характеристики нашей тогдашней музык. жизни, а также для биографий обоих корреспондентов. В 1845 С. впервые, частным образом, стал заниматься в Публичной Библиотеке, в которую затем в 1857 поступил на службу; он служит здесь и поныне, в качестве заведующего художественным отделом библиотеки. В 1847 С. впервые выступил на поприще музыкальной критики ("Музыкальное обозрение", 1847, и "Отечественные Записки"), но до конца 50-х годов эта деятельность С. носила характер случайный и любительский. В 1851 С. отправился за границу в качестве секретаря князя Демидова; в Италии он изучил знаменитую музык. библиотеку аббата Сантини в Риме, снял копии с целого ряда редких памятников старинного музык. творчества, впоследствии принесенных им в дар Публичной библиотеке, и сделал подробное описание этой библиотеки ("L"Abbé Santini et sa collection musicale à Rome", Флоренция, 1854; по-русски напеч. в "Библиотеке для чтения", 1852). Все музык. статьи С. могут быть разбиты на 4 группы: статьи исторические, биографии и материалы, критика, полемика. Наибольшее значение имеют первые две группы, и среди них статьи: "Описание автографов музык. деятелей" ("Отечественные Записки", 1856); "Каталог рукописей Глинки" (Отчет Публичной Библиотеки, 1857; дополнения и поправки сделаны в "Каталоге рукописей Глинки" Н. Финдейзена); письмо к директору Публичной Библиотеки о древнегреческой рукописи "Святоградец"; исследование о демественном и троестрочном пении. Биографии русских композиторов (Глинки, Мусоргского Бородина, Кюи и Римского-Корсакова) являются вместе с тем и первоисточниками материалов для характеристики этих композиторов; кроме того, С. напечатал в "Русской Старине", "Ежегоднике Имп. театров" и др. большую коллекцию писем и автобиографии Глинки, Даргомыжского и Серова и издал отдельной книгой биографию, переписку и музык. статьи Бородина (СПб., 1889). Точно так же интересны материалы, собранные С. о пребывании в России Листа, Шумана и Берлиоза (СПб., 1896). Из музыкально-критических работ выдаются статьи: "Русская музыка за последние 25 лет" ("Вестник Европы", 1883), "Искусство" в приложении к журналу "Нива", 1901. Статьи полемического характера, иногда слишком увлекающегося и одностороннего характера, были направлены против музыкантов, не сочувствовавших деятельности новой русской школы: Серова, Лароша, Рубинштейна, Фаминцына и др. В этом отношении выделяется крупная статья "Тормазы нового русского искусства" ("Вестник Европы", 1885). Вообще, вся музыкально-литературная деятельность С. направлена главным образом в защиту тенденций Новой русской школы; вместе с Кюи С. был главным представителем последней в литературе. Статьи С., написанные необыкновенно горячо и искренне, мало затрагивают техническую сторону разбираемых композиций и касаются главным образом их общего эстетического и исторического значения. К празднованию семидесятилетия С. вышло в свет полное собрание его статей в 3-х компактных томах (1894, СПб). В 3-м томе этого собрания помещены музыкально-литературные работы С. по 1886; статьи, появившиеся после 1886, отдельно не изданы. В 1886-1903 С. печатал статьи по музыке в "Русской Старине" (1889-1893), "Северном Вестнике" (1889, 1893), "Историческом Вестнике" (1890, 92), "Артисте" (1894), "Ежегоднике Имп. театров", "Новостях" и "Русской Музык. Газете". Биографический очерк С. см. "Рус. Муз. Газ.", 1895, №№ 9-10.

(Ф. ).

Стасов, Владимир Васильевич

Историк искусства и литературы, музыкальный и художественный критик и археолог. Сын известного архитектора В. П. Стасова. Окончил курс в императорском училище правоведения.

Научная и критическая деятельность С. очень разнообразна (русская история, фольклор, история искусств). Основная историко-литературная работа С. - "Происхождение русских былин" - вызвала большую полемику в научных кругах. В ней С., опираясь на теорию Бенфея, развивал ту мысль, что русские былины не имеют в себе ничего действительно русского и являются перенесением на русскую почву восточных (индийских и др.) тем и мотивов через посредство тюркских и монгольских народов. Основная цель работы, как указал сам автор, - борьба со славянофильской трактовкой образов былинных героев как воплощений истинно-русской народной души. Работа вызвала ожесточенные нападки на автора (Гильфердинг, О. Миллер, Бессонов и др.). Но точка зрения С. нашла поддержку у В. Ф. Миллера и особенно у Г. Н. Потанина. С. действительно переоценил значение восточных мотивов в былинах, допуская часто поверхностные и схематические сближения русских произведений с восточными. Однако его работа сыграла в свое время большую роль в разрушении славянофильской трактовки русского фольклора, показав необходимость учета международных связей при изучении истории русской устной поэзии.

В многочисленных критических статьях, охватывающих область музыки, театра, живописи и литературы, С. всегда на первое место ставил идейность и правдивость произведения. Враг всяких внешних эффектов, С. считал основной задачей художника воссоздавать "те характеры, типы, события ежедневной жизни, которые первый научил видеть и создавать Гоголь". В соответствии с этим С. явился лит-ым выразителем художественной идеологии "новой русской музыкальной школы", прозванной им "могучей кучкой", творческая практика которой содержала в себе элементы народничества и реализма. В области живописи С. явился горячим защитником передвижничества. В литературе С. высоко ставил Толстого и жестоко критиковал раннего Тургенева за "тепленькую водичку кротости и смирения", хотя последующие его произведения, в частности "Новь", ошибочно ставил очень высоко.

Сторонник национальной самобытности русского искусства, С. хотя и был чужд реакционно-славянофильской трактовке самобытности, однако, одновременно враждебно относился к революционно-демократическому ее пониманию. Поэтому Стасов и не смог понять подлинную природу русской народной эпической поэзии.

Библиография: I. Собрание сочинений, т. I - IV, СПб, 1894-1901; Избранные сочинения в двух томах, изд. "Искусство", т. I, М. - Л., 1937.

II. Вл. Кapeнин, Владимир Стасов. Очерк его жизни и деятельности, ч. 1 и 2, изд. "Мысль", Л., 1927; Лев Толстой и В. В. Стасов. Переписка. 1878-1906. Ред. и примечания В. Д. Комаровой и Л. Б. Модзалевского, изд. "Прибой", Л., 1929.

{Лит. энц.}

Большая биографическая энциклопедия . 2009 .